В субботу в Санкт-Петербурге в Европейском университете состоялось вручение независимой литературной премии имени Андрея Белого, существующей с 1978 года. Один рубль, бутылку водки и яблоко получили Мария Степанова за книгу стихов "Физиология и малая история", концептуалист-"медгерменевтик" Юрий Лейдерман за сборник прозы "Олор", социолог, переводчик, эссеист Борис Дубин за труды "Интеллектуальные группы и символические формы" и "На полях письма". "За особые заслуги" наградили критика и романиста Вячеслава Курицына.
Формулировки, за что именно имярек удостоился премии, традиционно витиеваты и патетичны. Марию Степанову наградили, среди прочего, "за физиологически плотное ощущение времени", Юрия Лейдермана — "за бескорыстность возвышенной речи", Бориса Дубина — "за неустанную борьбу с провинциализмом в русской культуре". Доля самоиронии в этих образцах непростого жанра славословия, несомненно, присутствует, но пафос перебивает ее. Заглянув в свой диплом, Вячеслав Курицын захихикал, по мере чтения его смех нарастал, но огласить вслух формулу собственных заслуг он наотрез отказался.
На первый взгляд, лауреаты — тишайшие люди. Но представлявшие их коллеги, рассказывая о милых пустяках, помимо своей воли представляли героев вечера какими-то полурыцарями, полудраконами литературы. Литературовед Всеволод Багно, например, вспомнил, как ездил с господином Дубиным, названным им "Борхесом сегодня", в Гранаду. Все время их пребывания там будущий лауреат, не отрываясь, читал книги: так и уехал, Альгамбру не увидев.
Но о чем бы ни говорили ораторы, все они словно пытались объяснить самим себе, какого же рода литературе вручается эта премия. До перестройки все было понятно: "второй", "подпольной", словесности. А теперь? "Интеллектуальной", "формалистической", "инновационной"? Это последнее слово, явно заразившись им от Владимира Путина, употреблял господин Курицын. По его словам, "сейчас инновации делают люди, слабо умеющие читать". Наконец, достроив свою "башню из слоновой кости", он вдруг обнаружил, что у чистой литературы не осталось ни предмета, ни энергии.
Борис Дубин мечтает об идеальном модерне, который в России несколько раз начинался, но так и не был "прожит". Юрию Лейдерману собственные тексты симпатичны, поскольку это "бесцельная, бессмысленная литература, написанная даже не машиной, а конфигурацией неких машин". Александр Скидан, поделив всех писателей на "Набоковых и Кафков", отдал предпочтение "Кафкам", создающим одновременно с текстами и читателей этих текстов. Если утрировать, получится, что идеальный лауреат — полуграмотная машина по производству читателей. Образ, столь же пугающе красивый, как и созданный госпожой Степановой образ всей мировой поэзии, умирающей с каждым умирающим поэтом, не выдержав собственной тяжести, ранее переложенной на его плечи.
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