Не скрою, на встречу с Рамзаном Кадыровым я ехал с некоторой опаской. Чеченские чиновники мне не раз говорили, что первый вице-премьер республики, о крутом нраве которого ходят легенды, раздражен моими статьями о нем. Я даже подумал, что зря согласился на такую позднюю встречу — время было около полуночи.
На двенадцатом этаже московского Президент-отеля господин Кадыров со своей свитой занимал целое крыло. В сопровождении первого заместителя руководителя аппарата правительства Чечни Муслима Хучиева я без всякой проверки миновал охрану и прошел в номер к Кадырову. Вопреки моим ожиданиям хозяин номера встретил меня очень радушно: тепло, по-чеченски обнял, усадил за стол, на котором стояла огромная чаша с фруктами. "Ты, конечно, привык про меня писать только неправду, но такая у тебя профессия. Черт с тобой, пиши,— сказал Рамзан.— Я вице-премьер, ты журналист, и я не собираюсь с тобой сводить счеты".
"Мы не хотим кому-то отдать власть, чтобы наш народ продали"
— Рамзан, почему ты всегда опровергаешь утверждение, что можешь быть следующим президентом Чечни? Разве это невозможно?
— Почему невозможно? Но пока у нас есть президент, законно избранный Алу Дадашевич Алханов, у нас нет даже необходимости думать об этом, менять его.
— А если Алханов сам захочет сменить работу?
— Тогда, если команда мне скажет: "Ты должен быть президентом",— я думаю, соглашусь. Потому что все, что делается командой, связано с именем первого президента Кадырова. Мы не хотим кому-то отдать власть, чтобы наш народ продали. Ради этого, возможно, я и соглашусь. Это большая ответственность перед Всевышним. Очень трудно такое решение принять.
— Говорят, что в Чечне главный человек — Рамзан Кадыров.
— Значит, хорошо, если я главный человек (смеется).
— Говорят, что ты и самый влиятельный в Чечне.
— Я не знаю, почему так говорят. Наверное, это исходит от Ахмата Кадырова. Думаю, что уважение ко мне во многом из-за отца моего. Члены нашей команды очень уважали отца.
— А тебя боятся или уважают?
— Боятся те люди, которые нарушают закон. В Чечне последние полгода я практически не видел таких, которые боятся Рамзана Кадырова. Наоборот, мне звонят многие, спокойно обращаются со своими проблемами. Я расскажу такой момент. Звонит как-то совершенно незнакомая женщина, она торгует золотыми изделиями на рынке. У нее какая-то мошенница попросила на продажу ювелирные изделия и скрылась с выручкой. Она теперь просит меня помочь разыскать ее. А я спрашиваю, в милицию обратилась? Нет, говорит, зачем по таким пустякам в милицию. Ко мне, вице-премьеру, значит, можно по таким пустякам (смеется).
— Незнакомая женщина с рынка так просто дозвонилась до тебя?
— Честно тебе говорю! Мой номер телефона многие знают в Чечне.
— И могут запросто позвонить и пожаловаться?
— Почему нет? Звони и ты, если нужно (диктует номер).
— Тем не менее тебя даже в сравнении с отцом считают жестким руководителем. Были у тебя такие поступки, которые мог бы не одобрить Ахмат Кадыров?
— Нет, что ты говоришь! Если мне даже во сне приснилось бы, что мои действия не одобряет отец, то это было бы убийственно. Я хорошо знаю взгляды и убеждения своего отца. Поэтому, принимая какие-то решения, всегда исхожу из этого. Согласен, иногда бываю жестким. Там, где отец обошелся бы словом — он умел убеждать, внушать,— мне приходится применять другие методы.
— Какие?
-- Методы взыскания...
"Если Абрамов устал, он может это сделать"
— Владимир Путин постоянно демонстрирует свое исключительно хорошее отношение к тебе. Он даже публично поздравил тебя с рождением сына. На такое внимание не может рассчитывать ни один российский чиновник.
— Это еще одно доказательство того, что с Ахматом Кадыровым у него были хорошие дружеские отношения. Он уважил таким образом еще раз семью Кадырова. Потому что Путин — настоящий мужчина. В других странах могут только завидовать, что у нас такой президент.
