Олениана

В старинной саамской легенде о Мяндаше три сестры вышли замуж за разных животных, но самым счастливым оказался союз с оленем. Оленеводство для саамов (саами) — это жизнь, олень — символ национальной культуры. От того, как обстоят дела в оленеводстве, зависит судьба этого небольшого народа. Если верить статистике, по ситуации на 1 января 2005 года на Кольском полуострове проживало 1795 саамов и 60 780 оленей.

Самый западный КМНС

В России много малых народов. К ним, их правам на землю и традиционному укладу жизни государство относится не столь трепетно, как где-нибудь в США или Норвегии, но все же с определенным пониманием. Существует федеральная целевая программа "Экономическое и социальное развитие коренных малочисленных народов Севера до 2011 года". Специалисты по бюрократическому новоязу давно придумали сокращение для этих самых народов — КМНС.

Саамы — КМНС. Впрочем, у них есть заметное отличие от других коренных и малочисленных. Кроме России саамы живут в Финляндии, Швеции и Норвегии. Следует из этого вот что — российский чиновник всегда может сказать сааму: "Есть кому вам помочь".

Раньше саамов называли лопарями. Лопарь в переводе на русский — человек, живущий на краю Земли. Мурманская область, безусловно, край российской земли. Далековато от Москвы, зато в двух шагах от Европы — граница с Финляндией и Норвегией.

Последние годы российские саамы имеют возможность эту границу пересекать. Они давно мечтают о возможности безвизового въезда в три соседние страны. Имеют же КМНС с другого края российской земли, Чукотки, право безвизового въезда на Аляску. Увы, саамы пока могут радоваться лишь тому, что участники культурных обменов не платят консульского сбора за норвежскую и шведскую визу.

Село Ловозеро, центр Ловозерского района, в котором проживает большая часть российских саамов, тоже край земли. Сюда ходит маршрутка из Мурманска. Не каждый день, но ходит. А дальше — как в песне: "Машины не ходят туда..." Тундра, понимаете ли. Зимой, когда замерзли все реки, речушки, озера, можно проехать на снегоходе. Если есть. Летом — на вездеходе. Опять же если есть.

Хотя снегоходы в Ловозере есть у многих. Кто-то даже считает этот транспорт более важным, чем автомобиль. Yamaha вместо BMW, "Буран" вместо "копейки".

Саамы имеют европеоидную внешность, носят русские фамилии и имена (иногда только дома пользуются похожими на финские национальными именами — Пекка, Анни, Нико, Тимо), по-русски говорят без всякого акцента. Потому отличить саама от русского или, например, от проживающего в этих же краях коми-ижемца, постороннему человеку практически невозможно. Если человек сам не скажет, что принадлежит к этому народу, то и не догадаешься.

Едва ли не единственная примета национальной экзотики в Ловозере — два здания, спроектированные так, чтобы внешне напоминать чум, традиционное жилище. Одно из них — гостиница, не страдающая нехваткой свободных мест. Второе — Национальный культурный саамский центр. В первом я живу, во второе иду на встречу, брать интервью.

Саамы без границ

В культурном центре мне попадается на глаза объявление: правительство Финляндии выделяет грант переводчикам, которые возьмутся за переводы мировой классики на финно-угорские языки (саамский язык относится к этой группе).

В советское время власти боролись с саамским языком, и саамы, народ законопослушный, переходили в домашнем общении на русский. Сейчас на родном языке может говорить лишь каждый третий. Так что вряд ли на финский грант найдется много претендентов.

Отец моего собеседника пас оленей. Сын, Кобелев Александр Андреевич,— председатель правления Общественной организации саамов Мурманской области (ООСМО), президент международной неправительственной организации "Совет саами". На стене в его кабинете висит карта Мурманской области, утыканная флажками двух типов. Одни показывают, где живут саамы, вторые — где пасутся оленьи стада.

