Авдеевские рассказы

20 февраля президент России Владимир Путин встретился в Кремле с министром обороны Сергеем Шойгу. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников рассказывает о том, как они доложили друг другу о взятии Авдеевки, и о том, как прекратить несуществующую гонку ядерных вооружений в космосе.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Не так уж часто становишься свидетелем таких разговоров, какой был у Владимира Путина с Сергеем Шойгу в Кремле. Очевидно, что Верховный главнокомандующий придает большое значение взятию Авдеевки. Но это был тот случай, когда действительность даже и превзошла ожидания.

— Сергей Кужугетович,— обратился Верховный главнокомандующий к министру обороны,— мы с вами здесь (то есть в рабочем кабинете Владимира Путина.— А. К.)... Вы, я, начальник Генштаба (Валерий Герасимов.— А. К.),— 17 февраля это было... Разошлись рано утром уже, в четыре часа утра.

То есть они, как обычно, решали, планировали. В этих словах для тех, кто представляет себе общую картину занятий господина Путина, было прямое указание на то, что он давал понять: да постоянно так собираемся, а если даже не собираемся, то просто разговариваем. Он сам в ежедневном режиме этим занимается, и ничего особенно нет в том, что в четыре утра разошлись. Разве что теперь только в какой-то момент стало казаться, что Авдеевка — вот она. И что сможет быть наша. Поэтому той ночью сидели особенно долго.

— И тогда вы докладывали, что ситуация на Авдеевском направлении развивается быстро, даже сказали, стремительно... посмотрим, что будет в ближайшие несколько часов. Так — на этом ограничились... Наверное, и правильно. Аккуратно все это докладывали,— рассказал господин Путин.

И рассказ был подробный, с упоминанием фамилий, которые раньше в публичной речи и самого Верховного главнокомандующего не встречались.

— Насколько я понимаю, и как мне докладывал позавчера Андрей Николаевич (генерал-полковник Андрей Мордвичев, командующий войсками Центрального военного округа.— А. К.), часов в шесть-семь утра противник начал хаотичный отход от этого населенного пункта,— продолжал господин Путин.— И уже... это было во сколько, в одиннадцать, да?.. Вы снова были здесь (в Кремле.— А. К.) вместе с начальником Генштаба и доложили о том, что в Авдеевке происходит это хаотичное бегство. К этому времени, так понимаю, и руководство вооруженных сил Украины издало приказ об отводе своих вооруженных сил, когда они уже были в движении и покидали этот населенный пункт.

То есть они почти не расходились. Вернее, расходились и встречались снова. А кто выиграл сражение? Тот, кто встречался и руководил. Так получается.

— Я так понимаю,— говорил господин Путин,— что сделано это было по политическим соображениям, чтобы прикрыть этот ход и придать ему видимость такого организованного вывода. Мы видим и знаем, что это не так, что это было на самом деле бегство — в прямом смысле этого слова,— Владимир Путин хотел зафиксировать этот момент.— Как я уже сказал, Андрей Николаевич докладывал мне позавчера о том, что там на данный момент времени происходило.

— За почти десять дней до этого мы разговаривали с командиром штурмовой группы добровольческого отряда «Ветераны»,— произнес Сергей Шойгу,— которая провела, на мой взгляд, уникальную операцию, пройдя по трубе на юг Авдеевки, зайдя в тыл противнику почти три с половиной километра и развернув там, в общем, довольно существенный плацдарм, к которому потом еще три дня пробивались остальные войска...

Сергей Шойгу выложил карту и подробно показывал, что было и как.

— На момент доклада вам в одиннадцать часов дня был освобожден «Коксохим» (Авдеевский коксохимический завод.— А. К.)... Идет движение на запад, идет движение с юга, с юго-запада... Что касается приказов по поводу организованного отвода войск (украинских. – А. К.), на этом направлении мы начали работать фактически за два месяца до сегодняшнего дня, и был налажен объективный контроль нанесения ударов, передвижения войск противника как днем, так и ночью... Так вот, все то, что происходило в ту ночь и в последующие, и до того... Это, к сожалению для противника, у нас зафиксировано. Не специально! — заверил господин Шойгу.— Мы должны были контролировать, чтобы не бить по пустым площадям.

