Связь бремен
Мариинский театр отпраздновал 240-летие
Гала-концерт к 240-летию Мариинского театра прошел на его новой сцене («Мариинский-2»). Маэстро Валерий Гергиев стоял за пультом пять часов с перерывами на два антракта, дирижируя своими лучшими оперно-балетными силами в преимущественно российском репертуаре. Рассказывает Владимир Дудин.
Фото: Наташа Разина
Фото: Наташа Разина
Фото: Наташа Разина
Фото: Наташа Разина
Трудно сказать, была ли бы рада императрица Мария Александровна (в честь которой в 1860 году было названо историческое здание Мариинского театра) узнать, что на пятом часу торжественного вечера в 2023 году народ пачками побежит из «залы», торопясь на общественный транспорт или просто утомившись от нескончаемых номеров, втиснутых в программу с целью объять необъятное. Возможно, марафонный хронометраж потешил бы Екатерину II (по указу которой в 1783 году был основан Большой Каменный театр на Карусельной площади), двор которой в отсутствие кино, телевизора и тем более цифровых гаджетов воспринимал многочасовые вечера в сопровождении певиц и «дансерок» как должное. Сегодня пять часов гала-концерта по случаю 240-летия, может статься, и оправдались бы, будь нам явлена гениальная концепция, объяснявшая, ради чего все эти алмазы, которых «не счесть в каменных пещерах», собирались на протяжении двух с половиной веков,— но этого не случилось.
Хоть концерт и взял за точку отсчета увертюру к опере «Руслан и Людмила» Глинки, премьера которой состоялась в 1842 году на сцене все того же Большого (Каменного) театра, все последующее заполнение программы было больше всего похоже на «Багаж» Маршака: весь нажитый скарб по максимуму и еще чуть-чуть, причем в порядке не аккуратного коллекционного каталога, а суетливого восточного базара. Вот уже как будто дали блестящую увертюру, но давайте вставим еще одну — «Праздничную» Шостаковича, сочиненную к 37-й годовщине Октябрьской революции, только потому, что она «напоминает музыку Глинки» (а заодно, очевидно, и время борьбы с формализмом). Вот, казалось бы, отработали любимую оперу маэстро — «Хованщину» Мусоргского в виде арии Шакловитого «Спит стрелецкое гнездо», которую с комом в горле исполнил баритон Владислав Сулимский. Но надо добавить еще и длиннющую хоровую сцену и арию Хованского «Дети, дети мои», которую, конечно же, очень выразительно спел и сыграл Владимир Ванеев. Вот роскошная Далила в облике меццо-сопрано Екатерины Семенчук уже окончательно соблазнила Самсона своей третьей арией «Mon coeur s'ouvre a ta voix» из «Самсона и Далилы» Сен-Санса, но давайте еще для верности дожмем хронометраж балетным дуэтом из «Вакханалии» оттуда же. Хорошо еще не додумались добивать публику «Половецкими плясками» после двух арий из «Князя Игоря» Бородина — Игоря и хана Кончака, кем предстали Евгений Никитин и высоченный харизматик Мирослав Молчанов.
Желание горе-редакторов концерта расшибиться в лоб, но всем угодить во что бы то ни стало в соединении с неуклюжими гримасами режиссерских решений приводило в том числе к забавным казусам. На фоне декораций из «Любви к трем апельсинам» Прокофьева, где только что отсверкала своей арией Царица ночи в воплощении сопрано Айгуль Хисматуллиной, спешно заменившей ранее заявленную Альбину Шагимуратову, бас Михаил Петренко вдруг затянул бурлацкий хит «Эй, ухнем». За ним, будто из венецианской лагуны, потянулся мужской хор чернорубашечников, оказавшихся в роли бурлаков-эстетов, тянущих за собой виртуальные гондолы. Убогость художественных решений в оформлении сцены резко контрастировали с музыкальными красотами, несшимися из оркестровой ямы — как если бы на «мерседес» нацепили капот «запорожца». Так, например, все западноевропейские шедевры вроде «Тоски» и «Турандот» Пуччини, «Силы судьбы» Верди, «Волшебной флейты» Моцарта исполнялись в глубокой тени разместившихся на сцене теремных колонн a la Russe. Но именно в этих декорациях зачаровывали искусным вокалом и Ирина Чурилова в молитве Леоноры «Pace, pace» из «Силы судьбы» Верди, и калласоподобная Татьяна Сержан в сцене из «Тоски» Пуччини вместе с Ариунбаатаром Ганбаатаром. Долгожданной участницей гала (в отсутствие главной оперной звезды Мариинского Анны Нетребко) стала сопрано Елена Стихина в арии Лизы у Канавки. Ильдар Абдразаков, нынешний записной царь среди басов, выступил с монологом про скорбь души из «Бориса Годунова» Мусоргского; Зинаида Царенко прощалась с лесами и полями в арии Иоанны из «Орлеанской девы» Чайковского, а Владислав Сулимский вместе с меццо Юлией Маточкиной бравировали искусством певца-актера в сцене из «Царской невесты» Римского-Корсакова.
Имя Родиона Щедрина (который мог бы быть среди гостей, но его не было) возникло лишь в связи с частушками Варвары из оперы «Не только любовь», исполненными с последней прямотой Екатериной Семенчук. Но был еще и балетный десант. Диана Вишнева отвечала за «Парк» Прельжокажа, Виктория Терешкина — за наследие Анны Павловой и Ульяны Лопаткиной в «Умирающем лебеде», Рената Шакирова виртуозно отвертела фуэте Китри из «Дон Кихота» Минкуса, а Владимир Шкляров предстал вечнозеленым Ромео в сцене из балета Прокофьева. Застольную же из «Травиаты» Верди глубоко за полночь слушало на этом бдении почти по монастырскому уставу уже примерно ползала.