В разговоре о судьбе саамского языка господин Кобелев приводит несколько положительных примеров. Так, административным секретарем в Совете саами (в Финляндии) работает саам Евгений Юшков, владеющий шестью языками, в том числе как рабочими норвежским, северосаамским, русским и английским.

"Недавно было создано ЗАО 'Кольское саамское радио'. Это большой проект скандинавских телерадиокомпаний и саамских организаций,— рассказывает Александр Кобелев.— Сейчас оно вещает на саамском языке 15 минут ежедневно по кабельным сетям, идет процесс получения лицензии на вещание в FM-формате. Это хотя и социальный, но коммерческий проект. Сейчас радио существует на выделенные средства, но со временем само должно начать зарабатывать деньги. Два журналиста работают в Ловозере, один в Мурманске, а один учится сейчас в Каутокейно, столице норвежских саамов, на факультете журналистики".

Язык и национальная культура — это замечательно. Но еще надо просто жить. "На что?" — интересуюсь я.

Мой собеседник начинает перечислять: "Ну, дикие ягоды не только для коренных народов, для всех — один из способов выживания. Скупщики платят по 70-80 рублей за килограмм морошки, под конец сезона цена поднимается до 100 рублей. Правда, сдают больше чернику-бруснику по 25-30 рублей за килограмм. В Скандинавии, кстати, расценки в разы выше.

Летом большинство старается выехать на озеро, у кого есть возможность — в тундру. В основном рыбачат; охота не так популярна, хотя охотники еще остались, даже те, которые знают традиционную национальную охоту. Бьют лису, песца. Впрочем, сейчас нет спроса особого на пушнину. Ею круглый год на дороге торгуют".

"ООСМО в последнее время занимается созданием традиционных предприятий,— отвечает Александр Кобелев.— Мы помогли создать общину 'Пирас', которая занимается и оленеводством, и туризмом — всем вместе. Средства на этот проект выделяли Норвегия и Дания. Есть еще два проекта, которые курирует Союз саами,— еще две общины собираются заниматься оленеводством. Стортинг (парламент.— SR) Норвегии полагает, что надо развивать частное оленеводство саамское на Кольском полуострове".

Помогает заграница и подрастающему саамскому поколению. Заместитель директора по учебно-воспитательной работе профессионального училища #26, депутат местного совета Валентина Вячеславовна Совкина рассказывает:

— Более 12 лет наше училище сотрудничает с саамским центром 'Саак' из Финляндии, там наши ребята проходят стажировку, практику, в основном по убою. Недавно заключили договор с Норвегией на стажировку в Каутокейно: ученики будут перевозить оленей на пароме, ловить рыбу. Скоро будет стажировка в Швеции — оленеводство и рукоделие (из оленьей шкуры, оленьего рога).

В нашем училище 319 учащихся, из них 57 саами, 37 коми-ижемцев, 10 ненцев, а также 80 сотрудников, из которых 11 саамов, 9 коми. Среди профессий, которые дает училище, такие специфические, как оленевод или швея мехового производства с умением выполнять саамские промыслы. После училища ребята идут в армию.

— Как же так? — удивляюсь я.— Вроде представителей малых народов не должны призывать.

Но оказывается, все не так просто. Юноша-саам может избежать призыва, если пойдет работать оленеводом в тундру и будет проводить там большую часть года. Остаться в Ловозере, получать пособие по безработице и не идти служить не получится. Так что ребята идут служить.

— После армии у многих меняется мировоззрение,— говорит Валентина Совкина.— Если ты поехал в тундру, ты знаешь, что не создашь семью: девушек там нет, знакомиться некогда. Молодых девчонок не привлекает такая перспектива — жить в тундре.

