"Столкновение" (Crash, 2004, ***) Пола Хэггиса — как чертик из коробки вырвавшийся в последнюю минуту в триумфаторы "Оскара" независимый фильм. Странное соединение двух модных в 1990-х годах сценарных схем. В соответствии с одной из них, реализованной, например, в "Большом каньоне" Лоуренса Каздана или "Магнолии" Пола Томаса Андерсона, экран населяется большим количеством персонажей, друг с другом незнакомых, но страдающих и добрых. Пересекаться некоторые из них могут на считанные минуты, но из совокупности их судеб рождается жизнеутверждающая, но банальная мораль, что-то вроде: не забывайте, что вокруг вас живут такие же люди, как и вы, и только в этом залог преодоления одиночества. В соответствии с другой схемой, навсегда связанной с именем Квентина Тарантино, экранный мир столь же многолюден, но населен в основном тупыми и злобными отморозками. Ни о каком преодолении одиночества и речи быть не может: дай бог избежать встречи с этими фриками и спасти собственную жизнь. Хэггис воплотил антимораль Тарантино с пафосом Андерсона: получилась пугающая картина какой-то тотальной гражданской войны всех против всех, да еще и с расовым оттенком, которая идет на улицах Лос-Анджелеса. Два копа останавливают автомобиль респектабельного афроамериканца с молодой женой: просто так, чтобы поглумиться, спровоцировать да всласть полапать женщину под видом обыска. А на следующий день один из этих копов, рискуя жизнью, будет спасать ту же самую женщину из перевернувшегося и рискующего в любую секунду взорваться автомобиля. А два болтливых чернокожих угонщика-увальня обнаружат застрявшего под днищем своей машины китайца и будут обстоятельно обсуждать, переехать ли его для надежности к чертовой матери или все-таки высвободить. А психованный иранец купит для самозащиты револьвер, который, конечно же, выстрелит, причем даже не в ни в чем не повинного латиноса-слесаря, воплощающего для перса все его страхи, а в его крохотную дочку. Повезет в итоге лишь толпе незаконных иммигрантов из Камбоджи, оказавшихся запертыми в угнанном фургоне и благородно отпущенных угонщиком на волю. Совершенно непонятно в итоге, что же снимал Хэггис: топорную драму некоммуникабельности, памфлет на общество, беременное расовой войной, или же пародию на все такие драмы и памфлеты вместе взятые. А "Оскара" Хэггису, конечно же, дали справедливо. И независимое кино поддержали: Стивен Спилберг и Джордж Клуни, соперничавшие с Хэггисом, конечно, сняли достойные фильмы, но без лишнего "Оскара" не пропадут. И элегантно указали на место открыточной и нелепой "Горбатой горе" Энга Ли, неумело попытавшегося пошуровать на чужой ему территории. Зато в том, что "Перевертыши" (Palindromes, 2004, ***) Тода Соландза — именно памфлет на современную Америку, сомневаться не приходится. Правда, понять, зачем главную героиню, 12-летнюю Авиву Виктор, девочку из хорошей еврейской семьи, играют восемь разных актеров, включая мальчика и слоноподобную афроамериканку, понять решительно невозможно. Очевидно, только для того, чтобы никто из критиков не обошел вниманием эту режиссерскую "находку". Это, как если бы короля Лира в антураже средневековой Англии играл бушмен в набедренной повязке: вполне бессмысленно, но внимание привлекает. В остальном же "Перевертыши" — страшноватая кардиограмма провинциальной Америки, ханжеской, жестокой и развращенной. Авиве больше всего на свете хочется забеременеть, что ей благополучно удается с помощью ровесника из столь же буржуазной семьи. Родители ведут ее на аборт, после чего она сбегает из дому, и начинается ее одиссея по стране, населенной монстрами разного калибра. Самый, возможно, страшный из них — слащавая дама, составившая из безногих, безруких и чуть ли не безголовых детей музыкальный ансамбль. Тод Соландз никогда не отличался политической корректностью: в своем предыдущем фильме "Сказочник" он вволю поиздевался над ней, утверждая, среди прочего, вполне банальную истину, что инвалидность отнюдь не залог таланта. Но в "Перевертышах", неприятном, но приковывающем внимание фильме, он уже балансирует на грани, за которой начинаются мизантропия и удары ниже зрительского пояса. Хотя, кажется, хотел всего лишь выступить в защиту двух не очень совместимых прав человека: на раннюю беременность и на аборты одновременно. "Мегрэ и дело Сен-Фиакр" (Maigret et l'affaire du Saint-Fiacre, 1959, ****) Жана Деланнуа, возможно, лучшая из экранизаций романов Жоржа Сименона о комиссаре Мегрэ, один из трех фильмов, в которых сыщика сыграл Жан Габен, остепенившийся бунтовщик из фильмов "поэтического реализма" 1930-х годов. Мегрэ спешит на выручку своей стародавней знакомой, графине Сен-Фиакр, получившей анонимное письмо с угрозами, но слишком поздно: в своем замке, где отец Мегрэ когда-то служил управляющим, графиня умерла якобы от сердечного приступа. Во все антологии криминального жанра вошла финальная сцена ужина, где Мегрэ по очереди вывернул наизнанку секреты всех подозреваемых: от сына покойной и нового управляющего до ее врача и банкира. Солидное, в хорошем смысле слова, буржуазное кино.
