В Государственном Эрмитаже открылась традиционная фарфоровая рождественская выставка. На этот раз дружбу и партнерство музея с вернувшим себе месяц назад родное название Императорским фарфоровым заводом (бывшим Ломоносовским, бывшим Государственным) олицетворяет экспозиция сверххудожественного значения — выставка раннего советского фарфора "Вокруг квадрата". Увидеть своими глазами то, за что на западных аукционах нынче платят немыслимые десятки тысяч разных западных денег, отправилась КИРА ДОЛИНИНА.
История перековки трудившегося прежде почти исключительно на благо своих высших покровителей Императорского фарфорового завода в "завод-поставщик всего народа" более или менее известна. После Февральской революции завод лишился опеки Министерства императорского двора, в марте 1918 года им занялся Наркомпрос и лично товарищ Луначарский. Осенью того же года художественным руководителем завода стал Сергей Чехонин, вслед за ним, привлеченные приличным пайком, относительной стабильностью и реальной свободой выражения, другие (как авангардисты Владимир Татлин, Иван Пуни, Владимир Лебедев, Василий Кандинский, Давид Штеренберг, Михаил Адамович, так и вполне лояльные к традиционным практикам Мстислав Добужинский, Кузьма Петров-Водкин или Натан Альтман), а в 1923-м, после назначения на место Чехонина Николая Пунина, на заводе появились супрематисты. Последние проработали на заводе около года, но этот год стал переломным: ничего радикальнее форм, сделанных Казимиром Малевичем и его соратниками, в музее завода уже не будет. Супрематическое клеймо в виде черного квадрата, стоявшее на "напоминающем паровоз" чайнике, "неудобных для питья чашках" и других экстравагантностях, пришлось не слишком по душе отечественным критикам, но, как горячие пирожки, расхватывалось на Западе. Туда почти все и ушло — Музей фарфорового завода, едва ли не единственное в России место, где супрематический и другой ранний советский фарфор пребывает полным списком и в абсолютной подлинности. На выставке в Эрмитаже, ставшем в 2003 году хранителем музея, его можно наконец-то увидеть всем.
Революционное искусство появилось на фарфоре почти сразу после самой революции. На тех же формах и из тех же рук, что прежде выводили двуглавых орлов, портреты и вензеля членов императорской семьи, имперские парады и лианы модерновых ваз, появились дикие с точки зрения утилитарности этих предметов фразы вроде "Царству рабочих и крестьян не будет конца", "В единении сила" или та еще цитатка из Ленина: "Наша нравственность выводится из классовой борьбы пролетариата". Новые шрифты, беглый штрих, аляповатые порой цвета, колом торчащие трубы заводов, никак не способствующие аппетиту штыки красноармейцев, знамена, серпы-молоты и тексты, тексты, тексты... Вещи не для жизни, но для агитации и пропаганды — причем не в Советах, а за рубежом: в иные годы до 90% продукции прямиком отправлялось за кордон. Здесь же ассортимент был попроще, но и поэклектичнее. Характерный список изделий 1918-1919 годов: "Бюст императрицы Екатерины II ценой в 30 рублей, 25 бюстов 'царей малых' по 28 рублей, 5 'царей больших' по 100 рублей и 71 барельеф Ленина по рублю".
Приход больших художников не изменил экспортную природу экономики завода, но существенно повлиял на художественность продукта. Вещи Чехонина, Суетина, Чашника, Пуни, Лебедева, Лапшина, Малевича — интеллектуальная игра с формой и фактурой, которые для многих художников, никогда на керамике не специализировавшихся, стали артистическим вызовом. Для кого-то разовым вызовом он и остался, для других — прежде всего для Чехонина и Суетина — фарфор оказался чуть ли не главным материалом. Похоже, и в искусстве бывает верна пословица "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Не от хорошей жизни шли художники на завод, но то, что они там успели наделать, не отпускает их потомков до сих пор.