 |
"Власть", трезво оценивая литературные достоинства книги, тем не менее считает ее небезынтересной и представляет читателям ее фрагменты.
...Мобильный телефон зазвонил в 7.00 утра.
И хотя Александр Духон уже не спал и ворочался в постели, окунувшись в негу прохладного нормандского утра, он, как бывает только спросонья, сильно растревожился. Кто бы так рано мог звонить, да еще практически на неизвестный номер? Правда, в Москве уже 9.00.
— Слушаю,— резко и недружелюбно прорычал он в трубку и в ответ услышал хорошо знакомый доброй половине мира окающий голос:
— Дело безотлагательное, вот вам и звоню спозаранку, работаю здесь, как телефонистка-курсистка, понимаешь. Уже седьмой звонок делаю. Не хочу никому передоверять.
Поскольку человек, известный половине мира, звонил Александру второй раз в жизни, он мгновенно вспомнил первый такой звонок, в октябре 1995-го, в рабочий кабинет на 1-й Тверской-Ямской, 16, но не стал углубляться в воспоминания и почему-то решил пошутить:
— В следующий раз, Борис Николаевич, вы позвоните, наверное, еще лет через десять. Кстати, интересно, мобильники на том свете работают?
— Вы все шутки шутите, а я вам скажу, что сейчас не до шуток. Надо встретиться по важному делу.
— Когда? Я прилечу хоть сегодня.
— А вы разве не в Москве?
— Не в Москве, вы же звоните на мой французский номер. Но это ничего не меняет. Мгновенно прилечу.
— Какой дали телефон, на тот и звоню. Французский, понимаешь... Только прилетать не надо. Сейчас моя Таня все вам объяснит. Передаю трубку.
— Александр Павлович, здравствуйте! Папа непременно хотел сам дозвониться. А прилетать действительно не надо. Я-то знаю, что вы где-то во Франции обитаете. Вот и встретимся в Париже. К нему отовсюду ближе. Будет еще несколько известных вам людей.
— Какая тема? — осторожно задал вопрос Александр. Хотя звонок и был ему весьма лестен, но ничего хорошего такие звонки обычно не сулили. Это он знал наверняка. Тем более что давно для себя решил держаться подальше от той могучей кучки, вершившей минувшее десятилетие, к коей некогда принадлежал сам.
— Тема не телефонная,— жестко сказала Таня,— если подумаете на досуге, возможно, и сами доберетесь до нее. Газеты читаете? Телевизор смотрите? Ну, да ладно об этом... Я хотела попросить вас об одолжении. Так как вы оказались единственным, так сказать, в нужном месте и в нужное время, не могли бы подготовить уютное местечко для встречи на человек 10-15? И потом перезвоните мне. Какой-нибудь малоприметный ресторанчик, например. Номер телефона вам сообщат дополнительно. Уже не для чужих ушей. И вы тоже со своего номера не звоните. Хорошо? И еще. Встреча должна состояться как можно быстрее. Жду.— Телефон отключился.
* * *
 |
Коллектив авторов: Александр Смоленский |
— Я бы не назвал президентский пост ролью. Хотя в известном смысле это тоже роль,— философски заметил Огнев.— Просто Президент перестал выполнять определенные договоренности. Например, по персоналиям, которые, предполагалось, останутся работать с ним как некие гаранты переходного периода. Все, надеюсь, понимают, о ком я говорю. В частности, о бывшем премьере и присутствующем за нашим столом бывшем главе Администрации господине Дорошине, равно как и об Илье Сергеевиче Суворове, которого, грубо говоря, тоже "схарчило" ближайшее президентское окружение.
— Что означает ваш термин "переходный период"? — вновь проснулся Бурнусов. В его голосе слышалась подчеркнутая подозрительность.
— А то и означает: переходный период — он есть переходный. Или вы, господа, не считаете, что после сверхбурных 1990-х годов не нужен был некий умиротворительный период? Или не так, Борис Николаевич? — Огнев вновь решил апеллировать к Уралову.
— Именно так. Я поручил преемнику отпущенные ему восемь лет нежно держать страну. Без потрясений и конфронтации. В русле, определенном меморандумом! В соответствии с договоренностями, понимаешь. Куда там! Была Чечня, а теперь — и Дагестан. Ингушетия, Осетия... Трагедия за трагедией. А по телевизору, одни хохмочки — зеркала кривые и прямые... На кухнях опять судачат, что со страной будет... И до меня такие разговоры доходят... Будет менять Конституцию — не будет. Вся страна обсуждает. Это что же, в противовес нашим договоренностям?! Как понимать?! Переделить собственность не успели? — Уралов не на шутку завелся.
Сидящая рядом с ним Таня попыталась его успокоить, но это ей не удалось.
— Я что, не понимаю, что не в преемнике дело. Заигрались его советчики, помощнички... Огнев прав.
