«Оркестр подошел к точке, за которой начинается новый этап его биографии»

28 ноября концертом в зале Чайковского отпраздновал свое пятилетие Российский национальный молодежный симфонический оркестр — уникальный образовательно-концертный проект, созданный и работающий под эгидой Московской филармонии. За пять лет молодые музыканты из 42 регионов России провели более 220 концертов, поработав под управлением крупнейших отечественных дирижеров (Валерия Гергиева, Владимира Федосеева, Александра Лазарева, Валерия Синайского), а также, пока это было возможно, западных — включая, например, Филиппа Херревеге и Марка Минковского, Жан-Кристофа Спинози и Пааво Ярви. И всерьез заявили о себе как о перспективных исполнителях. Об итогах первых пяти лет своего детища “Ъ” рассказал генеральный директор Московской филармонии Алексей Шалашов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— В 2018 году идея создания Молодежного оркестра как постоянно работающего коллектива и академии казалась по-настоящему экспериментальной. Насколько этот эксперимент себя оправдал?

— По прошествии пяти лет многое видится по-другому, но, на мой взгляд, идея себя оправдала. Нами двигало страстное стремление дать новый импульс музыкальной жизни, основу которой составляет, безусловно, симфонический оркестр. При этом мы понимали, что в силу объективных причин многие молодые музыканты, уже прошедшие серьезный путь от музыкальной школы до консерватории, зачастую чувствуют неуверенность: смогут ли они реализоваться? Некоторое время назад талантливые молодые люди уезжали, тенденция была достаточно ощутимой. Но сейчас мы видим обратный процесс. Например, после ухода из оркестра нашего замечательного первого гобоиста к нам приехала солистка, которая долго училась за рубежом. Она поступила в оркестр, сдала последние экзамены и уже окончательно вернулась в Москву работать.

— Насколько поменялся состав оркестра?

— В этом году он обновился на треть. Это естественный процесс в первую очередь из-за возрастных ограничений. Поэтому в юбилейном сезоне оркестр подошел к той точке, за которой начинается новый этап его биографии. Но уже первый этап многих заставил задуматься: как же так получается, что оркестр, состоящий из очень хороших молодых музыкантов, но все-таки в большинстве своем с отсутствием оркестрового опыта, может достигать качества, превышающего уровень некоторых взрослых коллективов?

Понятно, что они более тщательно учат произведения, играют меньше концертов, у них больше времени на подготовку. Существуют и взрослые профессиональные оркестры, которые так же тщательно подходят к изучению материала. Такие примеры есть как в прошлом — это оркестр Евгения Мравинского, так и в настоящем — оркестр Теодора Курентзиса. Есть оркестры, которые демонстрируют эталонное качество иногда даже с одной репетиции,— это оркестр Мариинского театра, уникальный организм, состоящий из выдающихся оркестровых музыкантов. И в Москве есть оркестры, которые сохраняют стабильно высокую планку качества. Но пальцев одной руки хватит, чтобы их перечислить. Поэтому, размышляя о российской оркестровой культуре и традиции, мы хотели построить работу так, чтобы она учитывала сегодняшние условия, опиралась на сегодняшние кадры с их не только музыкальной подготовкой, но и жизненным опытом, настроением, состоянием и давала им профессиональный стимул.

— В чем он выражается?

— Это, безусловно, комплекс очень разных составляющих. Наши музыканты получают уникальный опыт, который их вдохновляет. Очень рано они чувствуют признание публики, видят полные залы, слышат неумолкающие аплодисменты. Если в процессе исполнения происходит что-то действительно стоящее, то музыканты получают огромный эмоциональный, музыкальный, профессиональный заряд энергии. Такой стимул необходим, чтобы начался процесс настоящего воспитания через преодоление.

Наши педагоги — концертмейстеры и солисты лучших оркестров — всегда видят, когда музыканту нужно сделать еще один шаг вперед, даже если кажется, что предел уже достигнут.

Только тогда музыкант может вырасти, сделать профессиональный выбор, осознать, что игра в оркестре — это действительно то, что ему интересно и важно. Профессиональное воспитание через преодоление — один из важнейших принципов академии.

Часть музыкантов из нашего первого набора сошли с дистанции, не выдержав психологически или физически, такое возможно, например, из-за не очень удачной постановки рук. Но большинство продолжает работать, преодолевать трудности и открывать для себя новые перспективы.

Мы стараемся работать над индивидуальным будущим наших музыкантов.

