Избавившись от шумного и грязного грузового порта, Барселона приобрела немноголюдную прогулочную набережную |
Барселону реконструируют с 1992 года, когда город принял Олимпиаду. Сегодня реконструкция практически закончена: начавшись на горе Монтжуйк, она дошла до порта, где на 16 гектарах выстроен новый комплекс Культурфорума. Туда я отправился в первую очередь.
Поразительное пространство. 16 га цветного асфальта, разрисованного по клеточкам. Эта гигантская площадь одной оконечностью уходит в море. На пирсе выстроено нечто вроде трибуны с навесом. Навес — солнечная батарея (пока не работает), трибуна — место, чтобы любоваться морем. Батарея и композиция из цветного асфальта — испанские архитекторы Хосе Лапенья и Элиас Торрерос. Рядом — сложный ландшафтный парк, весь из складок рельефа, работа Александра Заеро Поло, одного из самых модных сегодня архитекторов-виртуальщиков. На него можно любоваться с трибуны. Складки рельефа напоминают складки волн, это считается очень тонким решением. В другую сторону — лес бетонных столбиков, "общественное пространство без строгого назначения", как описывают это дело авторы. Напоминает рынок с навесом.
За ним — большое синее здание Культурфорума самых прославленных сегодня швейцарских архитекторов Жака Херцога и Пьера де Мерона. Это главный хит всего комплекса, и это уже просто шок: оно до такой степени напоминает советские работы 1960-х годов, что кажется, будто ты попал в пионерлагерь "Орленок". Само здание синее (мол, рядом море), под ним можно гулять (поднято над землей на один этаж), и все его подбрюшье декорировано металлической чеканкой с изображением морских звезд. Остро пахнет не морем, а Зурабом Церетели. По соседству — Дворец конгрессов архитектора Хосепа Маттео, все затянутое модной прозрачной сеточкой, далее — фронт гостиниц и главная улица новой Барселоны, авингуда Диагонал.
И в этом районе совершенно пусто. Я встретил двух человек — одного бомжа, питавшегося из урны, и одного африканского подростка, катавшегося на скейте. Больше на 16 гектарах территории никого не было. Какой-то Марс.
Барселона приобрела экологически чистую солнечную батарею |
Главная идея Боигаса заключалась в том, что город — это общественные пространства. Не жилье и не офисы, а именно общегородские пространства, которые и делают город городом. Поскольку за общественные пространства никто не хочет платить, главный архитектор, убежденный социалист, доказывает, что город может существовать только за счет государства. Ему повезло: три мэра, при которых он работал, тоже были социалистами, и все трое успешно выбивали средства из федерального правительства, пользуясь комплексом вины, который Мадрид испытывает перед Каталонией.
Комплекс возник из-за Франко. В период гражданской войны Каталония стояла на антифранкистских позициях, и пока генерал не умер в 1975 году, в Барселоне жилось плохо. Он стал бедным, загаженным отсталой промышленностью, заселенным по окраинам нищим и пассивным населением. В 80-е годы в город потекли деньги на исправление исторической несправедливости. Это и стало основой барселонского строительного бума.
К Олимпиаде город освободил от налогов собственников зданий в историческом центре, чтобы они отреставрировали фасады. А тем, кто все равно не мог этого сделать, выдавались беспроцентные кредиты. Главными общественными пространствами Боигас первоначально сделал парки и скверы — их в разных частях города за двадцать лет было создано 150. Районы бедной застройки постепенно сносились, вокруг новых парков строились очень цивилизованные дома. Основные спортивные олимпийские объекты располагаются на горе Монтжуйк, где когда-то, в 1929 году, проходила всемирная выставка. Олимпийская деревня располагалась с другой стороны — в старом порту, и после Олимпиады город перешел к реконструкции всей приморской зоны. Там, где теперь располагается Культурфорум, раньше был нефтеналивной завод.
Чеканные формы барселонского Культурфорума отчетливо напоминают работы мастерской Зураба Церетели |
Это очень красивое здание. Изысканная минималистическая геометрия, уникальное чувство пропорций и материала — стены павильона сделаны из полированного камня. У этой вещи есть привкус безусловного шедевра, и это, наверное, лучшее здание в Барселоне (хотя это город великого архитектора эпохи ар-нуво Антонио Гауди). Но с ним есть одна странность.
