Покой ему только снится

В прокат выходит абсурдистская комедия Кристоффера Боргли «Герой наших снов» (Dream Scenario), спродюсированная модной сейчас независимой киностудией А24. Остроумная сатира на культуру отмены несколько выдыхается к финалу, но ее стоит посмотреть хотя бы ради Николаса Кейджа, сыгравшего роль, которая в чем-то рифмуется с его собственным актерским путем, считает Юлия Шагельман.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Николас Кейдж, как известно, из просто актера, пускай и знаменитого, превратился в ходячий мем. Он, конечно, навсегда останется лауреатом «Оскара» (за «Покидая Лас-Вегас», 1995) и еще ряда менее весомых премий, но страшная неразборчивость в выборе ролей, участие в многочисленных фильмах, которые не назовешь иначе как трешем, а главное, эксцентричное поведение за пределами съемочной площадки уже давно затмили его профессиональные достижения. Теперь Николас Кейдж — эдакая вещь в себе, публичная персона, окончательно слившаяся с ее носителем, но продолжающая вызывать живой интерес у заинтригованных зрителей.

Конечно, кинопродюсеры тоже не проходят мимо этого феномена, предлагая Кейджу очередную роль. Например, в недавней «Невыносимой тяжести огромного таланта» (2022) он буквально сыграл самого себя, точнее, такого Кейджа, которого мы себе представляем, читая желтую прессу. В «Герое наших снов», где он сменил в главной роли предполагавшегося сначала Адама Сэндлера, тянущийся за Кейджем шлейф интернет-славы тоже имеет значение для зрительского восприятия. Хотя на первый взгляд между актером и его героем — профессором эволюционной биологии Полом Мэтьюсом — нет ничего общего.

На одной из своих лекций Мэтьюс объясняет студентам, что эволюция наградила зебр парадоксальным на первый взгляд окрасом — яркими черно-белыми полосками, для того чтобы они сливались не с окружающей средой, а с остальным табуном. Напасть на всех сразу хищник не может, поэтому каждая особь оказывается в безопасности. Так же сливается с общей массой в кампусе сам Мэтьюс: абсолютно ничем не примечательный препод в мешковатом свитере, очочках, с лысиной и неопрятной бородой. Даже любящая жена (Джулианна Николсон) и две дочки (Джессика Клемент и Лили Берд) не находят в нем ничего интересного. До момента, пока он вдруг необъяснимым образом не начинает сниться самым разным людям.

Первой Мэтьюса видит во сне младшая дочь, в чем нет ничего необычного. Но потом оказывается, что он приснился женщине, с которой встречался и расстался в незапамятные времена, еще до женитьбы. Потом — студентам, друзьям, друзьям друзей и, наконец, людям по всему миру, в жизни Мэтьюса ни разу не встречавшим. Что характерно, в этих снах он ведет себя так же незаметно, как в жизни: просто стоит и наблюдает за происходящим, за землетрясением или за крокодилами, готовящимися напасть на его студентку. Но его начинают узнавать на улицах, новостной канал снимает о нем репортаж, и профессор становится знаменитым.

В отличие от большинства сюжетов о славе, внезапно свалившейся на рядового обывателя, Мэтьюса его известность не пугает. Напротив, он принимает ее как должное, и не только потому, что с ее помощью надеется найти издателя для книги о стадном поведении муравьев. Но прежде всего потому, что в глубине души всегда считал себя уникальным и просто ждал, когда же окружающие это заметят. Поначалу слава приносит ему сплошные радости: студенты толпами валят на его лекции, у жены снова просыпается к нему сексуальный интерес, давний приятель, высокомерный сноб (Дилан Бейкер), наконец приглашает супругов к себе на обед, а модный пиар-стартап предлагает ему рекламный контракт с брендом газировки. Герой отказывается, так как считает, что достоин большего.

Однако так же неожиданно, как все началось, все заканчивается: невинные сны с участием Мэтьюса вдруг превращаются в кошмары, и винят в этом сновидцы именно его. Испытав на себе, как стремительно в век соцсетей можно стать звездой, не сделав для этого ровным счетом ничего, профессор познает столь же мгновенную и необоснованную отмену. Выделившись из толпы, как одинокая зебра, теперь он привлекает совсем не благожелательное внимание. Студенты пишут на него жалобы, утверждая, что один его вид их психологически травмирует, пиарщики вместо встречи с Обамой предлагают интервью с Такером Карлсоном, а потом и вовсе советуют ехать во Францию, где почему-то очень любят закэнселенных американских знаменитостей.

Все это почти так же остроумно, как первая половина фильма с ее сюрреалистической завязкой, но завод свежих идей заканчивается у авторов, к сожалению, раньше, чем хронометраж картины. Историю о причудах коллективного сознания и коллективного же подсознательного сменяют выпады в сторону общества потребления, не сообщающие ничего нового. Единственный, кто держится до конца,— это Николас Кейдж, вдруг позволяющий разглядеть в своем персонаже не мем и не чью-то дурацкую шутку, а живого человека, которому по-настоящему больно.