«Война заставила население уверовать в кустарную промышленность»
Почему в России было трудно быть самозанятым
125 лет назад, в 1898 году, правительство Российской Империи начало ассигновывать «на усовершенствование и поощрение кустарной промышленности» в несколько раз больше, чем прежде,— 100 тыс. руб. ежегодно; однако для реального улучшения положения крестьян, занимавшихся в свободное от сельхозработ время изготовлением разнообразных и необходимых стране товаров, только этой меры оказалось совершенно недостаточно.
«Доходы, извлекаемые ими из посторонних земледелию заработков — в длинной цепи крестьянского труда это необходимое звено, единственно дающее возможность свести в хозяйстве концы с концами»
«Доходы, извлекаемые ими из посторонних земледелию заработков — в длинной цепи крестьянского труда это необходимое звено, единственно дающее возможность свести в хозяйстве концы с концами»
«Это необходимое звено»
В деревнях и селах дореволюционной России не был кустарем только ленивый или сытый крестьянин. Хотя, как показывали исследования кустарных промыслов, и не нуждавшиеся в лишней копейке сельские жители занимались зимой каким-нибудь ремеслом.
«С нравственной точки зрения в высшей степени неестественно,— писал в конце XIX века начальник замочной мастерской Императорского Тульского оружейного завода С. А. Зыбин,— чтобы взрослые, полные силы люди в продолжение полугода ничего не делали».
По самым грубым подсчетам, в середине 1880-х годов в Европейской части России профессиональных кустарей, то есть тех, кто выносил свой продукт на рынок, было 7,5 млн, а фабричных рабочих — 1 млн. Но с учетом крестьян, занимавшихся обработкой различных материалов только для своей семьи, число кустарей увеличивалось в несколько раз.
Для большинства крестьян занятие кустарным промыслом было жизненной необходимостью.
Так, в Московской губернии в конце XIX века семье из восьми человек на год требовалось около 333 руб., а земля давала продуктов на 121 руб., недостающие деньги работоспособные члены семьи зарабатывали столярным и токарным трудом. Семье из 14 человек в Нижегородской губернии земледелие приносило 218 руб., а требовалось 503 руб.— дефицит восполняли, занимаясь скорняжным или иным промыслом.
Статистик Нижегородского губернского земства и публицист М. А. Плотников писал о местных кустарях в 1896 году:
«Доходы, извлекаемые ими из посторонних земледелию заработков, не есть добавочные к тем средствам существования, которые уже обеспечены земледелием,— в длинной цепи крестьянского труда это необходимое звено, единственно дающее возможность свести в хозяйстве концы с концами. И когда это звено выпадает, наступают все последствия крестьянского разорения».
«Этот опыт привел к полному неуспеху и закончился убытком, так как сапоги были сшиты плохо и забраковывались приемными комиссиями»
Фото: МАММ / МДФ
«Этот опыт привел к полному неуспеху и закончился убытком, так как сапоги были сшиты плохо и забраковывались приемными комиссиями»
Фото: МАММ / МДФ
«Просто ими пропивался»
Десятилетиями власти не обращали внимания на «народную промышленность», а она с годами все меньше и меньше приносила дохода многим кустарям. В 1888 году заведывание кустарными промыслами было поручено Министерству государственных имуществ, но насколько скромна была его деятельность поначалу, говорили суммы, тратившиеся на усовершенствование и поощрение кустарной промышленности,— 20–30 тыс. руб. в год. Лишь с 1898 года на эти цели начали ассигновывать по 100 тыс. руб. в год.
Огромным событием стали изменения правил продажи казенного леса крестьянам, произошедшие в 1896 и 1898 годах: земствам для нужд кустарей разрешили приобретать лес без торгов, по установленной цене. В это же время улучшилось положение кустарей, занимавшихся металлообработкой, благодаря тому что земствам разрешили покупать для них материалы на казенных горных заводах по заготовительным ценам.
Получение сырья кустарями через земства лишь отчасти облегчало их положение, так как при сбыте своих произведений им приходилось обращаться к скупщикам, большинство из которых старались заплатить как можно меньше. Выход был в подыскании для кустарей заказов от каких-либо больших организаций или казенных ведомств.
В этом деле преуспели несколько губернских и уездных земств. Но им пришлось пройти через ряд трудностей.
Так, в Новооскольском, Старооскольском и Суджанском уездах Курской губернии всегда было много сапожников. И земские работники договорились с Военным министерством о крупном армейском заказе для них.