То есть, когда надо, найдутся и результаты контроля. Вот они, скрывать нечего. Просто такая работа.

— Наносили совершенно конкретные точечные удары,— продолжал министр обороны.— Таких ударов у нас последние сутки при покидании противника этой территории было примерно 460 каждые сутки... Если говорить в тоннах и килограммах, то это примерно 200 тонн каждые сутки летало.

Нет, снарядного голода по всем признакам не наблюдается.

— Противник, уходя, оставлял много раненых,— добавил министр,— брошено много оружия... Поскольку выход был хаотичный, специально заминированных объектов не было. На что хотелось бы обратить внимание: этот укрепрайон создавался, делался в течение девяти лет. День за днем делались подземные ходы, бетонные сооружения, делались специальные линии, чтобы можно было передвигаться, не выходя на поверхность... Так что то, что здесь сопротивление противника сломлено,— это большой успех! — не выдержал Сергей Шойгу взятого им же будничного тона.— И многое зависело от того, дадим ли мы хоть на какое-то время передышку противнику.

— Вы вспомнили про ветеранов,— оживился Верховный главнокомандующий.— В данном случае это особая ситуация. Диаметр этой трубы, как мне докладывали,— метр десять, по-моему... Метр двадцать... И мужики там по этой трубе, не зная, куда идти, идут…

Надо надеяться, они все-таки знали, иначе это все граничило просто с самоубийством.

— Прошли... Свыше трех километров... Вышли фактически в неизвестное место, захватили 19 строений, несколько суток держали их... И потери есть... Это, конечно, особая страница в истории боевых действий вообще России при защите своих интересов... Поэтому прошу обратить на них внимание...

То есть их, конечно, всех наградят.

— Это, безусловно, успех, я всех поздравляю,— произнес Владимир Путин.— Нужно развивать, это тоже очевидная вещь, но развитие должно быть хорошо подготовленным... Но об этом мы поговорим отдельно... И так каждый день с вами на этот счет говорим...

Да, это уже понятно.

Затем они обсудили населенный пункт Крынки, уже несколько месяцев украинский плацдарм на левом берегу Днепра. Так вот, его, судя по тому, что рассказал Верховный главнокомандующий, больше не существует. Не то что как населенного пункта (это уже давно), но и как плацдарма украинских войск. Два боевых товарища давали теперь понять, что кое-где там еще бродят четыре-пять человек, но просто потому, что не знают, где тут сдаются.

— Я подтверждаю доклад генерал-полковника Теплинского (Михаил Теплинский, генерал-полковник, командующий ВДВ РФ, он с некоторых пор командует на этом участке.— А. К.),— кивнул Сергей Шойгу,— это действительно так. Крынки зачищены. Мы встали по всему побережью...

— Противник осуществляет с военной точки зрения абсолютно безрассудные действия...— сказал господин Путин.— Это как ловушка... Но они лезли и лезли... Но как бы там ни было, эти безрассудные действия могут и повториться. Поэтому прошу вас иметь это в виду.

— Это дорога в один конец! — с недоумением, казалось, воскликнул министр.

Или заверил Верховного главнокомандующего.

Казалось, тема встречи исчерпана. Но оказалось, есть еще одна.

— Есть еще один вопрос,— сказал господин Путин.— Он касается шума, который поднимается в последнее время на Западе, в том числе в Соединенных Штатах, по поводу размещения ядерного оружия в космосе. Наша позиция ясна и прозрачна: мы категорически всегда были против и сейчас против размещения ядерного оружия в космосе. Мы, наоборот, призываем не только соблюдать все договоренности, которые имеются в этой сфере, но и предлагаем многократно усилить эту совместную работу. Но сейчас почему-то на Западе эта тема поднимается снова, и причем на высокоэмоциональной ноте. Как вы это объясняете?

Вообще-то Владимир Путин и сам уже многое объяснил. Не ясно уже, кто на самом деле первым начал обострять. Все началось, как известно, с закрытого брифинга в американском Белом доме. Но с чего начался брифинг в Белом доме? Была ли у него реальная причина? Или хотя бы любая причина, из-за которой Соединенным Штатам пришлось бы вспоминать, что есть области, где они вынуждены считаться с Россией, так сказать глаза в глаза, и где надо продолжать договариваться, если никто не хочет, чтобы ситуация и тут вышла из-под контроля — а вроде бы никто не хочет, чтобы это произошло именно здесь, да еще, не дай Бог, и сейчас.

