 |
— Ваш тренер Юрий Бородавко сказал, что, когда вы финишировали, всколыхнулась вся Россия. Вы сами что испытали?
— Я не знаю про всю Россию, но знаю, что есть у меня болельщики, которые постоянно незримо находятся рядом со мной, переживают, делят все неудачи,— они всколыхнулись точно. Есть у меня родители, есть Ханты-Мансийск, а значит, есть дом, где меня всегда ждут, и больше мне на самом деле ничего не надо. Сам я пережил эмоциональный шок — орал, упал на колени и целовал колючий снег. Нос вот расцарапал. Потом началась суматоха. Объятия, поцелуи... Помню только, что в зону финиша прорвалась Елена Валерьевна Вяльбе, наш главный тренер, схватила, приподняла над землей, это меня-то, тяжеленного, и сказала: "Я знала, Женька, что ты настоящий мужик!" Кстати, она накануне ко мне в номер зашла и говорит, мол, абстрагируйся ты от слова "Олимпиада", представь, что это самые обыкновенные кубковые соревнования. Тем же, кто трепал мне нервы, когда я, не набрав проходной суммы очков, волевым решением нашей федерации досрочно получил олимпийскую путевку, теперь могу сказать одно: пусть это останется на их совести. Я скажу словами Путина — недавно услышал, и мне очень понравилось: собака лает, а караван идет.
— Казалось, эта гонка прошла по вами написанному сценарию...
— Рваненькая она немножко получилась. С классическим стилем у меня огромные проблемы, поэтому я предпочитаю чисто коньковые гонки, особенно 30-километровую, и дуатлон — там хотя бы половину, 15 км, надо бежать "коньком". Так вот на классической части, казалось, отстал безнадежно. Сменил лыжи, стал потихонечку подтягиваться, но чехи применили свою излюбленную тактику и не давали мне прорваться вперед. Тренеры на обочине кричат, чтобы выбирался. На предпоследнем подъеме я видел, как Фредрикссон и Виттоз, чьи шансы перед гонкой расценивались очень высоко, уже все, готовы. Видно было по движениям. А меня, как говорится, прорвало. На длинных дистанциях я умею хорошо финишировать. Даже иностранцы давно это поняли и меня явно побаиваются. Наверное, мой организм так устроен, что у меня получается сохранить силы для финишного рывка.
— Вы делали ставку именно на дуатлон?
— Именно на дуатлон. Потому что у меня уже была одна такая победа — на этапе Кубка мира в прошлом сезоне. Прошлый сезон вообще, помню, так радостно начинался — в составе взрослой сборной, за которую бегаю третий год, стал вместе со своими однокашниками Василием Рочевым, Колей Панкратовым и Николаем Большаковым, которого тренирует Александр Грушин, третьим в эстафете на чемпионате мира в Оберстдорфе. До сих пор эта бронзовая медаль была самой ценной в моей коллекции. Кстати, хочу подчеркнуть, между нами, парнями из разных групп, никаких недомолвок и напряженки нет. Ведь мы все начинали одинаково, в одной команде. Разделение на грушинских и бородавкинских произошло потом.
— Вам не мешает довольно плотная для лыжника конституция?
— При росте 183 см — таком же точно, как у моего кумира, норвежца Бьорна Дэли,— я вешу 85 кг. Я знаю, что самый крупный в нашей сборной, но что поделаешь — кость тяжелая. И не отказываю себе ни в чем: хочу чайку, допустим, часов в 10 вечера попить — иду и пью. А если начнешь диетами свой организм насиловать, он тебе этого не простит, потому что привык работать в годами отлаженном режиме. Я ведь и тренируюсь так, чтобы этот вес носить.
— Когда в начале сезона дела не ладились у многих из вашей группы, тренер вас поддерживал?