— А руководителям других республик не завидно, что у Владимира Путина такое особенное отношение к тебе?
— Губернаторы ко мне относятся хорошо. Как к сыну своего друга. У них ведь были хорошие отношения с моим отцом. Где бы я ни появился, губернаторы сразу приветствуют меня, сами подходят ко мне, спрашивают: "О, Рамзан, как твои дела?" Думаю, это знак уважения к памяти моего отца.
— Парламент Чечни в знак уважения к памяти твоего отца предложил переименовать Грозный в Ахматкалу, а ты выступил против. Депутаты с тобой советовались?
— Абсолютно нет! Я сидел у Абрамова (премьер Чечни Сергей Абрамов.— "Власть"), это было ночью, в половине одиннадцатого. Мне звонит один человек и говорит: в прессе сообщают, что депутаты предложили переименовать Грозный. Я в ту же секунду позвонил Абдурахманову (председатель парламента Чечни Дукваха Абдурахманов.— "Власть") и сказал, что я против этого и что отец был бы против. Грозный переименовать не получится. Если кто-то хочет сделать хорошее для памяти отца, то надо восстановить город. У отца была такая мечта.
— Ты так же резко возразил, когда газеты написали о том, что премьер Абрамов после лечения не вернется в Чечню. Что, Сергей Абрамов такой незаменимый премьер?
— Да нет. Я не это имел в виду. Конечно, если Абрамов устал, а он работает в Чечне уже много лет, то он может это сделать. Абрамов очень много сделал для меня, для нашей команды, он жил у меня дома, мою маму называл мамой, и я, конечно, не хотел, чтобы он ушел. Но у него сейчас не очень хорошо со здоровьем — нелегко ведь каждый день там ездить, летать.
— То есть возможно, что он и уйдет?
— Да. Но возможно, что и останется. Возможно, найдут ему работу в Москве. Это тоже реально. Но он нам нужен. Если Сергей Борисович примет решение, мы это приветствуем. Вместе с ним или без него, но Грозный мы восстановим.
— Ты возглавил чеченское отделение партии "Единая Россия". Говорят, на это место хотел пойти Руслан Ямадаев.
— Я хотел, чтобы Руслан его занял. Я ему сказал: "Ты старше меня, живешь в Москве, знаешь эту кухню, давай ты". Но он сказал: "Нет, Рамзан, ты должен возглавить партию, это партия власти, ты работаешь на месте, больше знаешь обстановку, а я буду твоим заместителем". Это вы, журналисты, стали чего-то там крутить. У нас не было абсолютно из-за партии разногласий.
— А если вместо Абрамова тебе предложат стать премьером, согласишься?
— А почему это мне должны предложить?
— Ты возглавил партию власти, все логично.
-- Ну если команда так решит, почему бы и нет.
"Мы должны требовать у федерального центра конкретно деньги"
— Ты обещаешь восстановить Грозный. Как скоро это произойдет?
— Несколько дней назад я, министр внутренних дел и управляющий делами президента поехали ночью по Грозному, в три часа ночи. Пошли пешком. И ты знаешь, есть у города дух! Мы центральный проспект Победы восстановили за 25 дней! Это можно занести в Книгу рекордов Гиннесса. Всю канализацию полностью поменяли, выложили плитку на тротуаре. Недавно я собрал всех министров, глав администраций и сказал им: если до конца 2006 года Грозный не изменится, то всем нам нужно писать заявления об уходе. У нас в школах стоят "буржуйки", и это в XXI веке! Это ненормально. Я сказал министрам, что мы должны требовать у федерального центра конкретно деньги. Потому что мы особый субъект федерации. Потому что нас 12 лет бомбили, унижали. Нам сейчас нужна и материальная, и моральная поддержка.
— Почему так долго не подписывается договор с федеральным центром, который был подготовлен еще при Ахмате Кадырове?
— Вот появился парламент, подпишут скоро.
— Говорят, договор уже не такой, каким его хотел видеть Ахмат, из него много чего убрали про права местных властей, например про право на нефть.
— Я его не видел. Вот завтра-послезавтра буду разбираться.
— А какой ты видишь Чечню через полтора десятка лет?
