"Мандерлей" (Manderlay, 2005, **) Ларса Фон Триера анонсируют как вторую часть "шокирующей" трилогии, первым томом которой был нашумевший "Догвиль" (2003). Фильм действительно шокирует, но не жестокостью рассказанной притчи и не радикализмом эстетики, а тем, как увлеченный некой абстрактной идеей режиссер с последовательностью маньяка истребляет все родовые признаки кино как такового. Это почти отказ от профессии: Фон Триер напоминает какого-нибудь режиссера серебряного века, эстета и декадента, который осознал классовую порочность своего творчества и с восторгом начал ставить в рабочих клубах агитационные спектакли "Синей блузы". "Мандерлей" — голый концепт, который можно пересказать словами безо всякого для него ущерба. Поэтому бессмысленно обсуждать, лучше или хуже Брайс Даллас Ховард в роли Грейс, чем Николь Кидман: на ее месте может быть хоть Марлен Дитрих, хоть девочка из подворотни, главное, чтоб блондинкой была. "Эстетика" "Мандерлея" еще беднее, чем в "Догвиле". Там Фон Триер хотя бы поиграл со зрителями в свой нарисованный на земле городок: дескать, вот это невидимая собака лежит, а это, слышите, Грейс стучится в невидимую дверь. "Мандерлей" же — некое абстрактное темное пространство, на пятачке которого актеры честно произносят текст. По поводу сюжета обычно цитируют Фон Триера, выразившего надежду, что его возненавидят после "Мандерлея" и Ку-клукс-клан, и "Черные пантеры". Таким образом, смысл фильма сужается, переводится исключительно в плоскость расовых отношений и выглядит неаппетитно. 1933 год. Грейс с головорезами своего папаши не может вернуться в отчую "малину" и шляется по Америке: пока папа разбирался с Догвилем, его трон пошатнулся. Они натыкаются на городок Мандерлей, чернокожие обитатели которого продолжают жить в рабстве: жестокая хозяйка Мэм скрыла от бедолаг, что уже 70 лет, как они свободны, и продолжает пороть их как сидоровых коз. Возмущенная Грейс раскрывает рабам глаза и начинает учить их демократии. То, что они голосованием выясняют, какой сейчас час, или приговаривают к смерти не совсем нормальную старушку, повинную в гибели ребенка, еще можно отнести за счет издержек молодой демократии. Но и сама Грейс получает по полной: ею насыщается хитрый и похотливый негр, ее обманывают, берут в плен и, что самое главное, с нее слетает всякая терпимость. Грейс охотно берет сама в руки плеть. К тому же выясняется, что найденная у Мэм книга, этакая Книга Бытия, где расписано, какие типы рабов существуют и как держать их в повиновении, сочинена самым мудрым, старым рабом. Правду о свободе от рабов скрыли ради их же пользы: Америка не готова принять их в свои объятия, лучше уж им оставаться в рабстве. Похоже на расистский дискурс, но только похоже. Фон Триер ненавидит Америку, но ничто не указывает на то, что он особенно ненавидит афроамериканцев: он снимает фильмы не о датчанах, американцах или немцах, а о людях, как таковых. В свете "Догвиля" его американская трилогия оказывается трилогией о тех инструментах, которые люди придумали для обуздания своих животных импульсов и успешно поставили на службу тем же самым импульсам. "Догвиль" хладнокровно констатировал полную непригодность христианских ценностей, "Мандерлей" — непригодность ценностей демократических. Причем от этих ценностей отступают в итоге и те, кто пытается их насаждать: им не остается ничего, кроме как пороть и стрелять, стрелять и пороть. А единственной, чисто антиамериканской шпилькой, которую подпустил Фон Триер, можно считать то, что демократии учит не кто иной, как гангстеры, выгодно отличающиеся от рабов тем, что живут не по лицемерным законам, а по честным понятиям. И это единственная забавная деталь в этом "не фильме". "Излучина реки" (Bend of the River, 1952, ****) — один из лучших вестернов Энтони Манна. Впрочем, у Манна все вестерны — лучшие. От иных шедевров жанра он отличается мотивировкой действий героев, о которой даже и говорить неловко. "Излучина реки" — вестерн о еде. Два ковбоя с прошлым, покрытым мраком, но безусловно бесчестным, должны доставить до наступления зимы в колонию переселенцев запасы продовольствия. Но за минувший сезон разразилась золотая лихорадка, цены на еду взлетели до небес. Приходится уже оплаченный товар отбивать с боем, стреляя по всему, что шевелится, приходится отказываться перепродать его золотоискателям, так же, как переселенцы, обреченным погибнуть с голода. Добро, естественно, утопит зло в реке и доставит еду по назначению. Но, внешне следуя канонам жанра, Манн объясняет на редкость циничную вещь: нет там, на Диком Западе, ни добра, ни зла. Вернее, добро воплощает тот, кто стреляет первым и остается в живых. Ту же самую историю можно было бы снять с точки зрения второго ковбоя, оказывающегося в "Излучине реки" предателем. И он был бы в глазах зрителей полностью оправдан, если бы отбил груз у переселенцев и спас золотоискателей.