Если у них появляются опыт и кругозор, если просыпается настоящая страсть к музыке, они могут работать в оркестре или строить камерную карьеру. Но так или иначе, мы создаем ситуацию, в которой каждый может понять, что ему по-настоящему нужно.

— Насколько оправдала себя идея оркестра без художественного руководителя?

— Важно сказать, что речь идет не об отсутствии художественного руководителя, а о принципе коллегиальности. Эти функции распределены между руководством филармонии, дирекцией оркестра и приглашенными дирижерами. Сумма знаний превосходит одно-единственное знание.

Однако отсутствие художественного руководства для взрослого оркестра в большинстве случаев не оправданно. Необходимо формирование творческого лица, почерка оркестра, его собственного пути в освоении богатейшего музыкального наследия и то направление, в котором развивается коллектив.

— Как вы его формулируете для себя и оркестра?

— Главное, что мы хотели бы воспитать,— стремление к поиску смыслов. Поэтому мы стараемся приглашать прежде всего тех дирижеров, кто в процессе подготовки программы может наполнить глубоким содержанием то или иное сочинение. Музыканты должны быть полностью готовы: они тщательно изучают материал, добиваются технической точности, постигают особенности стиля и учатся ответственности по отношению к авторскому замыслу. Мы создаем ситуацию, в которой дирижер может прийти и начать заниматься музыкой.

Наш принцип заключается в том, что дирижер — бог, он может все поменять, а оркестр должен уметь моментально откликнуться.

В Молодежном оркестре нет шаблонов — ни технических, ни музыкантских, он — чистый лист. Важное сочетание творческой свободы и профессиональной ответственности возможно именно потому, что с оркестром работают очень разные дирижеры. Мы никогда их не торопим, напротив, настраиваем на интенсивный рабочий процесс и выбираем тех, кому на протяжении долгого репетиционного времени есть что сказать. Их творческий импульс и талант становятся путеводной звездой музыкантской жизни.

— Вы говорите об уникальной ситуации, в которой работают музыканты Молодежного оркестра. Но что происходит с ними потом, когда они переходят во взрослые оркестры? Не каждый коллектив может позволить себе постоянно приглашать знаменитых дирижеров.

— Мы предполагаем, что наши выпускники попадают в похожую творческую атмосферу. Как это произошло, например, с теми, кто пришел в Госоркестр, Национальный филармонический оркестр, РНО, в оркестр Курентзиса, оркестры Мариинского и Большого театров, в оркестры Пермского и Нижегородского оперного театров и многие другие столичные и региональные коллективы.

Конечно, один в поле не воин, и, если один музыкант придет в слабый оркестр, он не сможет изменить ситуацию. Даже если создать ему специальные условия, что, с моей точки зрения, было бы неправильно. Но если несколько музыкантов приходят в ведущий оркестр, они получают возможность профессионально состояться и расти вместе с самим оркестром. Наши выпускники отличаются дисциплиной, ответственностью и, конечно, отдачей, но многое зависит от серьезности творческих задач в коллективе.

Концертмейстеры и солисты практически всех московских оркестров занимаются с нашими музыкантами, знают их и присматривают для своих коллективов еще в процессе занятий. Это намного действеннее, чем та ситуация, которая, к сожалению, иногда случается,— просто объявлять конкурс, слушать десятки людей и в результате никого не брать на работу, потому что не из кого выбирать. Еще десять-пятнадцать лет назад даже в Москве ощущался кадровый голод, но с появлением Молодежного оркестра ситуация начала меняться.

— Но не в регионах?

— У нас был опыт сотрудничества с некоторыми региональными оркестрами, мы заключали договоры о стажировках, наши ребята приезжали, например, в Ульяновск, их молодые музыканты приезжали к нам. Как профессиональный импульс это может работать, но реального системного обучения, конечно, не может дать. Необходимо время, чтобы создать целый комплекс мотиваций и жестких обязательств, которые воспитывают музыканта. В этом, на мой взгляд, ключ к налаживанию образования, когда создается такая система, в которой ты берешь на себя обязательство расти. Конечно, никакой Молодежный оркестр не сможет решить проблему начального и среднего образования, проблему будущего кадрового голода. Ведь на некоторые инструменты в музыкальные школы нет набора, никто не приходит. И об этой проблеме нужно начинать думать уже сейчас, через десять-пятнадцать лет будет уже поздно.

— Пятилетний опыт сотрудничества Молодежного оркестра с выдающимися зарубежными музыкантами сейчас кажется ушедшей эпохой. Меняется не только состав оркестра, но и сама ситуация, уже нет возможности приглашать многих мировых звезд. Насколько важен сегодня тот опыт?

