Если, не заглянув в расписание телепередач, наобум включить телевизор и попасть на середину "Бедных родственников" (2005, *) Павла Лунгина, невозможно догадаться, что это фильм. Первое, что придет в голову: это победитель какого-нибудь регионального конкурса юмористических передач. Урюпинский кружок народной самодеятельности с провинциальным простодушием подражает "Аншлагу" или "Кривому зеркалу", а руководитель кружка ушел в запой или ему просто давно и глубоко на все наплевать. Странно, конечно, что эти самородки, не испорченные хоть какими-нибудь знаниями об основах актерской профессии, так похожи на Константина Хабенского, Сергея Гармаша и Наталью Коляканову, но чего только на свете не бывает. Догадавшись, что это и есть Хабенский, Гармаш и Коляканова, а фильм поставил неоднократный призер Каннского фестиваля, да еще на французские деньги, можно впасть в ступор. Хотя средний уровень отечественного кино кошмарен, такая полная утрата профессии всеми участниками съемочного процесса, как в "Бедных родственниках", беспрецедентна: что называется, включили камеру и забыли. Недоброжелатели Павла Лунгина со времен "Такси-блюза" утверждают, что режиссер, хорошо зная и даже формируя европейскую конъюнктуру, успешно торгует образами фантастической России. Пусть торгует: не огурцами же, а образами России. В "Бедных родственниках" нет не только образов, но и России. Какой-то выморочный то ли южнорусский, то ли малороссийский городок, обитатели которого носят парусиновые брюки и штиблеты, как в комедиях 1950-х, если не 1930-х годов, но расплачиваются долларами и обводят вокруг пальца израильтян и канадцев, мечтающих за любые деньги посетить местечко, откуда родом их предки, и найти незнакомых им родственников. Сценарная идея, в принципе, не безнадежна, даже с намеком на трагикомедию. Немцы стерли местечко с лица земли. Поэтому некий выжига выдает за местечко соседний городок, а спешно навербованных обывателей — за родственников "фирмачей". Но, глядя на экран, постоянно хочется воскликнуть: "Кто эти люди? Разве нас знакомили?" Ни у одного из героев нет никакого прошлого и настоящего: как чертики из коробочки, они выскакивают на экран, проносятся по нему с грацией слонопотамов, перекошенными лицами и дикими воплями. А как же им не вопить, если приходится произносить такие вот диалоги. "Он — мой племянник!" — "Нет, он не твой племянник!!" — "Нет, он мой племянник, и я его люблю!!!" — "Аааа!!!!" Нехватка, точнее, отсутствие и внятного действия, и не то, что характеров, об этом уже никто не просит, а хотя бы масок, компенсируется перемежающимися с истериками народными гуляньями. Интересно, что ни один из обманутых евреев не удивляется, почему их местечковая родня так приверженна украинскому фольклору. Впрочем, и сами интуристы кажутся самозванцами. Леонид Каневский думает, что играет "крестного отца", но на самом-то деле играет артиста Армена Джигарханяна. Удивительно, как Наталья Коляканова согласилась на роль француженки, едва не разоблачившей аферу. Ее персонаж — единственный носитель хоть какой-нибудь авторской философии, за которую с любым французским режиссером давно бы перестали здороваться продюсеры. Философия такова: все бабы одинаковы, надо просто засадить им по самые помидоры, пусть даже со стороны это кажется изнасилованием, сразу станут как шелковые и еще попросят. "Бригадун" (Brigadoon, 1954, *****) — шедевр Винсента Минелли, один из лучших голливудских мюзиклов золотого века. Редкий пример современной сказки, не стесняющейся собственной сказочности. В шотландских горах два охотника попадают в городок Бригадун, погрузившийся двести лет назад в волшебный сон и пробуждающийся раз в год. В Бригадуне все счастливы, и грозит им только одно: если кто-то из обитателей его покинет, город навсегда исчезнет. Естественно, один из охотников (Джин Келли) влюбляется с первого взгляда в Фиону, сыгранную потрясающей танцовщицей Сид Черисс. Его соперник грозится уйти в настоящий мир. Охотники скрепя сердце возвращаются в Нью-Йорк, но влюбленный не выдерживает, мчится в Шотландию, и совершается чудо: городок возникает из небытия, чтобы принять его. Фильм получился невероятно грустный, несмотря на хеппи-энд: ведь понятно, что возвращение в Бригадун — это смерть, и только за гробом влюбленные будут счастливы. Идеальный Бригадун условен, а реальный мир символизирует заплеванный бар с гомонящими алкашами. Но именно этот бар кажется грубой декорацией, а картонный Бригадун полнокровен, чувства его обитателей спеты столь выразительно, что им сопереживаешь без дураков, забыв, что это всего лишь голливудская сказка.
