Камни и бегемоты заговорили

Чем ближе финал Берлинского фестиваля, тем меньше завышенных ожиданий, которых было так много вначале. О тех немногих фильмах, что им соответствовали, рассказывает Андрей Плахов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Перегруженный необязательными работами конкурс хотя и наплодил иллюзий, но дал возможность выбора. Кому-то по нраву сентиментальная фантастика «Другого конца» итальянца Пьеро Мессины: мужчина обретает контакт с покойной женой, чье сознание с помощью технологий имплантировано в тело другой женщины. Кому-то — сентиментальный реализм «Умирания» немца Маттиаса Гласнера: старые родители готовятся отойти в мир иной, уже немолодые дети страдают от дисфункций и депрессий. В первом случае за эмоции отвечает Гаэль Гарсиа Берналь, во втором — Ларс Айдингер; оба артиста способны растопить зрительские сердца.

Другой полюс представляют так называемые фильмы повестки. Фавориткой здесь считалась «Дагомея» Мати Диоп — документальная сага о возвращении культурных ценностей, в свое время вывезенных французскими колонизаторами из Африки, а ныне в своей микроскопической части возвращенных. Деревянный идол, изображающий дагомейского короля, в фильме оживает и обретает мистический голос. Мати Диоп сделала ритуальную вуду-мистику инструментом своей предыдущей работы «Атлантика», принесшей ей каннскую награду. Тут освоенный прием тоже был бы уместен и даже напрашивался, но режиссер, увлеченная диспутом об успехах и трудностях деколонизации, не дала волю поэтической фантазии, и картина оказалась слишком прямолинейной.

В художественном смысле ее превосходит выполненный в коллажной манере докуфикшен фильм «Пепе» Нельсона Карло де Лос Сантоса Ариаса, режиссера из Доминиканской Республики. Здесь собственным голосом наделяется бегемот, еще одна жертва колонизации в широком смысле, символ насилия над природой и над человеком.

Другой условно документальный фильм, включенный в главный берлинский конкурс,— «Архитектон» Виктора Косаковского. Этот режиссер способен создать пронзительное зрелище о круговороте воды (фильм «Акварель») или о жизни одной отдельно взятой свиноматки («Гунда»). На сей раз он тоже ставит задачу не из легких: услышать голос камня. И мы действительно слышим, как стонут горы, которые срывают динамитом, как плачут руины городов, разрушенных войнами и землетрясениями. Как камень восстает из своего геологического сна и обрушивается камнепадом, воспроизведенным в замедленной съемке. Контрастом — гордое молчание памятников древней архитектуры, сохранившихся в величественных монументальных фрагментах, поражающих нас своей силой и невероятным масштабом. Среди кадров, сделанных в разных странах, одни из самых впечатляющих — c храмовыми руинами Баальбека в Ливане.

Заставить заговорить камень — амбиция архитекторов с древнейших времен до наших дней; от их лица выступает в фильме итальянец Микеле Де Лукки. Ему принадлежат многие произведения современной архитектуры — и в его родном Милане, и в Грузии.

В течение всего фильма Микеле с двумя помощниками выкладывает в саду своего дома магический круг из камней. А в финале признается Косаковскому, что ему не дает покоя мысль о будущем человечества, которое предпочло камню цемент и бетон.

И через несколько десятилетий самые эффектные футуристические здания превратятся в горы мусора.

«Архитектон» воздействует и на чувства. В огромной степени — благодаря музыке Евгения Гальперина: тот создал настоящую симфонию «потусторонних» звуков, которые сплетаются с природной мелодией камня. Буквальная материализация метафоры Шеллинга, гласящей, что архитектура — это застывшая музыка.

Музыка звучит гораздо реже, но тоже чрезвычайно важна в «Нуждах путешественника» Хон Сан Су. На детской блокфлейте играет, сидя на скамейке в садике, странная героиня Изабель Юппер — француженка, каким-то ветром занесенная в Корею. По сюжету (если вообще можно говорить о сюжете) героиня Юппер дает уроки французского, но это странные уроки: она ведет их по-английски и выведывает у своих учеников, какие чувства они испытывают, когда музицируют. А потом пишет каждому резюме по-французски, переводя банальные однотипные ответы на поэтический, философски утонченный язык.

Так она зарабатывает, хотя деньги ей нужны разве что на макколи — рисовое вино, которое она употребляет в изрядных дозах. Ну и на ночлег, но пока ей предоставляет крышу юный друг — к недоумению и негодованию его мамы, ведь сын пригрел иностранку, о которой вообще ничего не известно.

Зато зрителю про Юппер известно все, и эти знания дополняют картину спектром восхитительных нюансов.

За пятьдесят лет неутомимой актерской работы она воплощалась в революционерок и отцеубийц, в мазохисток и куртизанок: ничего нового придумать, кажется, невозможно. Но, попав в обманчиво наивный мир Хон Сан Су, актриса одним мастерским движением сбрасывает шлейф декадентских образов, чтобы предстать, как в начале карьеры, юным, инфантильным, беззащитным созданием. И не обязательно жертвой, а просто своенравной девчонкой, которая любит ходить босиком, лежать на камнях, выпивать и флиртовать. При этом фильм полон грусти и меланхолии. Да, девчонке уже немало лет, но в душе она так и не изменилась.