Нет худа без ковра

В прокат выходит режиссерский дебют Антона Ермолина «Ниша» — фильм-путешествие по пространству сна, какой мог бы снять Дэвид Линч, если бы поселился в постсоветской малогабаритной квартире с непременным ковром на стене. Рассказывает Юлия Шагельман.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Ковры захватывают пространство российского авторского кино. Меньше трех недель назад в прокат выходил «Отпуск в октябре» Романа Михайлова, где в узорах советских ковров были зашифрованы тайны кинематографа как инструмента массового гипноза, если не тайны бытия в целом. Теперь на экранах дебютант Антон Ермолин с картиной, спродюсированной Алексеем Учителем, которая начинается с ковра и ковром же заканчивается. Возможно, это связано с тем, что режиссеры, как многие дети в нашей стране, засыпали под висящим на стене ковром, и хитросплетения шерстяных нитей плавно перетекали в фантастическую материю их снов. А может быть, они просто считают, что это красиво.

Ковры — это также способ заработка для жены главного героя «Ниши» Вячеслава (Владимир Свирский) Марьям (Елена Николаева). Она плетет их на заказ в свободное от работы контролером в кинотеатре время. Однажды она получает звонок от таинственного человека в пальто (Сергей Гилев) с просьбой сделать ковер с ее собственным портретом и сначала отказывается, но потом все равно принимается за работу. Незнакомец же, мелькнув темной тенью в заснеженном дворе, исчезает, чтобы потом снова возникнуть в жизни Вячеслава в качестве то ли посланника каких-то загадочных сил, то ли проводника на оборотную сторону реальности.

Сам Вячеслав по образованию — инженер, по роду занятий — доставщик мебели, а по призванию — экстрасенс. С помощью биолокационных рамок он собирает отрицательную энергию в квартирах клиентов, анализирует биополя прохожих (или даже их собачек), стоя в переходе метро, и заряжает стеклянные банки — даже не с водой, как у приснопамятного Алана Чумака, а совершенно пустые. Естественно, начальство и появляющиеся позже родственники жены считают его не вполне вменяемым и уж точно не приспособленным к нормальной жизни.

Но у Славы и Марьям своя жизнь, вполне гармоничная, в которой они видят одни и те же сны и получают сигналы из невидимых энергетических сфер. Здесь все имеет значение: хроника советских партсъездов и демонстраций, идущая при пустых залах в кинотеатре, где работает Марьям, брошенное вскользь замечание ее начальника о том, что в креслах завелась моль, рассуждения друга-охранника Вячеслава (Михаил Тройник) о теориях заговора, развале СССР и появлении новой государственной сущности на его руинах («Той страны больше нет, но люди-то остались!»), эсэмэски из одной буквы, приходящие на телефон героя, внезапная телеграмма «Майкоп — Петропавловск-Камчатский».

Этот пароль-отзыв наконец открывает Вячеславу путь к его истинному предназначению. Продолжая игру в города, он устремляется в Йошкар-Олу, напутствуемый человеком в пальто: там его ждет встреча с тем, кто всем управляет, и на нее надо явиться при параде, в костюме. Оказавшись в марийской столице, застроенной бутафорскими копиями Кремля, Нойшванштайна и Дворца дожей (в этом городе, как и в самом фильме, абсолютно все — не то, чем кажется), он проваливается в очередную устланную коврами кроличью нору и наконец завершает свое превращение, что твой Грегор Замза. Правда, в отличие от героя Кафки, Вячеслав совсем не страдает от своей новой насекомой сущности, даже напротив — уж чего-чего, а ковров на просторах призрачной страны хватит не только на краткий век одной моли, но и гораздо, гораздо более длинный срок.