— У нас будет все. База отдыха, лыжный курорт. Все будут приезжать к нам. Большинство москвичей захотят жить у нас! Даже со всего мира приезжать будут. К нам уже Майк Тайсон приезжал.
— Говорят, ему за это заплатили миллион долларов.
— Зачем нам ему миллион долларов платить? Лучше на этот миллион мы построили бы детский сад, например. Тайсон сам изъявил желание приехать, когда мы с ним встретились в ресторане в Москве. Вот он, негр, не побоялся приехать, а многие богатые московские чеченцы не приезжают, боятся. Артисты приезжают, русские приезжают. А чеченские бизнесмены не приезжают. Вот только Джабраилов Умар приезжает, он помогает. Мечеть строит, родильный дом в Курчалое построил.
— Многие твои инициативы, например запретить игровые автоматы или разрешить многоженство, противоречат закону. Тебя это не смущает?
— Я не думаю, что кто-то из жителей республики не поддержал мое решение убрать из города эти автоматы. Кроме, конечно, тех, кто бессовестным образом зарабатывал на этом. А про многоженство — я не предлагал изменить закон. Я высказал свое мнение, что хорошо бы, если бы все женщины наши были пристроены. Их ведь намного больше, чем мужчин. А разврат мы не позволим. Мы мусульмане, и мы должны делать все согласно нашей вере. А это все соответствует российским законам. Вот мы объявили войну левой водке. За сутки изъяли четыре миллиона бутылок подпольного спиртного. Это разве против закона?
— А правда, что ты запретил пользоваться девочкам-подросткам мобильными телефонами?
— Не запретил. Я посоветовал родителям контролировать, в каких целях используют их дети телефоны. Есть случаи, когда по мобильной связи распространяют порнографию. Этого не должно быть. Мы объявили войну разврату, мы хотим, чтобы наша молодежь была здорова физически и морально. Это требование закона России.
"Сейчас в Чечне российские солдаты от пуль не гибнут"
— Недавно ты заявил, что республиканское МВД и без военных справляется с поддержанием порядка в республике. Генералы на тебя не обиделись?
— Абсолютно! У меня уже шестой год очень хорошие отношения с военными, потому что я с ними вырос. Но я не лицемер и поэтому на вопрос, справится ли наше МВД, отвечу так: справится однозначно! И не только в Чечне9.
— А где еще?
— Везде. В любом регионе, где нам скажут. Мы тут со своими ваххабитами уже разобрались. Они разбежались кто куда — в Дагестан, Ингушетию, Азербайджан.
— Ты знаешь, кто организовал нападение на Нальчик?
— Чеченцы к этому отношения не имеют. Если бы там были чеченцы, то сразу там не закончилось бы. Там были свои. Это были слабые ребята, поэтому быстро закончилось, два часа — и справились с ними. А наше МВД, я скажу, на 90% патриоты нашего народа, действительно патриоты России. И Путин Владимир Владимирович так сказал, и мы подтверждаем: да, в 1999, 2000 и 2001 годах без военных мы не справились бы, спасибо им, но сегодня нам не нужны никакие военные. Только МВД республики, ФСБ и все.
— Генералы тоже такого мнения, их устраивает такая позиция?
— Почему их не устраивает это? Их должно это устраивать. В Чечне погибнет солдат от несчастного случая — авария или случайный выстрел. Гроб везут куда-то в Россию — в Сибирь или Волгоград. Там люди видят, что гроб привезли из Чечни, думают, что чеченцы убили солдата. Из-за этого не складываются отношения между проживающими там чеченцами и русскими, башкирами или татарами. Вот ради того, чтобы о чеченцах так не думали, можно было бы вывести войска. Сейчас в Чечне российские солдаты от пуль не гибнут. Только из-за аварии, сердечного приступа или еще чего-то. Потому что в боевых действиях они не участвуют. А что там думают генералы — это их проблемы.
— А куда делись боевики? Что-то не очень их слышно последнее время. Их поубивали или они ушли куда?
— У нас нет задачи всех убивать. Мы стараемся их оттуда вытащить, разговариваем с ними. С родственниками боевиков много поработали, они уговорили своих прекратить воевать. И это сработало. Народ уже определился, народ хочет быть с Россией. В прошлую войну никто не сдался, а теперь тысячи боевиков прекратили воевать. Мы их убедили.
