Во вступлении к докладу авторы как будто бы даже извиняются за то, что им вообще пришлось заниматься расследованием ("Масштабы трагедии... существенно повлияли на общественно-политическую ситуацию в республике и потребовали от депутатов парламента республики... как народных избранников предпринять меры, обеспечивающие установление правды о произошедшем, доведение ее до сведения избирателей и жителей Республики Северная Осетия — Алания, СМИ. Вот почему 10 сентября 2004 года... была создана депутатская комиссия...").
А исключительно политкорректная концовка (глава "Выводы и предложения") вызывает, мягко говоря, очень странное чувство — помесь жалости с разочарованием. В ней никак не резюмируются выводы, прямо вытекающие из основной части доклада. По сути, это лишь нижайшее местечковое прошение к федеральной власти.
Впрочем, если воспринимать доклад как типовое произведение отчетного жанра (такое, как проект, научная работа, концепция и т. п.), то он вполне укладывается в классический канон. Этот канон основан на понимании того, что начальство будет читать только первую и последнюю страницы; все, что между ними, принципиального значения (для начальства) не имеет.
Судя по отсутствию реакции на доклад представителей власти — по крайней мере, на момент подписания номера ни один чиновник федерального масштаба доклад не прокомментировал,— именно так к нему и рекомендовано относиться: как к заявлению местных депутатов, не представляющему никакой особой важности.
Мог ли доклад быть другим? Оставим в стороне прямое и опосредованное давление на комиссию со стороны Генпрокуратуры РФ (резкие высказывания Николая Шепеля в адрес главы комиссии Станислава Кесаева после его июньского интервью "Власти", вызовы Кесаева и нового главы республики Таймураза Мамсурова на допросы, "водочные" и "спортивные" дела, заведенные в Осетии Владимиром Колесниковым). Все это, конечно, могло повлиять на итоговый вариант доклада, но первопричина, как представляется, не в этом.
"Власть" недавно уже вспоминала (см. #43 от 31 октября), что после "Норд-Оста" в Госдуме были попытки (неудавшиеся) создать комиссию по расследованию причин, приведших к гибели 130 человек. Но никому в 2002 году и в голову не пришло, что этой темой могли бы заинтересоваться и депутаты регионального уровня, то есть депутаты Мосгордумы — парламента региона, на территории которого произошел теракт.
На этом фоне создание уже через неделю после теракта в Беслане осетинской комиссии вызывало уважение. Казалось, эта инициатива наглядно демонстрирует, насколько депутаты в маленькой республике ближе к своим избирателям, чем столичные.
Эта разница двух подходов к своим избирателям настолько бросалась в глаза, что легко было упустить из виду не менее важное сходство. В России депутаты любого уровня являются в первую очередь чиновниками и в своих решениях всегда оглядываются на начальство. И создание или несоздание комиссии по расследованию теракта зависит в первую очередь не от желания самих депутатов, а от желания региональной исполнительной власти. Московское руководство в 2002 году такого желания не обнаружило. А вот осетинское руководство обнаружило: по информации источников "Власти", предложение создать комиссию поступило не от самих депутатов, а сверху.
Мотивы руководства Северной Осетии для этого были вполне понятные: естественно было опасаться того, что следователи из Москвы свалят всю вину за случившееся на местные власти. Поэтому разумной мерой было инициировать некое альтернативное расследование, которое указало бы на других виновных.
Разумеется, это не означает, что комиссия Станислава Кесаева получила циничный заказ: валите все на федералов. Разумеется, и следователей Генпрокуратуры никто не инструктировал: ищите виновных только в Осетии. Тем не менее и результаты работы комиссии, и предварительные выводы следствия, которое ведет Генпрокуратура, оказались абсолютно предсказуемыми. Просто потому, что каждый расследовал свое.
Прокуратура — исключительно подготовку к теракту, исходя из уже примененной в случае с "Норд-Остом" презумпции, что все происходящее после захвата заложников, включая потери при их освобождении,— на совести террористов (формально как расследование основного дела по "Норд-Осту", так и расследование по Беслану продолжаются, но очевидно, что к никаким сенсационным выводам в обозримом будущем они не приведут). Комиссия депутатов Северной Осетии рассматривала теракт с более широких позиций — как это вообще стало возможным и кто за это должен нести ответственность. Но в условиях отсутствия четкой информации об авторах решений, принимавшихся 1-3 сентября 2004 года в Беслане, последний вопрос и без задания сверху неизбежно трансформировался бы в тот, на который комиссия могла дать хоть какой-то ответ: кто за это ответственности нести не должен.
По большому счету представленный на прошлой неделе доклад отвечает именно на этот вопрос.
Дальнейшую судьбу доклада тоже нетрудно предсказать. По решению парламента Северной Осетии он направлен в "большую", федеральную парламентскую комиссию по расследованию теракта. А члены этой комиссии гораздо ближе, скажем так, по социальному статусу к руководству Генпрокуратуры, чем к руководству Северной Осетии. Они, возможно, даже учтут в своих выводах что-то из осетинского доклада, но в целом все неприятные высказывания в адрес силовых ведомств России, несомненно, смягчат. И "большой" доклад, тезисы которого, как ожидается, будут обнародованы в конце декабря, от выводов следствия будет отличаться разве что менее специальными формулировками.
АФАНАСИЙ СБОРОВ, НИКОЛАЙ ГУЛЬКО