Деньги на ветер

Следующая история не связана напрямую с оленями. Разумеется, олень — национальный саамский символ, оленеводство — стиль жизни, но во многих саамских поселках уже нет оленьих стад. И большинство саамов сейчас безработные. Например, в ЗАТО Островной, расположенном на месте бывшего центра ныне несуществующего Саамского района села Гремиха, живет около 40 саамов. Оленеводов среди них нет ни одного, имеющих работу — единицы. Таких деревень и сел в Мурманской области много.

Рядом со входом в офис национального предприятия ЗАО "Валт Ялл" (в переводе с саамского — "Свободная жизнь") в Мурманске лежат разобранные ветроэнергетические установки. Проще говоря, ветряки. Лежат уже не первый год. Как рассказала директор предприятия вице-президент Ассоциации кольских саамов Любовь Анатольевна Ватонена, идея состояла в том, чтобы установить их в селе Сосновке на побережье Белого моря. Нетрадиционный экологически чистый источник электроэнергии, а вместе с этим экономия — на дизельном топливе, на транспортных расходах по поставке этого топлива в Сосновку. Словом, улучшение качества жизни в отдельно взятом оторванном от цивилизации селе. Благодаря ветрякам электричеством жители села смогли бы пользоваться в любое время, а не два часа в день, как сейчас. Идея вроде хорошая, но ничего из нее не вышло. Почему?

Можно только предполагать. Например, предположить, что дизельное топливо можно выменять на рыбу в военной части, а выделенные государством на закупку этого топлива средства... Так что с чьей-то точки зрения получается, что ветряки вовсе не экономия, а, наоборот, большая потеря.

С государственным финансированием вообще работать сложно, жалуются в "Валт Ялле". Постоянная реорганизация органов, отвечающих за проблемы Крайнего Севера, приводит к тому, что федеральные государственные унитарные предприятия (ФГУПы), через которые идут средства, живут тоже недолго. В одном из таких ныне несуществующих ФГУПов зависли предназначенные на реализацию одной из программ "Валт Ялла" деньги, и совершенно не понятно, как их возвращать.

Подобно истории с ветряками, ничем не кончились и другие программы, которые разрабатывало национальное предприятие,— по дистанционному обучению через интернет детей, живущих в отдаленных маленьких поселках, по обеспечению оленеводов мобильной телефонной связью, по созданию в отдаленных деревнях факторий, обеспечивающих жителей продовольствием в обмен на местные биоресурсы.

Саам себе оленевод

Про Андрея Алексеевича Юлина, председателя общины "Пирас" (в переводе с саамского — "Семья"), мне довелось слышать от нескольких людей, связанных с оленеводством. Прежде всего запомнилась цифра — 48 тыс. га. Именно такую территорию арендует "Пирас" под выпас оленей.

— Пока только на пять лет,— объясняет Андрей Юлин.— Дальше попытаемся что-то предпринять, чтобы земля перешла в частную собственность.

Отец человека, намеревающегося получить в собственность кусок земли, сопоставимый по размерам с Андоррой, всю жизнь проработал в совхозе, имел в трудовой книжке две записи — "принят на работу" и "уволен в связи с выходом на пенсию". От отца сыну в наследство достались олени. Общину "Пирас" Андрей Юлин организовал в 2002 году — сначала ездил в Норвегию, перенимать опыт.

— У нас другие законы. Можно только мечтать, чтобы у нас было как в Норвегии. Там оленеводству помогает государство, нам — нет. Нашей общине удалось пока получить два гранта — от Норвегии и от Дании.

— Я буду по мужчинам считать, так легче. Четверо мужчин. Моя семья, родственники.

— Мы пока не сдаем. Надо поднять стадо, хотя бы до 1,5 тыс. голов, тогда можно и сдавать. Пока сдаем только ягоды. Бруснику, морошку, чернику. Но не в Ловозере. Возим в Мурманск, в Кандалакшу: там выгоднее условия. Но, думаем, самое главное и прибыльное направление сейчас — туризм. За счет него надо будет поддержать оленеводство. Мы пока предоставляем экскурсии для туристов, которых привозят другие турфирмы. Возим в Ловозерские горы, зимой планируем катать народ на снегоходах. Туристы есть как российские, так и иностранные. Мы им даем возможность отдохнуть подальше от цивилизации, но тем не менее в комфортных условиях.