— Папа, успокойся,— уже не сдерживая себя, попыталась остановить его дочь.
Борис Николаевич тяжело повернулся в кресле и замолчал. Было непонятно — то ли у него пропал запал, то ли он болезненно осознал свою беспомощность перед реальностью.
На самом деле он вдруг отчетливо вспомнил, как к нему впервые пригласили преемника. Кажется, рядом были Таня, Юрьев, Эленский. Впрочем, это не так важно, кто был тогда рядом.
Важно, что преемник ему искренне понравился. Глаз в сторону не отводил, как некоторые. И обо всем говорил просто и недвусмысленно четко.
Дескать, не подведу, Борис Николаевич, если уж так вы решили. И если действительно другой кандидатуры нет.
— Ты как считаешь, дочка? — Уралов обратился тогда к Тане.— Состоится ли новый Президент?
Таня явно не ожидала такого прямого вопроса и даже растерялась. Тогда еще не сформировалась та самая "подводная" часть меморандума.
Она как-то по-новому взглянула на будущего кандидата в Президенты. Словно вопрос отца добавил ей персональной ответственности за то, что произойдет вскоре.
— Вы какой-то уж очень правильный,— вдруг выпалила она, обратившись непосредственно к преемнику.— Хоть бы часы стали носить на правой руке. Какое-никакое, а различие...— И, уже повернувшись к отцу, твердо сказала:
— Я лично верю, папа. Но не мне решать.
Из скоротечных и сумбурных воспоминаний Уралова вывел прозвучавший как барабанная дробь в раю звонок мобильного телефона.
Все дружно стали переглядываться: мол, кто мог позволить себе забыть "вырубить" аппарат?
Духон тоже стал осматриваться, пока не понял, что телефон звонит в его собственном кармане.
— Прошу прощения,— он вытащил телефон и отошел подальше от стола.
— Пожалуйста, если можно, то недолго,— попросил его вдогонку Дорошин.
Но просьба оказалась явно напрасной, так как Духон уже через несколько минут вернулся к столу.
— У меня для вас новость, господа. Только не знаю, хорошая или плохая,— сообщил он, хитрым взглядом посматривая на гостей.
— Что там у вас, товарищ банкир? — поинтересовался Борис Николаевич. Он явно был недоволен, что прервали, как ему казалось, важные воспоминания.
— Бывший банкир,— ничуть не смутившись, Александр поправил Уралова.— Ныне пенсионер. А новость следующая. Звонил небезызвестный всем нам Борис Платонович Эленский. Он оказался тут неподалеку. И я пригласил его к нам. Как-никак, один из идеологов меморандума, судьбу которого мы собрались здесь обсудить.
Про собственную персону Духон скромно умолчал. Хотя отчетливо вспомнил, как все начиналось, когда за рядовым обедом на Тверской-Ямской в его офисе рождалась идея этого документа...
* * *
 |
Коллектив авторов: Эдуард Краснянский |
— Сначала, господа,— произнес взволнованный женский голос, он мог принадлежать только одному человеку — президентской дочери,— прошу обсудить или принять к сведению, как уж вам будет угодно, мои предложения.
Если бы невольные слушатели этого радиоспектакля могли хоть краешком глаза увидеть то, что происходило в доме Мартена, то непременно бы увидели, как взгляд Тани буквально пригвоздил к креслу Огнева, а затем и собственного супруга:
— Сейчас наступил такой момент, господа, когда ни тайн, ни недомолвок между нами быть не должно. А они есть! Я видела, как удивились многие гаранты меморандума, услышав о том, что Президент также поставил свою подпись под меморандумом.
— Еще бы не удивиться! — буркнул Бурнусов.— Если бы я знал...
— То-то и оно,— быстро отреагировала Таня.— Никакая подпись под меморандумом не должна была появиться под влиянием чьей-либо другой. Такова была задача. Но вы должны быть проинформированы, господа, о том, что Президент поставил свою подпись еще под одним текстом, написанном на оборотной стороне пяти экземпляров нашего с вами меморандума...
— Ничего не понял. Может ли кто-нибудь внятно объяснить, что она сказала? — дрожащим голосом признался Кушаков.
— Так вы же сидите, можно сказать, в первом ряду, Петр Семенович. Динамик прямо перед вами,— удивился Мацкевич.
— Я не сказал, что ничего не услышал. Я сказал, что ничего не понял.
— И я не понял,— поддержал генерала Попов, почему-то обращаясь тоже к Мацкевичу.
— Чего уж тут непонятного? Оказывается, имеется еще один, еще более секретный документ, подписанный Президентом. Только дальше я ничего не услышал. Вы же сами мешаете...
И, обращаясь уже к Понсену, добавил:
— Майор, сделай милость, перемотай назад свою машинку...
