Снять дом как фильм

Литовский режиссер и поэт Йонас Мекас говорил, что в ХХ веке едва ли не половина человечества была вынуждена скитаться, какое-то время обитать вне дома. Существует ли особая оптика вернувшихся домой? Кем они себя ощущают — чужаками, пришельцами, туристами? Как они смотрят на эти улицы, дома, на самих себя — отсутствовавших в этом пейзаже десять или тридцать лет? Рассказываем о десяти режиссерах, вернувшихся на родину после долгого отсутствия — физически или метафорически — и снявших кино про столкновение с собственной памятью.

Текст: Ксения Рождественская

«Воспоминания о поездке в Литву»

Йонас Мекас, 1972

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Великий Йонас Мекас — авангардист, поэт, не столько режиссер, сколько «видеограф» или «киномемуарист» — всегда ощущал себя «перемещенным лицом». Он родился в 1922 году в литовской деревне Семенискяй, в райском месте, где, по словам Мекаса, «ничего никогда не происходило, а потом внезапно произошло сразу все». В 1944-м, во времена немецкой оккупации, Йонас и его брат Адольфас бежали из Литвы, попали в немецкий трудовой лагерь под Гамбургом, бежали и оттуда, провели несколько лет в лагере для перемещенных лиц, в 1949 году эмигрировали в США — и Йонас навсегда «забрал с собой свое детство... иногда я делюсь частичками этого рая с другими». В Литву он возвращался не однажды — самый известный его фильм, «Воспоминания о поездке в Литву», был снят в 1971-м, когда Мекаса пригласили на ММКФ. Он всю жизнь снимал отсутствие сюжета, находя в «бессмысленных жестах» поэзию и смысл. «Воспоминания», фильм для всех перемещенных лиц, состоят из трех глав, из которых Литве и общению с братьями и матерью посвящена лишь одна. Еще две главы рассказывают про побег из рая — в другие сады, не менее прекрасные. Технические проблемы новой камеры лишь добавляют фильму сияния и безмятежности, вычитают из него актуальность, оставляя — вечность. «Вы хотели бы знать, как живется здесь, в советской Литве, но что я об этом знаю? — спрашивает автор за кадром.— Я — перемещенное лицо в поисках дома». Фильмы Мекаса подчеркивают: человеческая память всегда кажется засвеченной, а возвращение туда, куда вернуться невозможно, всегда ощущается как технический сбой.

«Амадей»

Милош Форман, 1984

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Режиссер Милош Форман узнал о вводе советских войск в Чехословакию, когда вел в Париже переговоры о съемках нового фильма. В 1969 году он уехал в США — формально для работы над «Отрывом». Он возвращался на родину, к семье, в начале 1970-х, но работать ему не дали и выдавили из страны. «Амадея», фильм о Моцарте и Сальери, о божественном замысле, бесшабашном гении и растерянном злодействе, Форман решил снимать в Праге не из ностальгических соображений — или не только из них: это было проще и дешевле, чем искать натуру в слишком современной Вене или выстраивать город в павильоне. Прага, по словам всех членов съемочной группы, выглядела так, будто время в ней застыло: бери и снимай. В 2002 году режиссер Билл Джерси выпустил смешной и трогательный документальный фильм «Съемка "Амадея"», в котором актеры и члены съемочной группы Формана рассказывают байки о своем первом столкновении со страной советского блока — о шпиках, ананасах, невыпавшем снеге, праздновании 4 июля. Сам Форман в этом фильме признается, что был уверен: он никогда больше не увидит свою родину. Поэтому, чтобы работать над «Амадеем», ему было необходимо «эмоционально отрезать себя» от прошлого и от Чехословакии. «Амадей», получивший восемь «Оскаров», оказался его «обратным билетом в Прагу после десяти лет изгнания». Прага в этом фильме — живое существо: прекрасная, мрачная, торжествующая, ехидная.

«Второе поколение»

Желимир Жилник, 1984

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Сербский режиссер Желимир Жилник, один из флагманов «черной волны» балканского кино, изобретатель докудрамы, был дважды изгоем: из Югославии он уехал после того, как его игровой дебют «Ранние работы» получил «Золотого медведя» на Берлинале, за что на родине его обвинили в троцкизме и исключили из партии. В Германии он не задержался из-за симпатии к радикальным левым. Вернувшись в Югославию, он занялся телевидением — еще один нестандартный ход. Но, во-первых, все остальные двери были для него закрыты, во-вторых, считалось, что на телевидение идут только маргиналы. Автор «Июньских беспорядков» о студенческих демонстрациях в Белграде 1968 года, гениальной провокации «Черный фильм» (1971), «Старой школы капитализма» (2009), Жилник всегда снимал фильмы об изгоях. Его мрачная ирония и склонность к хулиганству видны и в документальном телефильме «Первый триместр Павла Хромиша» (1983), и в его игровом теледвойнике «Второе поколение» (1984) — фильмах о подростке, который вырос в Германии и пытается вписаться в югославское общество, но его не принимают ни эти, ни те. И на Германию, и на Югославию Жилник смотрит в этих фильмах с веселой злостью. У любого другого режиссера такой сюжет стал бы манифестом, Жилник же просто рассказывает о людях, «лишенных голоса», и о местах, которые отказываются становиться родными.