Михаил Трофименков
"Мандерлей" (Manderlay, 2005, **) Ларса Фон Триера анонсируют как вторую часть "шокирующей" трилогии, первым томом которой был нашумевший "Догвиль" (2003). Фильм действительно шокирует, но не жестокостью рассказанной притчи и не радикализмом эстетики, а тем, как увлеченный некой абстрактной идеей режиссер с последовательностью маньяка истребляет все родовые признаки кино как такового. Это почти отказ от профессии: Фон Триер напоминает какого-нибудь режиссера серебряного века, эстета и декадента, который осознал классовую порочность своего творчества и с восторгом начал ставить в рабочих клубах агитационные спектакли "Синей блузы". "Мандерлей" — голый концепт, который можно пересказать словами безо всякого для него ущерба. Поэтому бессмысленно обсуждать, лучше или хуже Брайс Даллас Ховард в роли Грейс, чем Николь Кидман: на ее месте может быть хоть Марлен Дитрих, хоть девочка из подворотни, главное, чтоб блондинкой была. "Эстетика" "Мандерлея" еще беднее, чем в "Догвиле". Там Фон Триер хотя бы поиграл со зрителями в свой нарисованный на земле городок: дескать, вот это невидимая собака лежит, а это, слышите, Грейс стучится в невидимую дверь. "Мандерлей" же — некое абстрактное темное пространство, на пятачке которого актеры честно произносят текст. По поводу сюжета обычно цитируют Фон Триера, выразившего надежду, что его возненавидят после "Мандерлея" и Ку-клукс-клан, и "Черные пантеры". Таким образом, смысл фильма сужается, переводится исключительно в плоскость расовых отношений и выглядит неаппетитно. 1933 год. Грейс с головорезами своего папаши не может вернуться в отчую "малину" и шляется по Америке: пока папа разбирался с Догвилем, его трон пошатнулся. Они натыкаются на городок Мандерлей, чернокожие обитатели которого продолжают жить в рабстве: жестокая хозяйка Мэм скрыла от бедолаг, что уже 70 лет, как они свободны, и продолжает пороть их как сидоровых коз. Возмущенная Грейс раскрывает рабам глаза и начинает учить их демократии. То, что они голосованием выясняют, какой сейчас час, или приговаривают к смерти не совсем нормальную старушку, повинную в гибели ребенка, еще можно отнести за счет издержек молодой демократии. Но и сама Грейс получает по полной: ею насыщается хитрый и похотливый негр, ее обманывают, берут в плен и, что самое главное, с нее слетает всякая терпимость. Грейс охотно берет сама в руки плеть. К тому же выясняется, что найденная у Мэм книга, этакая Книга Бытия, где расписано, какие типы рабов существуют и как держать их в повиновении, сочинена самым мудрым, старым рабом. Правду о свободе от рабов скрыли ради их же пользы: Америка не готова принять их в свои объятия, лучше уж им оставаться в рабстве. Похоже на расистский дискурс, но только похоже. Фон Триер ненавидит Америку, но ничто не указывает на то, что он особенно ненавидит афроамериканцев: он снимает фильмы не о датчанах, американцах или немцах, а о людях, как таковых. В свете "Догвиля" его американская трилогия оказывается трилогией о тех инструментах, которые люди придумали для обуздания своих животных импульсов и успешно поставили на службу тем же самым импульсам. "Догвиль" хладнокровно констатировал полную непригодность христианских ценностей, "Мандерлей" — непригодность ценностей демократических. Причем от этих ценностей отступают в итоге и те, кто пытается их насаждать: им не остается ничего, кроме как пороть и стрелять, стрелять и пороть. А единственной, чисто антиамериканской шпилькой, которую подпустил Фон Триер, можно считать то, что демократии учит не кто иной, как гангстеры, выгодно отличающиеся от рабов тем, что живут не по лицемерным законам, а по честным понятиям. И это единственная забавная деталь в этом "не фильме". "Излучина реки" (Bend of the River, 1952, ****) — один из лучших вестернов Энтони Манна. Впрочем, у Манна все вестерны — лучшие. От иных шедевров жанра он отличается мотивировкой действий героев, о которой даже и говорить неловко. "Излучина реки" — вестерн о еде. Два ковбоя с прошлым, покрытым мраком, но безусловно бесчестным, должны доставить до наступления зимы в колонию переселенцев запасы продовольствия. Но за минувший сезон разразилась золотая лихорадка, цены на еду взлетели до небес. Приходится уже оплаченный товар отбивать с боем, стреляя по всему, что шевелится, приходится отказываться перепродать его золотоискателям, так же, как переселенцы, обреченным погибнуть с голода. Добро, естественно, утопит зло в реке и доставит еду по назначению. Но, внешне следуя канонам жанра, Манн объясняет на редкость циничную вещь: нет там, на Диком Западе, ни добра, ни зла. Вернее, добро воплощает тот, кто стреляет первым и остается в живых. Ту же самую историю можно было бы снять с точки зрения второго ковбоя, оказывающегося в "Излучине реки" предателем. И он был бы в глазах зрителей полностью оправдан, если бы отбил груз у переселенцев и спас золотоискателей.