Актеров не доел

На сцене Музея Достоевского прошла премьера спектакля театра "Кукольный формат" "Робин-Бобин". За тем, как сказочный английский обжора по кусочкам съел весь спектакль, наблюдала АННА ИВАНОВА-БРАШИНСКАЯ.

       "Кукольный формат", четвертой постановкой которого стал "Робин-Бобин", относится к новому петербургскому театру кукол, адресованному не многосотенной и оттого безликой аудитории, а публике, словно бы вручную отобранной, избранной в том смысле, что места для нее исчисляются десятками. Нужно хорошо ориентироваться в театральном пространстве, чтобы стать частью этой публики. Вместе с театрами "Потудань" и "Кукольный дом" театр Анны Викторовой "Кукольный формат" не играет ни в какие игры с государством и не избалован дотациями, усыпляющими профессиональную бдительность. Единодушно категоричны новые кукольники и в отношении к официальным сценам — скитаясь по Петербургу, они игнорируют большие площадки и в поисках "своего" пространства готовы временно прописаться где угодно: на малых сценах драматических театров, в залах особняков, на музейных площадях. Между тем у новых кукольников, добровольно лишенных, казалось бы, всего, нет недостатка в одном — в успехе. На афише "Кукольного формата" (как и двух других коллективов) две "Золотые маски", обе получены за прогремевший в прошлом году "Всадник Cuprum". Триумфальное, хоть и не афишируемое на Невском проспекте, шествие новых кукольников по городу и миру объясняется очень просто: после долгих лет забвения и прозябания в тени актера на авансцену, благодаря их усилиям, вернулась кукла. И оказалось, что зрители по ней, смешной, живой и на все способной, ужасно соскучились. Главная прелесть нового спектакля, может быть, именно в том, что, не бросая зрителю никакого интеллектуального вызова, он просто позволяет порадоваться узнаванию старых знакомых.
       Несмотря на незатейливость композиции, скроенной из разных стишков и песенок, на предсказуемость приемов, которыми рассказчики склеивают их в единый сюжет, и на иллюстративность (сказали — показали и наоборот), режиссеру и художнику-постановщику в одном лице, Анне Викторовой, в "Робине-Бобине" удалось почти чудо, каковым всегда кажутся на сцене безусловные точность и простота. Не мудрствуя лукаво она решила показать едва ли не всех персонажей зачитанной детской классики, не ограничиваясь английской, а призвав в соавторы Чуковского, Сапгира и прочих: и Джека, строящего дом, и множащихся обитателей этого дома, и обжор-людоедов, и двух принцесс в одном флаконе, и феечек с их скамеечкой, и крокодила с головой петуха, и петуха с головой крокодила. Но ставку режиссер сделала не на "мои первые книжки" и не на их остроумную сегодняшнюю интерпретацию, а на буквальное — слово в слово — инсценирование разными кукольными техниками (от марионеток до теней) обещанных в программке "дразнилок, считалок, загадок и стихов". И оказалось, что не нужно никаких интерпретаций: детская поэзия, увиденная как бы в "оригинале", без наслоений памяти и опыта, так сама по себе смешна и абсурдна, что представляет абсолютно самодостаточный и покоряющий своей театральностью смысл. А кукольный театр, различным техникам которого по ходу дела учатся зрители, как нельзя лучше подходит к такому смыслу: в нем ничто не прячется за кулисы, и если уж Петух и Крокодил меняются головами, так происходит это путем их перевинчивания прямо перед самым зрительским носом.
       Впрочем, в работе такой степени легкости всегда заметен лишний воздух — пока его слишком много на сцене. В спектакле много необязательного баловства, подчас столь старательного, что оно кажется ненатуральным, вычисленным и словно бы умоляющим зрителей включиться в игру. Актеры (Ирина Зимина и Петр Васильев, профессионалы больших государственных кукольных трупп), оказавшись на камерной сцене, выглядят готовыми к совместной импровизации — они могли бы удивлять друг друга, а не просто "прикалывать" зрителя. Словом, подобно его ненасытному главному герою, спектаклю еще есть куда расти.
       В финале "Робина-Бобина" остаются в живых только два актера. На все остальное, включая декорации, троглодиту потребовалось всего сорок минут. Жаль, ведь именно их по законам поэтической логики следовало бы съесть, даже и в первую очередь. Ведь в конце концов — останься ненасытная кукла еще и без кукловодов и продолжай жить — вот был бы катарсис для обжоры.