«Первоначально,— сообщалось в брошюре отдела сельской экономии и сельскохозяйственной статистики Главного управления землепользования и земледелия,— выполнение заказа было поручено самим кустарям, но этот опыт привел к полному неуспеху и закончился убытком, так как сапоги были сшиты плохо и забраковывались приемными комиссиями, а казенный товар нередко подменивался мастерами или просто ими пропивался, между тем, за его целостность отвечало земство, от которого был взят денежный залог по стоимости товара».
Чтобы точно следовать техническим условиям, оградить сырье от расхищения и следить за качеством работ, пришлось устроить мастерские, в которых сапожники стали работать под наблюдением приглашенных земствами лиц. После этого дело прекрасно пошло, и интендантское ведомство более десяти лет заказывало сапоги курским кустарям.
Нижегородское губернское земство организовало поставку тому же ведомству до полумиллиона рогож, а также веревок, почтовому ведомству — почтовых ящиков, акцизному — древесного (метилового) спирта.
В нескольких губерниях кустари получали заказы от Петербургского, Московского и других окружных артиллерийских управлений на изготовление ящиков для винтовок, получая по 25–75 коп. в день, что в начале XX века считалось неплохим заработком.
«Земству не на что было возобновлять запас необходимых для кустарей товаров в своих складах и снабжать свои мастерские в должном количестве материалами»
«Земству не на что было возобновлять запас необходимых для кустарей товаров в своих складах и снабжать свои мастерские в должном количестве материалами»
«Бесконтрольное хозяйничанье»
Еще одним способом, помогавшим вырвать кустарей из рук скупщиков, было открытие земством складов для продажи кустарных изделий и хранения сырых материалов. Заработок тех кустарей, кому посчастливилось оказаться под крылом коммерчески грамотных земцев, увеличивался в два-три раза. Но это благое дело не всем земствам было по силам.
Так, Тамбовскому губернскому земству склад за пять лет существования принес убыток 15 тыс. руб. И ликвидировав его, оно уже не принимало почти никакого участия в деле воспособления кустарной промышленности.
Саратовское земство, занявшись кустарями, в первый же год слишком широко развило коммерческие операции складов и мастерских, вложив в них почти весь кустарный фонд, составлявший 127 тыс. руб., и вскоре недостаток в оборотных средствах стал хроническим.
Чиновник особых поручений при главноуправляющем землеустройством и земледелием С. И. Сластников сообщал в 1914 году:
«Земству не на что было возобновлять запас необходимых для кустарей товаров в своих складах и снабжать свои мастерские в должном количестве материалами; поэтому склады перестали выполнять свое назначение, а производительность мастерских сильно понизилась.
Если к этому прибавить бесконтрольное хозяйничанье в кустарных учреждениях земских агентов, при полной к тому же их организаторской неспособности, то станут понятными те печальные результаты, которыми завершилась деятельность всей земской организации для помощи кустарным промыслам».
После шести лет неумелой работы, в 1910 году, Саратовское губернское земство ликвидировало свою кустарную организацию.
Анализируя эти печальные примеры, в Рязанском земстве пришли к выводу, что «земские кустарные склады далеко не обслуживают и не могут обслуживать всей кустарной промышленности, и что они не являются достаточно приспособленными к рынку коммерческими организациями». Наиболее разумной и выгодной для кустарей формой сбыта, считали рязанские земцы, является артельная. И там много занимались организацией кооперативов по сбыту кустарных изделий.
Совершенно иная ситуация была, конечно, в Москве. Там склад при Кустарном музее в 1910-е годы продавал изделий на 400–500 тыс. руб. ежегодно. За плечами Московского губернского земства к этому времени был 30-летний опыт руководства подмосковными кустарями. Многие из них прошли через земские или частные учебные мастерские и стали вырабатывать вещи с большим вкусом и умением, пользовавшиеся огромным спросом. Специальные агенты земства с 1909 года разъезжали по рынкам России, где знакомили торговцев с продукцией подмосковных мастеров, и это помогало им получать заказы.
«Знаменитые семеновские ложки, еще недавно стоившие 60 и более руб. за тысячу, сбываются теперь по 20 руб.»
«Знаменитые семеновские ложки, еще недавно стоившие 60 и более руб. за тысячу, сбываются теперь по 20 руб.»
«Разогнаны или обессилены»
Губернские земства с каждым годом перед Первой мировой войной тратили из своих собственных средств все большие и большие суммы на развитие кустарных промыслов: в 1911 году — 1 207 444 руб., в 1912 году — 1 400 856 руб., в 1913 году — 1 730 486 руб. Кроме того, земства направляли на поддержку народной промышленности и возраставшие с каждым годом пособия от различных правительственных учреждений, прежде всего от Главного управления землеустройства и земледелия и от Министерства народного просвещения.