— Владимир Владимирович, я хочу сказать сначала... Или... Во-первых, этого нет! — констатировал Сергей Шойгу, и тут, в отличие даже от рассказов про Авдеевку, важно было каждое слово, и он это точно понимал.— Во-вторых, они знают, что у нас этого нет.

Сергей Шойгу сейчас давал вообще-то понять, что Россия не может разместить ядерное оружие в космосе, даже если захочет. Почему? А потому, что у нас этого нет.

Так выходило из его слов.

— В-третьих...— продолжил было Сергей Шойгу, но тут уж господин Путин перебил его:

— Они знают, что у нас нет размещения в космосе.

То есть он поправил коллегу. У нас-то есть. Просто нет размещения. Оно не размещено. Нет и желания размещения. Но, видимо, может появиться.

— Размещения в космосе! — сразу согласился министр.— Размещения в космосе! Я именно это имею в виду!

А так-то этого, может, и полно.

— Нет и применения (видимо, планов применения.— А. К.) каких-либо других элементов ядерного оружия по спутникам или созданию полей, которые позволят эффективно работать по спутникам...— продолжал министр.

Чего только у нас нет. Ничего. При этом все есть.

— То есть этого нет. Они знают, что у нас этого нет,— продолжал гнуть свое Сергей Шойгу.— Но тем не менее поднимают шум. Удивление вызывает другое! Удивление вызывает то, что все знают, что у нас есть!

Да уже ясно всем, что у нас нет того, что у нас есть.

— И вы об этом открыто сказали в 2018 году в послании Федеральному собранию фактически на весь мир. Они знают, что у нас в довольно высокой стадии завершения работы и по «Посейдону», и по «Пересвету» (в 2018 году — все еще в довольно высокой, кстати.— А. К.), и по «Буревестнику», и по «Сармату»... По «Авангарду» завершена работа. Два полка практически стоят на вооружении, на боевом дежурстве (а можно спросить, что такое «практически»? Нет? Ну ладно.— А. К.). Почему-то они об этом не говорят. А именно этого им стоило бояться. Скорее всего, они об этом не говорят, потому что у них этого нет. Причина, по которой подняли шум, на наш взгляд, заключается в двух вещах. Первая: напугать сенаторов и конгрессменов, чтобы продвинуть и продавить выделение тех средств, которые якобы направлены не только для Украины, а для того, чтобы противостоять России, нанести ей стратегическое поражение. Ну и второе — это ситуация, в которой они хотели бы возобновить и подвигнуть нас, и так неуклюже, к диалогу по стратстабильности (по стратегической стабильности.— А. К.). Скорее всего, это.

Сергей Шойгу не выглядел человеком, который сейчас все бросит и вступит в диалог по стратстабильности. Он выглядел человеком, который взял Авдеевку.

— Что касается космоса, то в космосе мы делаем только то, что есть у других стран, включая Соединенные Штаты,— еще более аккуратно выражался Владимир Путин.— И конечно, вы правы: они об этом знают. А вот что касается переговоров — мы никогда не были против переговоров!

Это Владимир Путин любит и умеет повторять.

— Мы всегда были за переговоры,— добавил он.— Это касается и украинского направления... А что касается стратстабильности (это еще выговорить надо было верно.— А. К.), то и здесь мы никогда не отказывались от диалога. Но, конечно, сделать вид, что Соединенные Штаты или Запад, с одной стороны, призывают к стратегическому поражению России, а с другой — намерены якобы и хотят вести с нами переговоры по стратстабильности, полагая, что один вопрос не связан с другим... Ну, этого не удастся сделать.

Ну вот в этом и было все дело.

Спираль закручивается, надо признать, все яростнее.

— Если они стремятся нанести нам стратегическое поражение, то мы должны подумать о том, что такое стратегическая стабильность для нашей страны,— произнес Верховный главнокомандующий.

То есть у нас может и оказаться там то, чего у нас нет.

Андрей Колесников