Часовые в почетном карауле
У Zenith в Ле-Локле
Часовщики разных эпох создавали славу Zenith. Двое из них удостоены мемориала прямо на мануфактуре, которой они посвятили свою жизнь.
Фабрика-городок Zenith в Ле-Локле сохранилась почти без изменений до наших дней
Фото: предоставлено Zenith
Первое, что видит посетитель при входе,— надпись «Здесь замурован прах основателя марки Жоржа Фавра-Жако (1843–1917)». Мимо этой «кремлевской стены» швейцарской часовой промышленности каждый день проходят работники Zenith.
Отец-основатель Жорж Фавр начал работать часовщиком с 13 лет, а уже к 18-летию учил мастерству других. Едва повзрослев, женившись и став Фавром-Жако, в 22 года он решил открыть свою собственную фабрику, названную Georges Favre-Jacot & Cie.
Фавр-Жако объединил всех профессионалов в одном здании. Раньше производство было раскидано по деревням, и домотканые турбийоны везли по горным дорогам навстречу корпусам и стрелкам. Собрать все это под одной крышей означало повысить качество, уменьшить затраты и цены, привязать к себе мастеров. Мануфактура начиналась в маленьком доме на пустыре и, постепенно расширяясь, заняла 18 зданий. На ней — и это в городке, в котором и сейчас не больше 11 тыс. жителей — работали 1 тыс. мастеров.
Часы когда-то были уникальным продуктом, каждый раз придумывавшимся и изготавливающимся заново. Фавр-Жако поставил на серийное производство, насмотревшись в Америке на конвейеры Генри Форда: в 1901 году производство достигло 100 тыс. часов в год.
Один из кладов с чердака Шарля Вермо — экспериментальные циферблаты El Primero с синими шкалами
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ
При Фавре-Жако и его наследниках Zenith начал сертификацию своих часовых механизмов в обсерваториях Франции и Швейцарии. Всего было получено 2333 награды, включая 1565 первых мест, на хронометрических соревнованиях. Когда в наше время их наконец-то достали из архива, на одной из часовых ярмарок в Базеле ими сплошь покрыли стены зенитовского павильона.
До сих пор фабрика пользуется только собственными механизмами. Разработанный в 1969 году El Primero историки марки считают первым в мире (отсюда название) хронографом с автоматическим подзаводом. Историки других марок первенство оспаривают (спор идет то о месяцах, то о днях), но не могут оспорить того, что El Primero почти 50 лет остается одним из самых удачных и точных механизмов своего класса.
Инженеры создали не комбинацию модулей, как поступили многие конкуренты, а так называемый интегрированный, то есть входящий в механизм, хронограф. Для этого было использовано колонное колесо, новый калибр стал одним из первых серийных высокочастотных механизмов со скоростью баланса 36 тыс. полуколебаний в час. Увеличение скорости давало возможность измерять доли секунды и позволяло надеяться на то, что новые часы выдержат конкуренцию с точными кварцевыми механизмами. Совершенно новый калибр потребовал и совершенно новых решений — к примеру, скорость многократно увеличивала трение и рождала центробежные эффекты. От обычного часового масла решено было перейти к сухой смазке, которая станет потом использоваться и другими марками. Автоподзавод с центральным ротором должен был стать альтернативой батарейке. К тому же в часах предполагалось разместить заводной барабан с запасом хода не менее двух суток.
Однако El Primero был слишком сложен, чтобы Zenith смог сразу наладить производство и поставку. Это был в буквальном смысле слова «механизм будущего», но за это будущее пришлось побороться. В Ле-Локле с ужасом вспоминают момент, когда предприятие попало в руки американцев из Zenith Radio Data. Американцы предпочли кварц, и в 1975-м производство механических часов было решено полностью прекратить. Все погибло бы, если бы Шарль Вермо, начальник конструкторского бюро, которое разработало технологию производства El Primero, не спрятал чертежи, инструменты и формы (между прочим, несколько тонн!) на чердаке одного из зданий фабрики.
В 1978 году Zenith вернулся к швейцарцам, которые понимали ценность механики, но все казалось потерянным — и мастера, и чертежи, и, главное, оборудование. Тогда-то и пригодился клад Шарля Вермо — это был лучший день в жизни самого часовщика и тогдашнего технического директора марки Жан-Пьера Жерера.
Zenith потребовалось всего два года, чтобы запустить производство, причем новый механизм спас мануфактуру в 1980-х годах, когда его стал закупать Ebel, а потом и Rolex, который даже содержал на фабрике в Ле-Локле собственный цех. Чердак Шарля Вермо превратили в музей и показывают с таким же благоговением, как шалаш Ленина в Разливе. И это не просто туристский аттракцион. В этой «камере времени» то и дело открываются новые секреты, вроде циферблатов особого цвета, тогда не пошедших в серию, сейчас — становящихся основой новых лимитированных моделей. Мануфактура в Ле-Локле — не просто памятник часового искусства под охраной ЮНЕСКО, это еще и памятник людям, это искусство создававшим.