Мис ван дер Роэ в 1929 году был одним из лидеров "Баухауса", школы немецких архитекторов-авангардистов весьма левых убеждений. Свою эстетику они считали новой эстетикой рабочего класса. Они делали жилище для рабочих, мебель для рабочих, дизайн для рабочих — все для рабочих. Когда смотришь на то, что в результате получилось у Миса, оторопь берет. Все это пространство создано ради одной комнаты, где стоит необыкновенно изысканная мебель из белой кожи, и ты должен сидеть на ней, пить коктейль и любоваться двумя бассейнами. Пролетариат не может сидеть в креслах белой кожи. Это вкус даже не миллионера, а миллиардера, это новая минималистическая роскошь, авангардная luxury.
В 1929 году Мис ван дер Роэ построил павильон, символизирующий новую эстетику пролетариата. К 1986 году, когда павильон восстановили, такой стала эстетика миллионеров |
А в новых 150 парках, которые так приятно обрамляли эти чудесные дома, завелись бомжи. В Барселоне тепло, и они живут круглый год — не выведешь. Это очень нервирует. В результате парки обнесли оградами, сделали ключи и выдают их жителям близлежащих домов, а просто так не войдешь. И весь этот замечательный план социальной реконструкции города, проводившийся градостроителем-социалистом в сотрудничестве с тремя социалистическими мэрами, привел в результате к социалистической luxury.
С бедностью покончили путем выселения бедных, а федеральные средства на реконструкцию потратили на создание инфраструктуры для люксовых домов и прекрасные общественные пространства, которые, как известно, очень поднимают цену окружающей застройки. Примерно как строительство храма Христа Спасителя очень позитивно сказалось на динамике цен на Остоженке. Правда, замечено, что люди, которые живут в люксовых домах, да еще и с собственными приватизированными садами, не очень нуждаются в общественных пространствах. Пусто там, не ходят они туда. Им и дома хорошо.
Лужков не раз заявлял о своих лейбористских, то есть социалистических, пристрастиях, и действовал как настоящий западный лейборист — повышал капитализацию общегородских территорий с целью провести более выгодную их приватизацию с участием города. У нас тоже был строительный бум, мы тоже получали деньги от федерального центра, мы везде делали все то же самое. Отчего же вдруг сэр Ричард Роджерс, великий архитектор и глава британской комиссии по реконструкции городов, в недавней статье в "Гардиан" назвал Барселону образцом для Британии? Почему какая-то Барселона, когда мы сами могли бы реконструировать по нашему образцу и Вильнюс, и Таллин, и Манчестер, и вообще что угодно?
Дворец конгрессов Хосепа Маттео |
Ведь что они хотели построить на месте Культурфорума? Этому городу была нужна набережная. В приморских городах набережная — это очень приятное место, там гуляют, кафе, рестораны, бутики. Обычно это самая старая часть города, так что дома там, как правило, с колоннами, бывают разные аркады, портики, словом, что-то традиционное, пошловатое, но приятное. Но поскольку Барселона в свое время съела свои набережные нефтеналивными заводами и грузовыми портами, то этого не было, и хотелось построить.
Но они знали, что это нельзя, а можно только авангардную архитектуру с участием международных звезд. И поэтому вместо набережной они получили 16 га заасфальтированной площади. В Барселоне летом — до 60 градусов на солнце, редкая чайка перелетит через эту площадь, но приходится идти на жертвы. Зато сверху, с высоты птичьего полета, эти 16 га разноцветного асфальта смотрятся как картина Пита Мондриана.
В 2005 году нищие портовые кварталы потеснились, чтобы освободить место для башни Агбар Жака Нувеля |
Юрий Михайлович Лужков не поверил, что имена западных архитекторов значат гораздо больше, чем естественное человеческое чувство, говорящее, что сделанное ими — это глупость и дрянь. Он не отдался международной архитектурной мафии, он отдался русской архитектурной мафии, думая, что может ею управлять. А русская архитектурная мафия — то же самое, что международная, только провинциальнее. У нас не построили своих неудачных зданий ни Херцог с де Мероном, ни Заха Хадид, ни Норман Фостер, и уже, скорее всего, не построят. И в результате не мы, а Барселона оказалась лучшим городом Земли.