«Ночь над Чили»

Себастьян Аларкон, 1977

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Фильм, посвященный «мужественному народу Чили», получил спецприз за режиссерский дебют на ММКФ в 1977 году. Герой этого социального триллера, архитектор Мануэль, после госпереворота 1973 года попадает в тюрьму, его пытают, он становится свидетелем массовых расстрелов — и в конце концов понимает, что от политики невозможно отвернуться. Интересно, что сам Аларкон не был свидетелем переворота — он уехал учиться в СССР за несколько лет до событий, и, когда в Чили в 1973 году власть взял Пиночет, Аларкон решил не возвращаться. Он, ученик Романа Кармена, помогал своему учителю работать над документальным фильмом о чилийском перевороте, переводил его беседы с чилийцами, которые смогли сбежать от режима Пиночета,— из их рассказов возник сюжет «Ночи над Чили». Триллер-притча, снятая в соавторстве с советским режиссером Александром Косаревым, говорит о том, как пробудить безразличных: надо выдернуть их из жизни и показать, как легко переламываются кости и перемалываются убеждения. Улицы и дворы Сантьяго снимались в Баку — Аларкон объездил всю Среднюю Азию и Прибалтику, пытаясь поймать дух Чили. Позже режиссер снял еще несколько фильмов о своей родине, раз за разом примеряя на нее диктатуру и каждый раз поражаясь тому, что получилось. В 1990-е ненадолго вернулся в Чили, преподавал там в университете, но потом снова переехал в Россию — оправдывался, что слишком обрусел.

«Курочка Ряба»

Андрей Кончаловский, 1994

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Андрей Кончаловский, автор «Романса о влюбленных», «Сибириады», «Истории Аси Клячиной...», никогда не был диссидентом или изгоем, скорее — путешественником: в 1980 году уехал снимать кино в Голливуд, в начале 1990-х вернулся. Не бежал, а исследовал новые пространства, так что, вернувшись, он разглядывал родину безо всякой ностальгии или трепета. Сюжет «Курочки Рябы» Кончаловский придумал еще в Америке: решил сделать забавный фильм о русской зависти, фильм о России с точки зрения курицы, снесшей золотое яйцо,— и закольцевать его со своим ранним «полочным» фильмом о нежной Асе Клячиной, которая любила. Через тридцать лет, по словам автора сценария Виктора Мережко, фея превратилась в партийную тетю, «парттётю», а придорожная пыль 1960-х стала хаосом 1990-х, в котором барахталась новая Россия. Все это выглядело настолько фантасмагорично, что Ия Саввина, сыгравшая когда-то Асю Клячину, сниматься в сиквеле вообще отказалась, и ее роль досталась Инне Чуриковой. Кончаловский считал, что снял комедию, зрители — и западные, и российские — увидели хоррор.

«Нелегал»

Борис Фрумин, 2005

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Борис Фрумин, автор «Дневника директора школы», ученик Сергея Герасимова и учитель Элая Рота, Кэри Фукунаги и Левана Когуашвили, делал в СССР неудобное кино — его герои как будто никуда не могли приткнуться. Когда на полку положили его «Ошибки юности», Фрумин решил, что бороться за фильм не будет и уедет из СССР. Через много лет, когда он уже преподавал кинорежиссуру в США, ему позвонили: «Приезжайте на "Ленфильм" восстанавливать "Ошибки юности"». В каком-то интервью режиссер признавался, что, когда он впервые за многие годы вновь прошел по коридорам «Ленфильма», он не мог сдержать слез. Коридоры «Ленфильма» как вновь обретенная родина — сюжет пафосный, но убедительный, особенно для Фрумина, сделавшего в Штатах лишь преподавательскую, но не режиссерскую карьеру. В середине нулевых на базе того же «Ленфильма» Фрумин снял «Нелегала» — диковатый, почти нелепый шпионский триллер, «вестерн на ленинградской таможне». По сюжету, советского агента срочно отзывают из Хельсинки, где он работает ветврачом, и отправляют куда-то в российскую глушь, и все это — часть некоей сложной разведоперации. Действие фильма происходит в 1979 году — в реальности Фрумин к тому времени уже год как покинул СССР.