Кому помешали олени

Первый удар по оленеводству на Кольском полуострове был нанесен еще в правление Николая II. Новая железная дорога, проложенная к построенному в 1916 году порту Романов-на-Мурмане (ныне Мурманск), навсегда отрезала друг от друга две популяции дикого северного оленя. А дальше — чему только не мешали саамы с их традиционным образом жизни. В период коллективизации оленей отбирали у хозяев и сгоняли в общие колхозные стада. По соображениям государственной безопасности часть районов Кольского полуострова закрыли для выпаса оленей: где-то рядом граница, где-то — базы ракетно-ядерного Северного флота. Уже в брежневскую эпоху при строительстве Серебрянской ГЭС выселялись саамские деревни, попадавшие в зону затопления. Другие деревни просто ликвидировались как неперспективные.

Тем не менее именно в застойном 1981 году поголовье оленей Кольского полуострова достигло наибольшей численности — около 80 тыс. голов. В пресловутом 1913 году их было 81 тыс.

С экскурса в историю начался и мой разговор с директором сельскохозяйственного производственного кооператива (СХПК) "Тундра" Виктором Александровичем Старцевым. При советской власти это предприятие называлось совхозом "Тундра". Совхоз был миллионером, да и большинство его работников не бедствовало.

— Наша "Тундра" — градообразующее, или, точнее, сельскообразующее, предприятие,— рассказывает Виктор Старцев.— Примерно половина села работает, работала или имеет родственников в "Тундре". У нас трудится более 100 саамов, а еще есть смешанные браки. В этом году мы отметили 75-летие. До начала распада СССР у нас была неизменная позитивная динамика в росте численности поголовья и сдаче мяса. Еще в 80-е годы наши оленеводы поставляли на забой от 8 тыс. до 14 тыс. голов оленей. В настоящее время — 4 тыс. голов. Стадо при этом сократилось с 41 тыс. до 28 тыс. Экономическое состояние хозяйства таково, что не можем обеспечить достойную зарплату для наших оленеводов, не можем проводить социальные проекты, заботиться о ветеранах и пенсионерах — просто не имеем таких возможностей.

Виктор Старцев протягивает мне пачку жутких фотографий — с убитыми оленями на забрызганном кровью снегу:

— Это даже не браконьерство, а вооруженный грабеж. В советские времена за отстрел домашнего оленя можно было попасть в тюрьму на четыре-пять лет плюс конфискация снегохода, конфискация оружия. Желающих не было. После распада СССР у нас изъяли оружейную комнату: в связи с новым законом об оружии все нарезное огнестрельное оружие было изъято. Охотничьи ружья можно использовать только на сезон охоты. Пастбища остались без охраны. В результате население — и военные, и гражданские — стали безнаказанно уничтожать домашних оленей. Иногда под видом охоты на дикого оленя. Брали лицензию на "дикаря", а потом убивали домашних оленей, делая вид, что не знают разницы.

Еще был случай: военные на вездеходе приехали прямо в стадо, убили важенку (олениху), убили теленка — пока оленеводы вызвали подмогу, вездехода след простыл. Командир части, разумеется, говорит, что это не его подчиненные.

Иногда совершенно жуткие вещи происходят. Могут убить оленей только ради того, чтобы вырезать языки, деликатес, а туши бросят.

Сейчас поступила мне такая информация. Военные вертолеты в районе ЗАТО Островной начинают отстрел оленей. Никакая милиция их не достанет в закрытых их городах.

Ни одного браконьера к ответственности пока не привлекли. Даже если милиция ловит человека с поличным, дело обычно прекращают или виновного подводят под амнистию. Самый серьезный приговор, который был вынесен,— год условно. И это браконьеру, пойманному второй раз.