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ
"Столкновение" (Crash, 2004, ***) Пола Хэггиса — как чертик из коробки вырвавшийся в последнюю минуту в триумфаторы "Оскара" независимый фильм. Странное соединение двух модных в 1990-х годах сценарных схем. В соответствии с одной из них, реализованной, например, в "Большом каньоне" Лоуренса Каздана или "Магнолии" Пола Томаса Андерсона, экран населяется большим количеством персонажей, друг с другом незнакомых, но страдающих и добрых. Пересекаться некоторые из них могут на считанные минуты, но из совокупности их судеб рождается жизнеутверждающая, но банальная мораль, что-то вроде: не забывайте, что вокруг вас живут такие же люди, как и вы, и только в этом залог преодоления одиночества. В соответствии с другой схемой, навсегда связанной с именем Квентина Тарантино, экранный мир столь же многолюден, но населен в основном тупыми и злобными отморозками. Ни о каком преодолении одиночества и речи быть не может: дай бог избежать встречи с этими фриками и спасти собственную жизнь. Хэггис воплотил антимораль Тарантино с пафосом Андерсона: получилась пугающая картина какой-то тотальной гражданской войны всех против всех, да еще и с расовым оттенком, которая идет на улицах Лос-Анджелеса. Два копа останавливают автомобиль респектабельного афроамериканца с молодой женой: просто так, чтобы поглумиться, спровоцировать да всласть полапать женщину под видом обыска. А на следующий день один из этих копов, рискуя жизнью, будет спасать ту же самую женщину из перевернувшегося и рискующего в любую секунду взорваться автомобиля. А два болтливых чернокожих угонщика-увальня обнаружат застрявшего под днищем своей машины китайца и будут обстоятельно обсуждать, переехать ли его для надежности к чертовой матери или все-таки высвободить. А психованный иранец купит для самозащиты револьвер, который, конечно же, выстрелит, причем даже не в ни в чем не повинного латиноса-слесаря, воплощающего для перса все его страхи, а в его крохотную дочку. Повезет в итоге лишь толпе незаконных иммигрантов из Камбоджи, оказавшихся запертыми в угнанном фургоне и благородно отпущенных угонщиком на волю. Совершенно непонятно в итоге, что же снимал Хэггис: топорную драму некоммуникабельности, памфлет на общество, беременное расовой войной, или же пародию на все такие драмы и памфлеты вместе взятые. А "Оскара" Хэггису, конечно же, дали справедливо. И независимое кино поддержали: Стивен Спилберг и Джордж Клуни, соперничавшие с Хэггисом, конечно, сняли достойные фильмы, но без лишнего "Оскара" не пропадут. И элегантно указали на место открыточной и нелепой "Горбатой горе" Энга Ли, неумело попытавшегося пошуровать на чужой ему территории. Зато в том, что "Перевертыши" (Palindromes, 2004, ***) Тода Соландза — именно памфлет на современную Америку, сомневаться не приходится. Правда, понять, зачем главную героиню, 12-летнюю Авиву Виктор, девочку из хорошей еврейской семьи, играют восемь разных актеров, включая мальчика и слоноподобную афроамериканку, понять решительно невозможно. Очевидно, только для того, чтобы никто из критиков не обошел вниманием эту режиссерскую "находку". Это, как если бы короля Лира в антураже средневековой Англии играл бушмен в набедренной повязке: вполне бессмысленно, но внимание привлекает. В остальном же "Перевертыши" — страшноватая кардиограмма провинциальной Америки, ханжеской, жестокой и развращенной. Авиве больше всего на свете хочется забеременеть, что ей благополучно удается с помощью ровесника из столь же буржуазной семьи. Родители ведут ее на аборт, после чего она сбегает из дому, и начинается ее одиссея по стране, населенной монстрами разного калибра. Самый, возможно, страшный из них — слащавая дама, составившая из безногих, безруких и чуть ли не безголовых детей музыкальный ансамбль. Тод Соландз никогда не отличался политической корректностью: в своем предыдущем фильме "Сказочник" он вволю поиздевался над ней, утверждая, среди прочего, вполне банальную истину, что инвалидность отнюдь не залог таланта. Но в "Перевертышах", неприятном, но приковывающем внимание фильме, он уже балансирует на грани, за которой начинаются мизантропия и удары ниже зрительского пояса. Хотя, кажется, хотел всего лишь выступить в защиту двух не очень совместимых прав человека: на раннюю беременность и на аборты одновременно. "Мегрэ и дело Сен-Фиакр" (Maigret et l'affaire du Saint-Fiacre, 1959, ****) Жана Деланнуа, возможно, лучшая из экранизаций романов Жоржа Сименона о комиссаре Мегрэ, один из трех фильмов, в которых сыщика сыграл Жан Габен, остепенившийся бунтовщик из фильмов "поэтического реализма" 1930-х годов. Мегрэ спешит на выручку своей стародавней знакомой, графине Сен-Фиакр, получившей анонимное письмо с угрозами, но слишком поздно: в своем замке, где отец Мегрэ когда-то служил управляющим, графиня умерла якобы от сердечного приступа. Во все антологии криминального жанра вошла финальная сцена ужина, где Мегрэ по очереди вывернул наизнанку секреты всех подозреваемых: от сына покойной и нового управляющего до ее врача и банкира. Солидное, в хорошем смысле слова, буржуазное кино.