«Садовник»

Мохсен Махмальбаф, 2012

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Красивейший документальный фильм, полный цветов и отражений, выстроен как семейный разговор. Отец и сын, иранцы, приехали в Израиль, чтобы побольше узнать о бахаизме — религии, возникшей в Иране 170 лет назад. Они снимают последователей бахаизма, говорят о религии вообще и о том, заложено ли в ней деструктивное начало, спорят, веселятся. Вроде бы ничего особенного, сюжет как сюжет. Но это политическое высказывание: дело в том, что иранцам вообще запрещено ездить в Израиль, и «Садовник» стал первым за многие десятилетия фильмом, снятым в Израиле иранским режиссером. Мохсен Махмальбаф, делающий кино ради того, чтобы «бороться с тьмой», покинул Иран из-за цензуры в нулевые годы, жил в Афганистане и Таджикистане, пережил несколько покушений, теперь живет в Европе. После выхода «Садовника» все его фильмы были удалены из всех иранских музейных архивов, а сам режиссер заочно приговорен к лишению свободы — если он когда-либо вернется на родину. Возвращаться он не собирается, а если и решит снимать фильм о родине, то, по его словам, просто подыщет похожий ландшафт. «Садовник» — взгляд не на Иран, но как будто вопреки Ирану, взгляд в ту сторону, куда на родине режиссера смотреть запрещено. Не тоска по родине, но почти незаметная тихая ярость — от человека, который просто хочет, чтобы каждый возделывал свой сад.

«Король в Нью-Йорке»

Чарльз Спенсер Чаплин, 1957

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Свежесвергнутый король Эстровии Игорь Шадов (его играет сам Чаплин) прибывает в Нью-Йорк, скрываясь от революционно настроенных масс. Нью-Йорк — город, где все становится поводом для слэпстика или для доноса: кино, музыка, речи о свободе, подозрения в неуважении к Конгрессу. Король в эйфории, в задумчивости, в растерянности. Чаплин провел в Штатах 40 лет, но гражданства у него никогда не было. После «Великого диктатора» его начали обвинять в сочувствии коммунистам, в нарушении норм морали и в пренебрежительном отношении к стране, в которой он живет и работает. Отправившись в 1952 году на лондонскую премьеру «Огней рампы», Чаплин по дороге узнал, что больше не получит разрешения на въезд в Соединенные Штаты. «Король в Нью-Йорке», снятый в Великобритании,— ответ Чаплина на обвинения в сочувствии коммунистическим идеям, ответ паранойе начала 1950-х, ответ на все незаданные вопросы ФБР и Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Злая сатира на Америку времен маккартизма и на ее «воздух свободы», отчет о том, как благодушие превращается в раздражение, а любовь становится обидой.

«Перестройка»

Слава Цукерман, 2009

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Герой «Перестройки», астрофизик Саша Гринберг, едет на конгресс по устройству Вселенной — в Россию, откуда его крайне неохотно выпустили 17 лет назад. Он и не думал, что когда-нибудь сможет вернуться. Сюжет отчасти автобиографический: в 1989 году, после семнадцатилетнего отсутствия, режиссер Слава Цукерман приехал в Москву на ММКФ и получил возможность, по его словам, «взглянуть со стороны на свою жизнь». Герой «Перестройки», пытаясь понять, как устроена Вселенная, ищет вокруг себя что-то незыблемое — хотя бы московские высотки. Но перестроечный мир бурлит, ничего незыблемого нет, и воспоминаниям тоже нельзя доверять безоговорочно. Слава Цукерман уехал в Израиль в 1973 году, в 1980-е перебрался в Штаты. Его панк-трэш-сай-фай-легенда «Жидкое небо», конечно, более радикальный постмодернистский жест, чем «Перестройка», но эти два фильма объединены схожей оптикой: это оптика изгоев, которые растерянно озираются, а вокруг куролесит Вселенная.

«Женщины без мужчин»

Ширин Нешат, 2010

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Ширин Нешат — иранско-нью-йоркская видеохудожница, всегда интересовавшаяся местом женщины в мужском исламском мире. Ее «Женщины без мужчин» — политическое высказывание, то и дело ныряющее в сюрреализм. Отчасти мистическое, отчасти магическое сплетение историй четырех женщин — проститутки, традиционалистки, политически активной девушки и стареющей дамы — летом 1953 года, когда в Иране произошел государственный переворот. Ширин Нешат родилась позже, в 1957-м, а в 1979-м уехала учиться в Калифорнию. В Иран после исламской революции она вернулась лишь в 1990-м, и, по ее словам, ее потряс полностью изменившийся цвет страны — выкрашенные белой известью дома и женщины в черных чадрах. Она воспроизводит этот контраст, этот черно-белый мир снова и снова и в своих арт-проектах, и в своем фильме. Ее взгляд на Иран — взгляд художника, взгляд женщины, взгляд человека, мечтающего смешать краски, чтобы наконец получить что-то новое.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram