Признание движения ГАБТ

17 ноября президент России Владимир Путин в Петербурге принял участие в Форуме объединенных культур. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что все в очередной раз стало ясно: вам ничего не будет.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Форум объединенных культур располагался в Главном штабе Эрмитажа. Что ж, там, куда намерен был приехать Верховный главнокомандующий, должен был оказаться, конечно, в конце концов и Главный штаб.

На самом деле экспозиционный корпус Эрмитажа (бывший Главный штаб) — интересное место. Тут разместились все три сотни участников форума (лишь ленивый не пошутил насчет того, что United Cultures необходимо дополнять, видимо, «of Benetton»), 30 министров культуры (по утверждениям организаторов) из дружественных стран…

В фойе все обсуждали, похоже, одну-единственную тему: предстоящее назначение худрука Мариинского театра Валерия Гергиева генеральным директором Большого театра, который в конце концов решено все-таки объединить с Мариинским (в осуществлении этого плана была пауза длиной почти в год).

— Да, можно так и написать,— признался мне генеральный директор МХАТ имени Горького Владимир Кехман,— что у меня траур по Большому!

— Не приветствуете грядущее назначение? — удивился я.

— Ни в коем случае! — предостерег меня господин Кехман.— Еще как приветствую! Хотя, конечно, видите, я третий день хожу весь в черном!

На нем и правда была черная рубаха, черные штаны и черные штиблеты. Существовал соблазн написать даже, что и сам-то он был черен, но это все же не было так: длинная чернущая борода, которую в свое время, как сказал мне тогда в Херсонесе Владимир Кехман, акцептовал Владимир Путин, отсутствовала почти полностью, и на вопрос, отчего так, господин Кехман по-честному отвечал, притворно, впрочем, вздыхая: «В Москву ведь переехал…»

— Так отчего же приветствуете, если траур? — спросил я.

— То, что он (господин Гергиев.— А. К.) для них благо,— однозначно! Они же два года работают без музыкального руководителя! Хуже быть не может! То есть это в любом случае благо!

Плюсы Владимир Кехман формулировал, надо признать, уклончиво.

— Да, блистательное решение! — на глазах между тем увлекался господин Кехман.

— Так что же тогда за траур? — все еще не понимал я.

И вдруг меня пронзило:

— Думали, на вас выбор падет? Были основания?!

— Только не надо это говорить… — потупился Владимир Кехман.— А просто у меня пусть будет траур, и все.

И он удалился горевать в небольшое кафе, где уже давно уединились за столиком Федор Бондарчук, Евгений Миронов и Константин Хабенский, которые, видимо, давно не виделись друг с другом. А Евгений Миронов, судя по увлеченности, с какой он не мог наговориться с товарищами, давно не виделся и вовсе ни с кем (нет, это не так).

Мимо между тем проходил и Николай Цискаридзе, который на мой вопрос про Валерия Гергиева тоже не промолчал:

— Потрясающая идея, ее давно надо было осуществить, потому что Валерий Абисалович — один из величайших музыкантов, которых давно не было во главе Большого театра! Два года, как продолжается СВО, Большой театр живет без музыкального руководителя! — повторил он почти слово в слово Владимира Кехмана, сделав, впрочем, необходимое уточнение.— Одна премьера за другой, и провал за провалом! Скандал за скандалом! И вы только подумайте! Проходит, например, в Европе «Царская невеста» или «Борис Годунов», и все три акта будет висеть на сцене огромный российский флаг!.. Вы поверите в это? Нет! А в Большом театре поставили оперу «Бал-маскарад»… И так случилось, что действие происходит на территории США… Потому что Верди заставили переписать либретто… Вообще-то это про убийство реального человека, Густава, по-моему, Третьего, шведского короля… Но цензура заставила переписать, он действие перенес в США… И в Большом театре три акта не какой-то такой маленький, а во всю стену флаг США! И т. д. и т. п.!.. Я уж не говорю о том, что «Евгений Онегин», «Пиковая дама» и «Иоланта» — в таком виде, что стыдно за театр: так что приход такого художника, как Гергиев, вселяет надежду на то, что в Большом театре наконец займутся творчеством, а не распилом бюджета!

И, может быть, все так и есть, конечно, но что же об этом так уверенно и увлеченно все заговорили только тогда, когда поняли, что гендиректор Большого Владимир Урин и правда уходит? И то, в чем был так хорош Владимир Урин, теперь уже больше вроде не считается. А такого было, без преувеличения, просто много.

