Во вторник в Доме кино прошел вечер, посвященный 100-летию со дня рождения великого кинорежиссера, народного артиста СССР (1964) Иосифа Хейфица (1905-1995). По мнению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, настоящей сенсацией стал первый за 72 года публичный показ фильма "Моя Родина" (1933), поставленного Иосифом Хейфицем и его постоянным соавтором Александром Зархи.
"Моя Родина" ("Мост", "Люди ОКДВА"), возможно, не только первый полноценно звуковой советский фильм, но и первый фильм, снятый с экрана по личному указанию Сталина. Триумфальная премьера состоялась в День Красной Армии 23 февраля 1933 года. Но уже 3 апреля "Правда" сообщила о запрете фильма, который "дает неправильное, искаженное представление о нашей Красной Армии". Диктатор советского кино Борис Шумяцкий добивал фильм: он "системой своих образов дает карикатуру на новых людей Советской страны, изображая их каких-то бесхарактерных и безвольных, приписывает им несвойственные людям нашей героической эпохи и нашего класса непротивленческие черты". До наших дней фильм дошел с утратами. Пропала часть, в которой, готовясь к рейду на советскую территорию, офицеры-белоэмигранты поют в харбинском кабаке, конечно же, песню "В кабаках Харбина".
Претензии высосаны из пальца, так бывает всегда, когда власть раздражает не конкретная крамола — ее в фильме нет и в помине, — а нечто неуловимое, но недопустимо вольное. Бойцы Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА), отражающие нападение китайских войск и белых партизан и занимающие для острастки китайский город, действительно не плакатные чудо-богатыри. Даже в шинелях и обмотках они остаются лапотниками с топором деланными лицами, корявыми движениями, нескладной речью, крестьянской опасливостью и лукавством. Они искренне интересны Хейфицу. Он любит своих "людей ОКДВА", он вообще любит жизнь, как умели любить ее только режиссеры той эпохи.
Режиссерская свобода и фантазия идут рука об руку с абсолютной отточенностью каждого движения, реплики, эпизодического персонажа. Кровавый рейд китайцев и финальное возвращение частей ОКДВА на родину — шедевры ритма: движение людских масс и групп чередуется с экспрессивными деталями. Бандит комкает вырванные из руки мертвой учительницы листки: "Арифметике учила". Рикша опрокидывает коляску с пассажиром, классово недовольным тем, что кули загляделся на красные броневики, — в следующем кадре он уже покуривает сигару буржуя. И никто, никто и никогда в фильме не произносит ни одного лозунга: все — только через непосредственные человеческие реакции.
Вокруг основного сюжета ветвится множество побочных линий, каждая из которых, даже намеченная вскользь, полноценная новелла. Шаловливый китаец Ван-босяк (Борис Хайдаров), поневоле ставший агрессором, но потом прикончивший своего офицера и вернувшийся на родину уже с зачатками классового сознания, так же важен для Хейфица, как великолепная проститутка Людмила (Людмила Семенова), которая картинно закрывает лицо прядью и стреляет папироску у красноармейца: "Утомилась разговаривать, язык вспотел". Крохотная повариха, неловко влюбленная в сбежавшего из плена Ваську, так же ярко вылеплена, как капитан Алябьев (Олег Жаков), первый в советском кино белый офицер-психопат, бредящий семейным ярославским особняком, узнающий в любом красном его разорителя, смертельно отравленный насилием, готовый стрелять хоть в соратников, хоть в пол, тяжело отходящий от приступов, детоубийца. Такая не подогнанная под казенные стереотипы Гражданская война (а события на Китайско-Восточной железной дороге, лежащие в основе фильма, — это продолжение Гражданской войны) снова появится в советском кино только через 30 лет.
А всего, между прочим, в 1930-1934 годах было запрещено еще 48 фильмов, в том числе знаменитых Алексея Каплера, Николая Охлопкова, Михаила Калатозова, Александра Медведкина, Михаила Геловани, Леонида Лукова, Ивана Перестиани, Ивана Кавалеридзе, Константина Эггерта, Сергея Герасимова, Игоря Савченко, Ивана Правова, Льва Кулешова. Иосифу Хейфицу просто повезло, что в отличие от многих других жертв цензуры "Моя Родина" сохранилась и дожила до второй премьеры.