Смерть в до мажоре

Мариинский театр показал премьеру оперы "Фальстаф". За пультом стоял, разумеется, Валерий Гергиев, а вот постановку последней оперы Верди осуществила команда из столицы — режиссер Кирилл Серебренников, художник Николай Симонов и хореограф Алла Сигалова. Москвич РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ удостоверился, что петербургская публика приняла москвичей тепло.

       Вердиевский "Фальстаф" — дебют Кирилла Серебренникова в опере. Когда драматические режиссеры волею судьбы оказываются в музыкальном театре, то по окончании работы они превращаются в кладезь анекдотов, родившихся от встречи с условностями и традициями, отличными от привычного этим людям театра. Вот одна из реприз, достойных, по-моему, войти в анналы. После знаменитой финальной фуги режиссер просит Фальстафа упасть замертво; пожилая концертмейстерша, хранительница заветов и канонов, в возмущении бросает сначала клавиши, а потом — партитуру в лицо режиссера: "Молодой человек, запомните навсегда: смерти в до мажоре не бывает!" Про то, каким образом режиссер убедил исполняющего партию Фальстафа Виктора Черноморцева сидеть голым по пояс в облаке пены и потом делать ласточку, а другого певца петь, когда его вниз головой волокут по сцене за ноги, молва пока молчит.
       Что касается смерти в вышеназванной тональности, то она очень даже бывает, когда за дело берется изобретательный неофит. Дважды одураченный толстяк Джон Фальстаф падает замертво буквально под сходящиеся половинки занавеса, брошенный повеселившейся на лесном пикнике толпой богачей и нанятых ими аниматоров, — падает под выполненный в духе рекламы кока-колы неоновый билборд с пропетым только что слоганом "Все в мире — шутка". Умирает уже после того, как его шутливо похоронили, свалив к ногам бедолаги погребальные венки. После того, как герои, выстроившись в шеренгу на авансцене, примирительно выпили шампанского, успев обмануть публику столь нехарактерным для режиссера-радикала благостным финалом. Уже после того, как в сумбурной и беспорядочной последней картине стало казаться, что режиссер, вопреки собственным обещаниям, поставил не обыкновенно веселую историю как грустную, а очевидно грустную — как веселую.
       Героев Шекспира и Верди (напомним, что "Фальстаф" написан на основе комедии "Виндзорские насмешницы" и исторической хроники "Генрих IV") господин Серебренников переселил из Виндзора незапамятных веков в прошлый век. Причем в весь век сразу. Когда мистер Форд с толпой вооруженной охраны въезжает в собственный дом на огромном черном кабриолете марки Ford, дело начинает пахнет вестернами и гангстерскими разборками. Когда дамы-насмешницы устраивают где-то на окраине города кастинг среди проституток, вспоминается сладкий итальянский неореализм: туманная влажная ночь, огоньки автомобилей и уличный экран, на котором мелькает черно-белое кино. Длинные плащи, черные очки дам и томительная пластика прилагаются.
       А самыми веселыми выглядят сцены, расписывающие быт скучающей буржуазии, каковой в спектакле Мариинского театра предстает виндзорская общественность. Жена миллионера Алиса Форд, ее дочь Наннетта (несомненная удача Ольги Трифоновой) и подружки по высшему обществу коротают время в салоне красоты, где над дамочками колдуют манерные мальчики-стилисты в обтягивающих футболках и брючках. Настоящие мужчины тем временем тренируются в спортивном клубе. А Джон Фальстаф живет в гостиничном номере — он похож на стареющего наивного провинциала, приехавшего в богатую столицу в надежде на большую удачу. Но не пренебрегающего и малой: он прогоняет собутыльников, чтобы поскорее завалить на диван корпулентную буфетчицу. Хвастливые и печальные рассуждения шекспировского плута, сделавшие опустившегося рыцаря Фальстафа предметом штудий литературоведов, не слишком важны для этого спектакля. Здесь речь идет о том, как скучающие гламурные стервы походя погубили безвредного простофилю. Надо сказать, что господин Черноморцев отлично справился не только с самой партией, но и с поставленными ему актерскими задачами.
       Вообще, выбор оперы для дебюта Кирилла Серебренникова можно считать снайперски точным. Эта опера-анекдот, которую называют музыкально-театральным коктейлем, благодарно поддалась придирчивому взгляду фантазера. И хотя действие "Фальстафа" и так не обделено событиями, присочиненные господином Серебренниковым параллельные игры смотрятся живо и уместно — как пузатые чертенята в майках, на которых растроился Фальстафов паж, или ожившие призраки вспыхнувшей у Форда ревности, толпа белых андрогинов в серебристых масках. В общем, "Фальстаф" стал прежде всего оживленным театральным спектаклем, во всяком случае, публика на премьере аплодировала не сольным выступлениям певцов (впрочем, в этом сочинении Верди и арий-то нет в обычном понимании), а режиссерским находкам, что в опере случается довольно редко.
       Дирижер Валерий Гергиев, судя по всему, был в этот вечер не только музыкальным руководителем, но и одним из самых впечатленных зрителей. Именно искренним воодушевлением маэстро от постановочной удачи собственного театра можно объяснить то, что музыканты и солисты иногда не совпадали. В те моменты, когда на сцене происходило немое действие, господин Гергиев пришпоривал оркестр. Но подчас он неожиданно менял темпы: то дирижерская палочка задумывалась там, где события должны весело нестись вскачь, то поторапливалась там, где как раз требовались детали и подробности. Правда, с ансамблями, которые в "Фальстафе" представляют главную трудность, оркестр и певцы совместными усилиями справились неплохо. Впрочем, когда дирижер привыкнет к постановке и освоится в партитуре, дело наверняка пойдет лучше. Есть надежда, что это произойдет раньше, чем "Фальстаф" сойдет со сцены: спектакль явно одобрен зрителями и должен бы теперь идти часто.