— Говорят, что многих полевых командиров, например министра обороны Ичкерии Магомеда Ханбиева, заставили сдаться, взяв в заложники их родственников.
— Клянусь Всевышним, что ни одного человека, который не участвовал в боевых действиях или не помогал боевикам, мы никогда не задерживали! Да, мы задержали двух двоюродных братьев Ханбиева. Один был связной, а другой был врач, лечил боевиков.
— Но лечить разве преступление?
— Да, но ходить в горы, лечить боевиков, помогать им — это противозаконно. Или, например, сестра Ханбиева — она была связная, у нее мы взяли кассету. Вообще не было условий, что мы их отпустим или не отпустим. Магомед пришел сам, он послушался своих родственников, старейшин рода. У меня не было цели убить Ханбиева. Да, я мог это сделать, получить орден героя.
— Но ты и так герой.
— Да, но кому мешают медали? Я хочу сказать, что мы смогли убедить этих ребят в бессмысленности сопротивления властям. Моя мечта была, чтобы они участвовали в мирном процессе. Теперь он депутат. Я ему сказал, чтобы он стал депутатом. Он мужчина. Это был единственный человек, который мог сказать Басаеву, что тот не мужчина.
— А где он, Басаев-то?
— В Чечне он, стратег большой. Если кто-то раньше меня его уничтожит, то я очень расстроюсь. Я ищу его днем и ночью. Найдем, даст Аллах.
— А кто Масхадова предал? Его охранники?
— Масхадов — бедолага. Ему последнее время не на кого было опереться, ему женщины помогали передвигаться. Единственный Мурдашев (Вахит Мурдашев, бывший начальник управления кадров в администрации Ичкерии, был захвачен во время ликвидации Масхадова, осужден на 20 лет.— "Власть") был с ним рядом. Но он всегда работал на спецслужбы. Еще в первую войну, когда мы воевали.
— Он и сдал Масхадова?
— Может быть, не знаю.
— А тебе не жалко Масхадова, как его убили?
— Конечно, жалко (иронично). Хороший полковник был, я ему предложил бы быть командиром роты, заместителем военкома. Ему надо было сдаться и попросить прощения у народа. Его надо еще глубже закопать.
"Датчане мне еще спасибо должны сказать!"
— Ты запретил датским гуманитарным организациям работать в Чечне. Это только из-за напечатанной датской газетой карикатуры на пророка Мухаммеда или были еще причины?
— Дания всегда поддерживала террористов, например Закаева. Он убийца, похищал людей. И один из подозреваемых в покушении на Ахмата Кадырова, по моим данным, привез деньги из Дании. И вообще эти организации с властями никогда не сотрудничали. Они собирали информацию. Были как разведчики. Их главной целью было собрать информацию, республике мало пользы от них было.
— А тут еще и карикатуры?
— Да, это стало последней каплей. Я мусульманин. Меня после того, что позволили в отношении пророка в этой стране, раздражает само слово "Дания". Пусть говорят, что я юридически не прав, что я должен пройти через суды. Но я сделаю все, чтобы этих организаций в Чечне не было. Я считаю, что власти Дании должны извиниться за то, что позволили их газеты.
— А если извинения будут, то ты готов изменить свою позицию?
— Возможно. Это уже второй, третий, десятый вопрос. Но, насколько я знаю, власти Дании не собираются извиняться: мол, независимые газеты, не их дело и так далее. А я считаю, что они должны попросить извинения. Потому что они оскорбили полтора миллиарда человек, исповедующих ислам. Людям, которым имя пророка дорого, которые живут по его заветам, которые готовы отдать за него свои жизни, мало просто извинения. Они хотят наказания тех, кто оскорбил имя пророка. Не исключаю, что над представителями датских организаций мог бы быть самосуд. Этого хотели многие мусульмане, в том числе и в нашей республике. Этих представителей могли взять в заложники, чтобы добиться от Дании извинений. Я слышал такие разговоры. Так что мое решение, возможно, на пользу самим датчанам. Датчане мне еще спасибо должны сказать!