По чистому недоразумению в широкий российский прокат вышел провальный немецко-английский ужастик "Темные силы", снятый довольно молодым, но уже творчески изможденным канадцем Джоном Фосеттом. За попытками режиссера запрячь кельтскую мифологию в свою скрипучую кинотелегу наблюдала ЛИДИЯ МАСЛОВА.
На этом-то лоне, куда мама с дочкой приезжают развеяться, их и атакуют овцы, но не со зла, а как бы нечаянно: дочка попадается на пути обезумевшего стада, решившего броситься с обрыва в набежавшую волну. Очень удобный, если не сказать незаменимый, для развития сюжета старожил рассказывает, что аналогичный случай произошел на этом же месте много лет назад с группой двуногих, которые, как стадо баранов, послушались своего проповедника и решили добровольно переселиться в то гостеприимное место, которое ждет после смерти кельтских верующих. Какую эзотерическую цель преследовал духовный пастырь, отправивший свою паству на заклание, выяснится уже ближе к финалу, который заставляет себя ждать довольно долго, несмотря на умеренную, полуторачасовую продолжительность картины. Но и эти-то полтора часа авторы толком не знают, чем заполнить: "Темные силы" похожи на захламленную кладовку или чулан, являющийся самым частым интерьером в фильме. Подобно тому как на чердаке положено сваливать в художественном беспорядке традиционный ассортимент хлама, который никогда не найдет применения, так и фильмы вроде "Темных сил" принято нашпиговывать отслужившими свое штампами, в которых никогда не отыщется ни крупицы смысла.
Непримиримые противоречия между матерью и дочерью иллюстрируются вообще одним-единственным флэшбеком, который без всяких вариаций тупо повторяется в общей сложности раз пять: разгорячившаяся мама бьет дочку по лицу, та признается ей в ненависти. Где-то между вторым и третьим показами этой сцены девочка резко пропадает с горизонта: пока мама ковыряется в полосе прибоя, откапывая из песка чьи-то треснувшие очки и остатки бесхозной нижней челюсти, дочка исчезает, и только одинокий кед, выныривающий из-под воды, напоминает о ее существовании. Поиски ребенка полицией и отцом не дают результатов, зато матери начинают мерещиться кровавые девочки, постепенно выводящие к сути оригинального названия — The Dark, в смысле "темень".
Подразумевается темнота, которая таится в голове человека и немножко даже в голове овцы. Перед тем как грамотно переместиться в кельтский рай, необходимо эту темноту из головы изгнать. И тут, конечно, нет ничего более эффективного, чем трепанация черепа — высшее достижение кельтской медицины. Вышеупомянутый проповедник неоднократно проделывал эту оздоровительную процедуру со своей малюткой дочерью и добился уникальных результатов. Поэтому даже теперь, будучи уже лет пятьдесят как покойницей, она является во плоти героям и недвусмысленно дает понять, что знает местонахождение их дочери: в сумрачной зоне между миром живых и мертвых.
Родители сначала пугаются, потому что призрачный валлийский ребенок убедительно подражает лохматым черноволосым девочкам из японских ужастиков, однако, присмотревшись и разговорившись, убеждаются, что привидение действительно готово к сотрудничеству. Но не понос, так золотуха: после того как возвращенная дочка прижата к сердцу и вроде бы уже прозвучали предфинальные возгласы "Папочка!" — "Деточка!", ни с того ни с сего в сумрак уходит мамаша, которой там тоже начинают сверлить жбан в целях очищения от темноты. Тут становится ясно, что авторы и сами уже потеряли последние обрывки сюжетных нитей, но просто по инерции не могут остановиться. Так что воспринимать каждую новую рокировку между живыми и мертвыми всерьез не стоит, иначе сам перестанешь ориентироваться, на каком ты свете, и от трепанации уже не отвертеться.