Артист безразговорного жанра
Джон Ву возвращается на экраны с «Немой яростью»
В прокат выходит «Немая ярость» Джона Ву — первый после шестилетнего перерыва фильм гонконгского режиссера, с середины 1980-х до начала 2000-х считавшегося настоящим королем боевиков сначала на родине, а потом и в Голливуде. Юлия Шагельман с сожалением констатирует, что войти в ту же реку второй раз ему не удалось.
В отсутствие реплик играющий воинственного главного героя Юэль Киннаман почему-то начинает отчаянно переигрывать
Фото: Capstone Studios
В кинотеатрах стартует сезон рождественских и новогодних фильмов, и «Немая ярость», хоть это и кровавый боевик, тоже выступает как сезонное предложение. В оригинале фильм называется «Silent Night», то есть «Тихая ночь», как самый знаменитый рождественский гимн, а действие его укладывается в один год между двумя канунами Рождества. В один ужасный день перед самой святой ночью зимы маленький сын (Энтони Джульетти) работяги-электрика Брайана Годлока (Юэль Киннаман) становится случайной жертвой перестрелки между двумя бандами наркоторговцев, затеявших разборки прямо в их тихом пригороде. На следующее 24 декабря скорбящий отец, потративший год на то, чтобы превратиться в почти неуязвимую машину для убийства, отправляется мстить. Свитер с оленем, праздничная музыка и дизайнерская конструкция из огромных елочных шаров, украшающая берлогу главного злодея (Арольд Торрес), прилагаются в качестве антуража.
Однако игра слов и в оригинальном, и в российском названии картины имеет и другое значение. Погнавшись за убийцами сына в прологе, Брайан получает пулю в шею, которая повреждает его голосовые связки. Так что герой не может разговаривать, а вместе с ним от коммуникации словами через рот отказываются его жена (Каталина Сандино Морено), сведенная к печальной молчаливой тени, честный коп (рэпер Кид Кади), безуспешно пытающийся очистить город от разгулявшихся бандитов и потому выдающий Брайану полный карт-бланш на убийства без суда и следствия, и сами плохие парни, общающиеся между собой исключительно эсэмэсками и зверскими взглядами.
Отсутствие диалогов (хотя какие-то слова здесь все-таки иногда звучат на заднем плане) — главная формальная «фишка» фильма, в остальном совершенно стандартной истории о народном мстителе, имя которым легион.
Когда-то, в восьмидесятые и девяностые годы, хореографически поставленные, необыкновенной красоты перестрелки в фильмах Джона Ву сравнивали с балетом. В «Немой ярости» он, вспомнив, видимо, пору своего творческого расцвета, решил довести этот прием до апогея, чтобы не сказать до абсурда, но, увы, ни о какой балетной красоте речи уже не идет, и результат выходит, мягко говоря, обескураживающим.
Дело не в том, что этому фильму так уж нужны диалоги, которые, будем честны, никогда не были сильной стороной Джона Ву (кто помнит, о чем разговаривают персонажи «Наемного убийцы» или «Круто сваренных», а текст «Без лица», наоборот, хотелось бы стереть из памяти). Но в отсутствие реплик Юэль Киннаман почему-то начинает дичайше переигрывать, хотя его герой и в обычном сценарии был бы молчаливым и замкнутым мужчиной, неспособным открыто выражать свои чувства,— пучить глаза и выразительно напрягать челюсть, чтобы это подчеркнуть, совсем не обязательно.
Сам же Ву заполняет экран таким количеством самых избитых визуальных штампов, что в голову закрадываются нехорошие подозрения: неужели все эти разлетающиеся белые голуби и траектории пуль в рапиде в его фильмах всегда были такой же пошлостью? Или же эти приемы воспринимаются так из 2023 года, после того как их сорок лет тиражировали многочисленные подражатели? Все экшен-сцены в «Немой ярости» выглядят как копия с копии и с копии, и хотя здесь нет ни одного голубя, зато их заменяет совсем уже бесстыдный штамп: улетающий в чистое голубое небо отпущенный невинно убиенным ребенком красный шарик. Провожая его глазами, разделяешь желание Брайана вернуться в тот момент, когда сын его был жив, ничего плохого еще не случилось, а о фильмографии Джона Ву можно было думать с приятной ностальгией, а не чувством острой неловкости.