Во время войны различные земские организации, мобилизовав силы кустарей, оказали огромные услуги в деле снабжения армии одеждой, обувью, инструментами. 7 января 1916 года на заседании Общего собрания Постоянного бюро Всероссийских съездов деятелей по кустарной промышленности Ф. Н. Пилюгин, представитель Елецкого уездного земства, сказал:
«Война заставила население уверовать в кустарную промышленность, заставила отнестись с большим уважением к кустарным работам и к существующим организациям и поставила на очередь вопрос о всероссийском союзе кустарей».
Земские деятели на своих собраниях спорили о способах применения в мирное время всего накопленного за годы войны опыта работы с кустарями, их артелями и кооперативами. Но впереди были две революции и разруха.
«Вестник кустарной промышленности» за январь—февраль 1918 года писал:
«Из Нижегородской и др. губерний сообщают об остром кризисе, переживаемом в кустарных районах. Цены на кустарные изделия упали до крайней степени. Знаменитые семеновские ложки, еще недавно стоившие 60 и более руб. за тысячу, сбываются теперь по 20 руб., рогожи вместо 80 руб. за сотню продаются по 55 руб. А между тем в Петрограде сотня рогож стоит 300–400 руб. Причина такого падения цен на местах кустарного производства заключается в отсутствии денег у скупщиков.
Общественные же организации, которые могли бы взять дело сбыта в свои руки, разогнаны или обессилены до последней степени».
Но к концу 1918 года большинству кустарей сбывать уже было почти нечего — невозможность получить сырье естественным образом уничтожила народную промышленность.
«В настоящее время кустарная промышленность переживает кризис,— писал в декабрьском номере 1918 года "Вестник кустарной промышленности",— и главные причины, угрожающие ей гибелью, которые необходимо устранить, следующие:
1) отсутствие сырья и незнание той инстанции, куда следует обращаться за получением сырья, не на бумаге, а в действительности;
2) разнородные распоряжения местных отделов С.Н.Х. по отношению к получению сырья, вывозу кустарных товаров и т. д., часто противоречащих распоряжениям центра;
3) отсутствие того органа, который, запрещая кустарю вывозить свои изделия или лишая его работы отказом в выдаче сырья, обеспечил бы кустаря заработком, хотя бы в прожиточной норме, чтобы не окончательно обрекать его на голод…»
Дополнительным препятствием стало то, что новая власть требовала от кустарей зарегистрироваться и объединяться в артели или иные товарищества.
Но крестьяне не могли грамотно составить требуемые для регистрации документы, а регистрационные комиссии, как отмечал в конце 1918 года Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), «во многих случаях были некомпетентны».
Регистрационная волокита дополнялась многочисленными нарушениями при принудительном кооперировании кустарей. Официально все это объяснялось трудностями периода Гражданской войны, а для преодоления отдельных, как считалось, недостатков в 1920 году было создано Главное управление по делам кустарной и мелкой промышленности и промысловой кооперации (Главкустпром) ВСНХ.
Но это ведомство оказалось малозначимым в государственной системе и неэффективным в деле защиты прав и интересов кустарей — более влиятельные организации игнорировали Главкустпром и его указания. В начале 1921 года московские кустари-одиночки граверно-штемпельного производства жаловались в ВСНХ:
«К нам… явился 10-го Октября (1920 года.— "История") Заведующий Советской Штемпельной мастерской с ордером Полиграфического Отдела и производил опись инвентаря и имущества наших мастерских с целью ликвидации их, прекратив выдачу установленных нарядов на изготовление заказываемых нам Учреждениями штемпелей и печатей».
Как писали кустари, обращение в Главкустпром не привело к желаемому результату. Однако и это, и другие похожие обращения в ВСНХ и правительство привели к появлению декрета о местной и кустарной промышленности от 7 июля 1921 года, которым гарантировалось право на производственную самозанятость:
«Каждый гражданин может свободно заниматься кустарным промыслом, а также организовать мелко-промышленное предприятие…»
Но в реальности положение кустарей с каждым годом становилось все сложнее. В 1923 году Главкустпром ликвидировали, а налоговое давление на индивидуалов год от года становился все сильнее. В итоге по переписи населения 1937 года в СССР осталось 530 тыс. некооперированных и 378 тыс. кооперированных кустарей.
На пути к коммунизму даже это резко уменьшившееся по сравнению с дореволюционными временами число кустарей выглядело анахронизмом. И борьба с этим пережитком царского прошлого велась как административными, так и пропагандистскими методами. После ликвидации в 1950-х годах производственной кооперации и последних кооперативно-кустарных мастерских «кустарное производство» стало практически ругательством. А «кустарями-одиночками» стали насмешливо называть тех, кто пытался что-либо делать самостоятельно. О разрешенной производственной самозанятости пришлось забыть на многие десятилетия.