— Он многое дал оркестру. Среди наших ребят есть те, кто хорошо помнит эти встречи, глубоко впитал уникальные знания и способен их передать. Поэтому мы ввели новую категорию: музыканты-наставники. Это не все, кто много проработал в оркестре, а только те, у кого есть склонность к подобному типу работы. Будет жаль, если со всей суммой полученных знаний они просто уйдут, унеся опыт и воспоминания с собой. Кроме того, все без исключения солисты и дирижеры, которые работали с оркестром, говорили нам, что с радостью приедут снова. И такая возможность, я уверен, еще будет.

— Насколько важным остается для оркестра просветительское направление, привлечение новых слушателей?

— Мы видим, что аудитория молодежных проектов с участием Молодежного оркестра все время растет и наполняет залы. Мы должны создавать для оркестра баланс разных задач — это и просвещение, и привлечение детской аудитории, и исполнение современной музыки, и участие в концертах солистов, и гастрольная деятельность. Но все охватить невозможно. Оркестру нужно развиваться, готовить большие программы, учить новые сочинения, продолжать начатое. Например, недавно прозвучала Домашняя симфония Рихарда Штрауса, а перед тем была Альпийская с Пааво Ярви. Сейчас наши музыканты будут готовить Одиннадцатую Шостаковича с Александром Лазаревым, с которым делали Седьмую. С ним они могут осваивать материал по-настоящему глубоко и интересно. Таких дирижеров не много, но они есть даже среди молодых, например Филипп Чижевский. Если говорить о дирижерах-дебютантах, в этом сезоне оркестр выступал почти со всеми лауреатами конкурса имени Рахманинова.

Но все же важнее работа с опытными мастерами, в которых сочетаются авторитетность и теплое отношение к молодым музыкантам, колоссальный запас знаний и умение достичь желаемого результата. Оркестр всегда завороженно работает с Валерием Гергиевым. Эти репетиции производят невероятное впечатление. Он может вдохновенно заниматься пять часов без перерыва, и все это время музыканты будут работать, словно загипнотизированные. Сколько бы ни оставалось времени, даже отделывая одну-единственную фразу, он меняет всю ситуацию в оркестре. Происходит огромная эмоциональная мобилизация, и оркестр выходит на новый уровень.

— Какие программы вам представляются особенно важными для оркестра в эти пять лет?

— Каждый дирижер так или иначе дал оркестру некое новое понимание конкретного сочинения, стиля, музыки в целом. Боюсь упустить что-то, но назову Четвертую Прокофьева и симфонию «Манфред» с Валерием Гергиевым, Шостаковича, Штрауса и Респиги с Александром Лазаревым, французскую программу с Жан-Кристофом Спинози, Бетховена с Филиппом Херревеге, Штрауса с Пааво Ярви, замечательную Четвертую Брамса с Антонелло Манакордой, Шестую Чайковского, которую мы записали и выпустили на диске, и многое-многое другое — перечисление всего заняло бы несколько страниц. Ну и, конечно, нельзя не сказать об огромном значении для оркестра программы, исполненной к пятилетию коллектива.

— Шестая Чайковского — это пока единственная запись в биографии Молодежного оркестра. Что-то еще планируется?

— Запись в студии, в нашем случае на базе «Филармонии-2», невероятно повышает уровень оркестра. Музыканты начинают иначе слышать себя и друг друга, по-настоящему узнают сочинение в целом. Сейчас мы думаем о том, чтобы издать какую-то часть наших видеозаписей. Время видео возвращается, и не только в России. Некоторые из наших программ, снятых в очень хорошем качестве, мы уже отобрали для трансляций на канале «Культура». Но чтобы подготовиться к такому виду работы, как аудиозапись, требующая максимального совершенства, обновленному составу оркестра нужно время.

В этом сезоне мы планируем вернуться к Бетховену. С него начиналась биография оркестра, звучали Пятая, Седьмая и Третья симфонии, очень высокий уровень мастерства был достигнут в Тройном концерте, в планах еще два бетховенских вечера. Я очень рад, что снова прозвучал «Прометей» Скрябина с Гергиевым, способным передать оркестру и публике масштабность музыки Скрябина. Рад, что оркестр снова встречается с Денисом Мацуевым — они много играют вместе, всегда совпадают по энергетике, и это ценно.

У нас большие планы, и полагаю, что уже летом обновленный состав может претендовать на освоение нового репертуара, необходимо только проявлять выдержку и не переставать работать.

Интервью взяла Юлия Бедерова