Острая сердечная недостаточность

Фестиваль "Музыкальное сердце театра" представил на сцене московского Театра эстрады два мюзикла из Санкт-Петербурга — "Ночь перед Рождеством" Театра сатиры и "Шоу для Элизы" театра "Мюзик-холл", наглядно продемонстрировавшие плачевное состояние нашего музыкального театра. Стоило ли ради этого устраивать фестиваль, размышляет МАРИНА ШИМАДИНА.

       На предфестивальной пресс-конференции хореограф Егор Дружинин признался, что считает преждевременной идею фестиваля как выставки достижений нашего музыкального театра, потому что настоящих достижений в этой области у нас пока раз, два и обчелся, и видит его главной задачей поиск талантов в провинции. Но так как возглавляемый им экспертный совет еще толком не начал свою работу, на первый, пробный фестиваль привезли что смогли (нужно же было как-то отбить выделенные комитетом по культуре деньги), а именно три спектакля, два из которых — петербургские и один из Минска. Правда, если московская афиша фестиваля, составляющая три четверти его программы, формировалась совсем без разбора — в дело пошли все спектакли, где хоть немного поют и танцуют, то для проведения гастролей нужно было сделать какой-то выбор. И этот выбор приводит в смущение.
       Музыкальная комедия "Ночь перед Рождеством" петербургского Театра сатиры похожа на представление ансамбля художественной самодеятельности, который зачем-то положил фольклорные песни и пляски на гоголевский сюжет. Конечно, воспроизведение всяческих святочных гаданий на кольцах, рождественских колядований, а также свадебного обряда с расплетанием девичьей косы — вещь хорошая и полезная в образовательном плане. Но если уровень актерской игры и режиссерской работы остается на уровне детских елок, спектакль способен отбить охоту к музыкальному жанру не только у взрослых.
       "Шоу для Элизы" Льва Рахлина по мотивам знаменитого мюзикла Фредерика Лоу "Моя прекрасная леди" диагностировало состояние театра "Мюзик-холл" как весьма запущенное. В 1990-е годы, после смерти его многолетнего лидера Ильи Рахлина, театр переживал нелегкие времена, а в последнее время славился не художественными достижениями, а многочисленными скандалами, самым громким из которых стал срыв гастролей "Норд-Оста". После увольнения директора Анжелы Хачатурьян сын режиссера Лев Рахлин вернулся в театр и начал возрождать в нем жанр мюзикла, начав с проверенной временем классики. Но "Моя прекрасная леди" при всей ее кажущейся легкости оказалась не по зубам растренированным артистам.
       Лучше всех в спектакле выглядела балетная труппа, достойно справившаяся с небанальной хореографией Давида Авдыша. Хор тоже сработал вполне сносно. Поэтому массовые номера вроде сцены скачек или дружеской попойки по случаю женитьбы старого Дулиттла смотрелись живо и даже эффектно. Но как только дело доходило до сольных партий и диалогов, исполнители главных ролей обнаруживали не только слабые вокальные данные, но и актерскую несостоятельность. Игорь Вуколов (Генри Хиггинс) в основном проговаривал свои партии, а Полина Емелина (Элиза Дулиттл) маскировала нехватку голоса интонированием или кокетливым смешком.
       Но вокальные огрехи — полбеды. В "Моей прекрасной леди" музыкальные номера составляют едва ли половину действия, остальная часть приходится на прозаические диалоги, в которых как раз и развивается история взаимоотношений Пигмалиона-Хиггинса и его Галатеи и превращения уличной цветочницы в настоящую леди. У Льва Рахлина драматическая составляющая мюзикла провалена полностью. Актеры не только не могут правдоподобно изобразить чувства героев, но, похоже, не знают, куда себя деть в промежутках между песнями. Постановке не зря дано название "Шоу для Элизы". Оно не только обыгрывает фамилию знаменитого драматурга, но и четко обозначает жанр спектакля. Делая ставку на зрелищность, Лев Рахлин забывает, что мюзикл — синтетический жанр, требующий от исполнителей как профессионального вокала, так и полноценной актерской игры.
       Петербургские коллективы продемонстрировали оба основных пути развития жанра: сочинение новых мюзиклов и адаптацию западной классики. Но, как показал фестиваль, ни на одном из них мы пока не достигли успеха. После единственного в своем роде "Норд-Оста" (или после "Юноны и Авось" в репертуарном театре) у нас не появилось ни одного равнозначного им отечественного продукта. А переделки зарубежных мюзиклов вроде "Человека из Ламанчи", "Скрипача на крыше" или той же "Прекрасной леди" выглядят пока что как Элиза Дулиттл после первых уроков у Хиггинса: уже в платье леди, но еще с плебейским произношением.