Через пару минут я уже слышал в фойе зычный голос, по всем признакам, хозяина мероприятия Владимира Кехмана:

— Все в зал, господа, все в зал!..

Сам Валерий Гергиев, появившись в фойе, ото всех комментариев отказывался категорически, а на брошенное замечание насчет того, что у него скоро, видимо, прибавится работы, заверял, что работы ему и так хватает.

Владимир Путин уже зашел в зал и расположился в белом кресле рядом с модератором Михаилом Швыдким, его, президента России, спецпредставителем по международному культурному сотрудничеству, когда в зал еще только начинал входить все тот же господин Кехман, который, видимо, встречал и опоздавшую Татьяну Голикову (вице-премьера РФ.— “Ъ”).

— Тем, кто занимается фальсификацией истории,— рассказывал теперь уже Владимир Путин (и это, кстати, можно было и пропустить.— А. К.) — подлинное искусство, что называется, кость в горле! Она мешает этим людям искажать прошлое в угоду нынешним, идеологическим, или, как мы часто говорим, гендерным конструкциям, мешает стравливать людей. Поэтому лжецы и фабрикуют фальшивки и в кино, и в публицистике, и в литературе! Замалчиваются целые пласты истории, искусства Западной Европы, Азии, Африки, Латинской Америки, как будто и не было ничего, а нашу культуру вообще в последнее время пытаются отменить.

Формат встречи предполагал, казалось, что она будет в меру или не в меру бранной.

— Политика отмены России сама по себе антикультурна, неоколониальна, расистска по своей сути!

Жаль, что не все так считают. Не те, конечно, кто сидели сейчас в зале. А те, кто, собственно говоря, отменяет Россию.

Приглашенный режиссер Эмир Кустурица пожаловался президенту России на то, что, если вы сейчас хотите получить «Оскар», обязательно должны включить в состав съемочной группы и артистов-трансгендеров, и остальных таких же, иначе никак. Эмиру Кустурице «Оскар» такой ценой не нужен, нет.

— Язык кинематографа сейчас — это язык рекламы! — с досадой добавил Эмир Кустурица.— Я приехал в Россию делать «Лавр» Водолазкина и приехал делать Достоевского (то есть не обошлось без рекламы.— А. К.)! Я читал Шукшина, Платонова, книги, которые не сняты!.. Столько авторов!.. Не снят фильм о Шостаковиче!..

— Все, к чему прикасается Кустурица, становится бриллиантом! — поддержал режиссера господин Путин, но, как ни странно, не во всем.

Выяснилось, что трансгендеры в его представлении имеют право на существование и, более того, имеют право выигрывать «Оскар».

В этой аудитории, частью которой был сам Владимир Путин, такие мысли, казалось мне, звучали, не побоюсь этого слова, революционно.

— Все сразу оживились в этом зале! — отметил между тем Михаил Швыдкой и совсем другую, казалось, тенденцию.

Один из участников форума поинтересовался, на какую тему написал бы роман сам господин Путин и как бы назвал его.

Президент России начал, казалось бы, издалека:

— По-моему, в истории был случай… Поправьте меня, если что… Когда Горький пришел к Толстому, и тот спросил: «Пишете?» — «Нет».— «Почему?»— «Не о чем писать».— «Пишите о том, почему не о чем писать!» Всегда есть вечные темы,— зафиксировал Владимир Путин.— И одна из них — любовь!

То есть будем считать, ответил. То есть ответ был про любовь.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Балерина Михайловского театра австрийка Приска Цайзель, которая в Херсонесе, когда туда приезжал как раз господин Путин, выступила по легкомыслию и оказалась в Австрии без работы, на отмене. Тогда на нее и обратил свое великодушное внимание господин Кехман.

— Как бы вы хотели поступить с окном, которое прорубил в Европу Петр I? — спрашивала теперь Приска Цайзель.— Закрыть совсем или открыть?

— Казалось бы, когда дует, можно было бы и прикрыть, чтобы не простудился (бешеные аплодисменты зала.— А. К.), но у нас хорошая погода…— казалось, импровизировал господин Путин.

Михаил Швыдкой поинтересовался его позицией по поводу возможного ухода России из ЮНЕСКО.

— Мы ушли из ЮНЕСКО? — Владимир Путин переспросил с некоторой тревогой, но допускал, похоже, что он мог что-то и пропустить.

— Нет! Говорят: может, уйти из ЮНЕСКО?..— скорее поправился Михаил Швыдкой.

Президент Бангкокского фестиваля танца и музыки Джаспал Сингх Уберой прямо сказал:

— Все, что Россия делает для Таиланда,— это так важно!..