— На оборотной стороне пяти экземпляров нашего с вами меморандума,— в кабинете генерала вновь одиноко прозвучал голос Юрьевой.
— А почему не на всех пятнадцати? — после обстоятельной паузы тишину разбудил голос, который на Лубянке идентифицировать не смогли.
— Потому что эти договоренности состоялись всего лишь между пятью людьми, имена которых в данном случае не важны. Главное, что Президент был среди них. И я тоже,— несколько тише добавила Таня.— Суть их, если коротко, заключается в том, что преемник брал на себя обязательство по истечении восьмилетнего срока руководства страной обеспечить приход к власти члена Семьи. То есть меня, Татьяны Юрьевой, урожденной Ураловой. Или, как запасной вариант, бывшего премьера.— Она никому не дала ни секунды на осмысление сказанного и резко продолжила свой монолог:
— Вот почему его увольнение некоторые из нашего круга расценили как прямой отказ от договоренностей и активизировали действия. Так как на фоне очевидных политических тенденций в руководстве страны дальнейшее становилось опасным.
— Почему же вы напрямую не поговорили с Президентом? — задал само собой напрашивающийся вопрос Илья Сергеевич Суворов.
— Это мог позволить себе лишь Борис Николаевич. Но папа счел это неудобным.
— Да! Я и сейчас так считаю,— подал голос Уралов.— Зачем бежать впереди паровоза?!
— Вы опять заблуждаетесь, уважаемый Борис Николаевич. Может так случиться, что потом уже будет поздно,— вкрадчиво и с максимальной долей не свойственной его персоне деликатности произнес Эленский.
Слушатели с Лубянки, разумеется, не могли видеть, как реагируют на сообщение остальные подписанты меморандума.
Они не видели, как на помощь Эленскому бросился Огнев, который любое ослушание воспринимал как плевок в его сторону.
Они не видели, как уважительно и, можно сказать, ободряюще на президентскую дочь смотрел Духон в то время, как Суворов растерянно пытался заглянуть в глаза своему приятелю.
* * *
...Президент откинулся в кресле и тяжело вздохнул.
"Время пошло" — почему-то ему в этот момент вновь вспомнилась магическая фраза, открывающая контейнер с его экземпляром меморандума.
Это точно. Пошло. Оставалась последняя неделя, когда по закону можно было объявить о дате проведения всенародного референдума.
На его рабочем столе уже больше месяца в папке первоочередных дел покоились два взаимоисключающих сообщения для прессы. И оба он знал фактически наизусть. Сначала даже правил их, а потом бросил это занятие.
Первое информационное сообщение гласило:
"Компетентными органами предотвращен заговор, направленный на дестабилизацию положения в стране, срыв всенародного референдума и президентских выборов 2008 года. Как оказалось, кругами, близкими к бывшему руководству страны, отдельными главами субъектов Федерации и олигархическими структурами был сфабрикован документ, порочащий честь и достоинство Президента России, а также высших чинов государственной власти.
К реализации далеко идущих планов заговорщиков были привлечены спецслужбы западных стран и эмигрантские круги, сложившиеся за последние годы.
Прокуратурой РФ по факту заговора возбуждено уголовное дело. По подозрению в причастности к нему задержан ряд высокопоставленных чиновников, политиков, общественных деятелей. Ведется следствие".
Второе сообщение гласило:
"Компетентными органами предотвращен заговор, направленный на дестабилизацию положения в стране, срыв референдума и президентских выборов 2008 года. Отдельными представителями действующей Администрации Президента, правительства и силовых структур готовились серьезные шаги по установлению режима авторитарной власти, попранию принципов демократии, основных прав и свобод, общечеловеческих ценностей, которые должны были привести к дискредитации всенародно избранного Президента, приведению к присяге временщиков и в конечном счете к распаду России на мелкие самопровозглашенные государства.
Прокуратурой РФ по факту заговора возбуждено уголовное дело. По подозрению в причастности к нему задержан ряд чиновников, политиков, общественных деятелей. Ведется следствие".
Президент мысленно с закрытыми глазами, наверное, в сотый раз повторил оба сообщения. Перед ним промелькнули лица тех, кто так или иначе на протяжении почти пяти лет оказался вовлеченным в фантасмагорию вокруг меморандума.
Некоторые из этих людей были близки к Президенту и, можно сказать, даже по-своему ему дороги. Но были и настолько малоприятные персонажи, что и вспоминать не хотелось.
Его бледное, застывшее лицо, как у собственного мраморного бюста с Измайловского рынка, не выражало никаких эмоций. Он еще раз взглянул на часы, затем перевел взгляд на календарь.
До объявления в СМИ в соответствии с Конституцией даты проведения всенародного референдума оставалось ровно семь суток.
*А. Смоленский,Э. Краснянский "Заложник. Операция 'Меморандум'". Москва. "Вагриус". 2006.