В разговор вступает начальник цеха оленеводства Владимир Константинович Филиппов:

— Вот много говорят, что саамы из других стран помогают российским саамам, всякие фонды выделяют средства. Так вот, в цехе оленеводства более 20 человек, все саамы. Ни разу никто нам копейкой не помог. Из местного бизнеса тоже никто не помог ничем. Государство выделяет субсидии — 150 рублей за одного оленя, но это для всего оленеводства.

Директор, правда, вспоминает один пилотный проект: благодаря Союзу оленеводов Финляндии создан цех переработки оленьего мяса. Пока цех выпускает варено-копченую колбасу, правда, в небольших количествах. В плане — сырокопченая колбаса и консервы из оленины.

— Необходимо, чтобы оленевод стал хозяином тундры снова,— отвечает Виктор Старцев.— А то в последние годы стали хозяевами браконьеры, частные лица, туристические частные фирмы, различные государственные структуры, которые контролируют, сколько оленевод поймал себе рыбы, может ли он выстрелить в напавшего на стада медведя.

Забой по-шведски

Изготовленной в СХПК "Тундра" колбасы мне не довелось увидеть ни в одном магазине Ловозера. В меню единственной местной столовой, носящей оригинальное название "Тундра", блюда из оленины отсутствовали.

Варенье из морошки мне попалось только в Мурманске. Оно было финского производства.

И это неудивительно. Практически вся оленина, произведенная СХПК "Тундра", идет на экспорт — в Швецию.

Оленей забивают на современном убойном пункте, имеющем все европейские гигиенические сертификаты, с помощью относительно гуманной технологии (то, как убой производился раньше,— рассказ не для слабонервных).

Убойный пункт принадлежит ООО "Норрфрюс-Ловозеро" — российской компании со стопроцентным иностранным капиталом. Капитал шведский. Соучредитель и генеральный директор компании — швед, насколько мне удалось узнать, без каких-либо саамских корней, Валльстрем Олов Биргер. Живет он между двумя странами — то в Швеции, то в Ловозере.

Фирма "Норрфрюс-Ловозеро" работает по-европейски. Абсолютно "белая" бухгалтерия, строгое соблюдение всех правил и норм. Работники фирмы (15 человек трудится постоянно, на период убоя штат вырастает примерно до 50 человек) не знают такого понятия, как "задержка выплаты зарплаты". Да и сама зарплата по местным меркам неплохая.

Даже внешне убойный пункт (бывшая советская молочная ферма) напоминает магазинчик IKEA, непонятно каким ветром занесенный в Ловозеро. Когда-то "Норрфрюс" владел половиной пункта, вторая половина принадлежала "Тундре", но потом вторая половина была выкуплена за долги.

У "Норрфрюса" и СХПК непростые отношения. Что объяснимо: вопрос закупочной цены каждый сезон решается заново. Тем не менее факт остается фактом: без шведов с их любовью к экологически чистой пище вопрос со сбытом оленины стоял бы для российских хозяйств гораздо острее. Если ягоды можно сдать не только "Норрфрюсу", то претендентов на кольскую оленину в России пока не находится.

Самостоятельно продвигать оленину на российском рынке фирма пока не планирует. Зачем тратить лишние средства на раскрутку продукта, если в Швеции многие покупатели давно знают, что олень из Мурманской области лучше, чем даже родной шведский олень, так как первый питается натуральным ягелем, а второй — комбикормом?

Малые, но много

Статистика, связанная с коренными малочисленными народами Севера, запутанна и противоречива. Так, как говорится, исторически сложилось. Составленная нами таблица изменения численности этих народов за последнее столетие дает лишь самое общее представление о проблеме. Для более подробного раскрытия темы понадобилась бы толстая научная монография, а не газетная заметка.