Я был уверен, что он имеет в виду самую последнюю тенденцию: Россия, как известно, наконец вышла на первое место по числу туристов в Таиланде. И правда, есть чему порадоваться.

Оказалось, тайский деятель искусств имел в виду, что в его фестивале участвует много музыкальных коллективов из России. Что тоже понятно: они, конечно, едут в Таиланд и участвуют в гонке за первое место по числу интуриста в Таиланде.

Глава комитета по культуре Госдумы Елена Ямпольская делилась своей болью по поводу «уменьшения англомании, латинизации русского языка».

Особенно ей не дает покоя латиница и англомания в названиях подмосковных коттеджных поселков. Спасибо, что не сами поселки.

Елена Ямпольская отметила, впрочем, некоторый прорыв в теме, в том числе на законодательном уровне (сразу тревожно, но, может, еще поправимо — вдруг еще не в третьем чтении), и попросила: «Тему не оставляйте без внимания!»

— Мы скатываемся в крайности,— ответил между тем господин Путин.— Нам не хватает прагматизма.

Но в целом он был согласен с госпожой Ямпольской. В отличие от Михаила Швыдкого, который, надо отдать ему должное, на некоторое время занял сильную гражданскую позицию!

— Надеюсь, слова «форум» и «Эрмитаж» останутся? — заметил он вслух.— Это два иностранных слова…

Тут, впрочем, Михаил Швыдкой, сменил одну гражданскую позицию на другую:

— Это Пиотровский (Михаил Пиотровский, директор Эрмитажа.— А. К.) просил уточнить! Я ни при чем!

Михаил Швыдкой украшал собой этот вечер.

Тем более что он задал и еще один вопрос:

— Мне рисковать нечем,— вздохнул он,— мне 75 лет…

— Еще 76 будет, и 77…— предупредил господин Путин.

— Понял… Есть чем рисковать…— осознал Михаил Швыдкой.— В начале СВО на Украине ряд актеров, деятелей культуры делали эмоциональные заявления… Потом они остались в России, хотят работать в России и связывают свою судьбу с Россией и русской культурой…

Было очевидно, что Михаил Швыдкой намерен просить за этих людей. Причем не за всех, а именно за тех, кто не уехал и остался здесь.

— Многие из них уже побывали на Донбассе, в Луганске, на новых территориях…— продолжал Михаил Швыдкой.— Тем не менее их все равно подвергают некоторому остракизму… Насколько это вообще справедливо? Мне кажется, мы строим новую замечательную культуру, новую страну, и эти люди нам еще пригодятся!..

Владимир Путин очень внимательно смотрел на него и молчал. Оказалось, он вспоминает:

— Капля стала плакать…— Владимир Путин теперь читал стихотворение.— Почему мы Бога о прощенье молим?.. Вряд ли капля знает, что такое счастье… Омар Хайям.

Тут было и о прощении, о мольбе, и о том, что она исходит от капли.

— И теперь из другой области,— добавил президент уже безо всяких усилий.— Выпьем же за то, что, как бы высоко мы ни летали, никогда бы не отрывались от коллектива!

Это было, кажется, уже из комедии Леонида Гайдая.

— Вы знаете, голова — это ведь инструмент не для того только, чтобы говорить, но и для того, чтобы думать о том, что ты скажешь! — продолжил президент.— Это первое…

И первое уже не предвещало ничего хорошего для тех, за кого просил господин Швыдкой.

— Взрослые, грамотные, толковые… Мне самому в голову не могло прийти, что возможен такой конфликт между Украиной и Россией,— говорил Владимир Путин.— Мне сказали бы до 14-го года… — я бы сказал: вы что, с ума сошли? Я допускаю, что люди не понимали, что происходит…

Нет, все было похоже, не так плохо. Если не понимали, наговорили лишнего, то ведь можно и простить.

— Конечно, у каждого человека есть право на позицию… И смотреть надо не на то, что люди говорят, а на то, что делают,— кивнул господин Путин.— Если эта деятельность связана с тем, чтобы наносить ущерб своему народу, если какие-то гонорары перечисляются, то это одна история…

Те, кто не перечислял, могут то есть рассчитывать.

Но нет:

— Третье: настроение в обществе и мнение страны, которую он считает своей Родиной… И это такой фактор, от которого никому никуда не деться.

Нет, компромисс, по крайней мере пока, не представляется возможным.

— Вопросов много, а президент один,— заключил в конце концов Михаил Швыдкой.

Странно, если бы было наоборот.

Андрей Колесников, Санкт-Петербург