— Не заладилось еще до начала сезона. Летом поехал с братом в Турцию. И вдруг на второй день меня там буквально всего обсыпало — то ли от солнца, то ли от водопроводной воды. А брат, он у меня в физкультурном институте учится, только что признаки чесотки проходил. Ну и поставил мне диагноз — чесотка. Отдых превратился в одно сплошное мучение. Я весь извелся, пока домой не приехал и врач не сказал, что у меня банальная аллергия. Когда вернулся к тренировкам, бывало, чувствовал, будто бы вагон за собой тащу: ноги не двигались. А Юрий Викторович уверял, что это нормальное явление, все идет по плану и поводов для паники никаких. Но голословных обещаний сделать из всех нас олимпийских чемпионов он нам никогда не давал. Угнетало другое. Вой, который подняли наши недоброжелатели, те, кто явно поддерживал спортсменов из другой группы — Александра Грушина из рыбинского "Сатурна",— когда я и Коля Панкратов, не набрав проходных в олимпийский состав очков, тем не менее получили олимпийские путевки досрочно и были освобождены от дальнейшего отбора. Да, и мы, и наши руководители понимали, что система отбора несовершенна. Главный ее дефект в том, что очки за места на кубках мира и за места на внутренних стартах присуждались одинаковые. Но одно дело, согласитесь, успешно выступить на мировом уровне, и совсем другое — на домашнем.
— И все-таки из-за чего такие проблемы с очками?
— Как нам объяснили в федерации, система набора очков утверждалась весной, когда российская квота на кубковых этапах составляла еще по восемь лыжниц и лыжников. Естественно, планировалось "прогнать" по кубкам максимум кандидатов в олимпийцы. В июне Международная федерация сократила квоту до шести. А тренерские планы уже были составлены с учетом прежней квоты, и машина закрутилась. Вот тут-то и появилось поле для свободного полета мысли. Мол, Дементьев на российских отборах ничего приличного не показывает, а другие — молодцы. А у меня весь тренировочный план был расписан чуть ли не по минутам: где и когда я должен был "выстрелить".
— И когда "выстрелили"?
— На январском этапе Кубка мира в Валь-ди-Фиемме. Накануне того старта на "тридцатке" я заглянул в интернет, на один лыжный сайт. Увидел который раз, что обо мне думает и пишет так называемая спортивная лыжная общественность, а на самом деле (что ж мы, спортсмены, совсем, что ли, дураки?) те, кто хочет накануне очередной весенней отчетно-выборной конференции дискредитировать федерацию, и страшно разозлился. Поклялся больше туда не заглядывать и на следующий день стал вторым. Мне потом многие говорили, как резко поменялся на сайте тон: Женя, ты, мол, не понял, мы же тебя на самом деле так сильно любим... А я, не скрою, страшно переживал, читая про себя всякие гадости. И если бы не поддержка людей, которые в меня и тогда, когда я безнадежно проигрывал, все равно верили, не знаю, попал бы я на эту Олимпиаду вообще. Как говорит Юрий Бородавко, все наши недоброжелатели теперь должны перед нами как минимум снять шляпу. Собаки, знаете ли, лают, а караван идет.
— Какие планы на будущее?
— Вообще-то я спорт очень люблю. Может, оттого, что пока ничего другого, кроме как бегать, просто не умею? Хотя со временем хотел бы утвердиться в какой-то иной области. Этой весной диплом юриста получу, может, когда и пригодится? Английский учу. Жаль только, что мой английский не позволяет понимать на сто процентов норвежцев, с которыми общаюсь на сборах. А у норвежцев сложилась идеальная лыжная школа, они занимаются совершенно по иной, нежели все остальные лыжники мира, методике и выполняют какую-то свою специфическую работу. У каждой школы — шведской, итальянской, финской, нашей — свои особенности. Итальянцы все поголовно — конькисты, финны и шведы — универсалы. Русские тоже могут и тем и другим стилями бегать. Но что творят норвежские спринтеры — это вообще чудо! А ведь большинство из них умудряется так же хорошо бегать и традиционные дистанции.
— Хотели бы у них поучиться?
— Меня один знакомый норвежский бизнесмен приглашал приехать к нему в Норвегию, пожить, подышать, скажем так, их воздухом. Но пока не получилось. А я об этом не просто мечтаю — брежу. Мне вообще стиль норвежских спортсменов кажется идеальным — вплоть до их красной одежды. Идет человек в красной куртке, словно несет себя, сразу видно — идет норвежец. А как красиво они бегают! Это и неудивительно, если иметь в виду, что в Норвегии лыжный спорт — номер один. Они, норвежцы, вообще на месте не стоят, постоянно что-то новое пробуют. Я не стыжусь признаться, что копирую их технику.