Обсуждение темы малых народов следует начинать с традиционно используемой терминологии. Итак, нас интересуют коренные малочисленные народы Севера, часто обозначаемые в бюрократических документах аббревиатурой КМНС, похожей на гибрид кандидата в мастера спорта и младшего научного сотрудника. Опять же правильнее говорить не только о Севере, но о Европейском Севере, Сибири и Дальнем Востоке. Дело в том, что есть еще один регион России, насчитывающий большое количество малых коренных народов,— Дагестан. О нем речь сейчас не идет. Не идет речь и о коренных народах данных территорий, которые нельзя отнести к малочисленным, например якутах. Согласно федеральному закону "Об основах государственного регулирования социально-экономического развития Севера Российской Федерации", "коренные малочисленные народы Севера (далее именуются — коренные народы) — народы, проживающие на территориях традиционного проживания своих предков, сохраняющие самобытный уклад жизни, насчитывающие в России менее 50 тыс. человек и осознающие себя самостоятельными этническими общностями".

Последняя часть определения признается самой важной. Переписи населения учитывают, сколько людей осознают себя представителями данного народа. Оценка численности народа по другим факторам — месту традиционного проживания, ведению традиционного образа жизни, использованию национального языка — практически всегда дала бы меньшие цифры.

Достаточно сравнить в нашей таблице показатели из двух последних колонок. Почти во всех случаях численность народа заметно выше числа людей, владеющих соответствующим национальным языком. При этом не следует забывать, что каким-то национальным языком могут владеть представители соседних народов, а также дети от смешанных браков, причисляющие себя к другому народу или осознающие себя русскими.

Данные Всероссийских и Всесоюзных переписей населения не единственный источник статистики численности КМНС. Но сведения из других источников часто несопоставимы, а также могут быть искажены в ту или другую сторону. Так, недостаточно добросовестные исследователи, которым требовалось доказать, что коренные народы Севера вымирают, предоставляли статистику, указывающую на снижение численности того или иного народа. Если же, наоборот, кому-то требовалось показать рост национального самосознания в последние годы, то сразу же находились цифры, по которым число представителей данного народа увеличивалось.

Свое влияние на статистические данные оказывали ошибки переписчиков (понятно, что далеко не все из них имели высшее этнографическое образование). Эвенков путали с эвенами, ороков с орочами и наоборот. Кроме того, ученые-этнографы постоянно выявляли новые народы и этнографические группы. Иногда проявляли непонятное рвение чиновники на местах. Так, в 1983 году по решению Магаданского облисполкома 500 камчадалам поменяли записи в паспорте с "русский" на "ительмен". В Якутии в 1989 году 300 якутов решили считать долганами. Можно признать наиболее правильным вариантом "золотую середину" — что многие КМНС сохранили свою численность в течение последнего столетия. Это, впрочем, никак не гарантирует, что в ближайшем будущем не последует резкого сокращения численности того или иного народа. Ведь есть еще такие данные статистики, как уровень безработицы, уровень заболеваемости, уровень смертности, и по всем этим показателям почти любой из КМНС обгоняет русских как минимум в полтора раза. Кто знает, что покажет следующая перепись.

Перечень народов приводится в соответствии с предложениями Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН.

**При проведении переписи 2002 года учитывалась этнографическая группа юги (юген), к которой причислили себя 19 человек, знание национального языка этой группы показал 131 человек.

***В отдельные этнографические группы предлагается выделять алюторцев, нымыланов и чавчувенов.

****"С учетом тех, кто называет себя кекар, тазы и удыге" — так записано в данных переписи.

*****Первоначально в ходе переписи была получена нереальная цифра 3000, которую потом административным решением изменили в меньшую сторону.

******В отдельные этнографические группы предлагается выделять затундренных, индигирщиков, кержаков, колымчан, ленских, мезенцев, обских, поморов, походчан, русско-устьинцев, семейских, якутян.