Вчера президент России Владимир Путин в Екатерининском зале Кремля встретился с министрами энергетики стран "восьмерки". С подробностями о том, как министры реагировали на замечание президента России о том, что все страны мира должны получить равный и недискриминационный доступ к ядерным технологиям,— специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Войдя в Екатерининский зал, министры выстроились в шеренгу сначала в одной части зала, а потом перестроились и встали в другой, недалеко от двери, из-за которой должен был появиться президент России, так, чтобы ему было удобней с ними здороваться. Здесь были министр торговли и промышленности Великобритании Алан Джонсон, статс-секретарь министерства экономики и технологий Германии Георг Адамович, министр по производственной деятельности Италии Клаудио Скайола, министр природных ресурсов Канады Гэри Ланн, министр энергетики США Сэмюэл Бодман, министр промышленности Франции Франсуа Лоос, первый замминистра экономики, торговли и промышленности Японии Акира Нисино, комиссар по энергетике Еврокомиссии Андрис Пиебалгс и министр экономики и труда Австрии Мартин Бартенштайн. Россияне были представлены помощником президента России Игорем Шуваловым, министром промышленности и энергетики России Виктором Христенко и еще несколькими людьми, отсутствие которых на этой встрече было бы объяснить легче, чем их присутствие.
Среди людей в этом строю, замершем в ожидании верховного главнокомандующего, вопрос вызывал только министр экономики и труда Австрии, невысокий полноватый жизнерадостный человек, открытый для диалога задолго до начала встречи. Чем Австрия-то так отличилась перед мировым сообществом, что ее министра тоже пригласили сюда в этот вечер? Но потом суровая правда жизни вдруг открылась мне во всей ее простой и грубой красоте. Австрия же председательствует в ЕС, и как было обойтись на этой встрече без Мартина Бартенштайна? Он и сам понимал, что без него тут никак. Он был единственным человеком, которому не стоялось в шеренге. Он вертелся и задавал вопросы сразу нескольким коллегам одновременно. Все они так же одновременно давали ему свои ответы, и он все их успевал комментировать. Таким образом, Мартин Бартенштайн поддерживал странное лихорадочное оживление в кругу этих людей, не давая коллегам задуматься о том, почему президент России так опаздывает — сначала на 10 минут, потом на 20.
В конце концов нервы у министров все-таки начали сдавать. Британский министр, стоявший на правом фланге, вдруг рванулся в центр шеренги и, нервно засмеявшись, помахал рукой фотокорреспондентам. Он, очевидно, давал понять, что хорошо понимает смысл их работы и делает все от него зависящее, чтобы они сделали ее как можно лучше. Фотокорреспонденты смотрели на него с недоумением и сочувствием...
Войдя в Екатерининский зал, Владимир Путин не спеша поздоровался с министрами. Он сделал это именно не спеша. Он давал понять, что с каждым человеком, стоявшим перед ним, хочет поздороваться так, чтобы это запомнилось и ему, и человеку, которому он сейчас будет пожимать руку. С российскими правозащитниками в этом зале Владимир Путин здоровается по-другому.
Из первых слов президента России стало ясно, почему он так с ними поздоровался.
— Энергетика,— сказал он,— прямо влияет на благополучие жителей планеты.
Мировой энергетический рынок, по мнению господина Путина, развивается неравномерно. Он подвержен разнообразным рискам, а сегодняшняя ситуация в экономике — это вызов. Президент России не уточнил, кому именно, но по выражению его лица можно было с уверенностью сказать, что он принимает этот вызов как личный.
И это он тоже объяснил, рассказав, как много нефти и газа добывает наша страна.
— Темпы добычи нефти, правда, немного снизились у нас за последний год,— неожиданно замялся он и посмотрел на господина Христенко.— Да?
Тот горько кивнул.
— Но все-таки рост идет по-прежнему! — продолжил господин Путин, и голос его зазвучал ультимативно.— В прошлом году был поставлен рекорд по добыче нефти. Россия намерена работать и на рынке сжиженного газа... Надеюсь, уже в ближайшие месяцы Дума примет законы и по НДПИ, и по новым правилам использования недр, и по правилам участия иностранного капитала в этих процессах, которое, конечно, предполагается.
На этих словах министры заметно оживились, а Мартин Бартенштайн даже постучал пальцем по наушнику, словно не доверяя им и испугавшись, что ослышался.
— Ключ в решении такого рода вопросов,— продолжал господин Путин,— справедливое распределение рисков между производителями, участниками транзита и потребителями. Контракты между ними должны быть долгосрочными. Это создает уверенность у потребителей, что они получат все и в нужные сроки.
Возможно, министры уже давно поняли, к чему клонит господин Путин (впрочем, судя по их взглядам, уже ставшим за последние пару минут довольно рассеянными, вряд ли). Мне тоже хотелось бы, конечно, понять. Все стало ясно, когда господин Путин заявил:
— Так что очевидно, что предложенная для обсуждения на "восьмерке" тематика — не конъюнктурная.
Вот что он хотел им втолковать все это время.
Затем господин Путин перешел не к такой нервной теме. Он говорил о том, что большинство ведущих стран мира "недавно объявили об амбициозных планах в области атомной энергетики".
— Мы тоже, кстати...— заметил он.— Во Франции ядерная энергетика вообще составляет, как известно, 80% от всей энергетики страны. Даже в Германии, где коллеги объявили о сворачивании атомной энергетики, так до сих пор все равно шестнадцать, по-моему, процентов... Нет?
Он снова вопросительно посмотрел на господина Христенко. Но того опередил немецкий министр:
— Ахт унд цванцихь! — с восторгом подсказал он.
— А, ахт унд цванцихь! — обрадованно повторил господин Путин.— Двадцать восемь! Ну, тоже прилично!
Президент России заявил о том, что надо обеспечить режим равного и недискриминационного доступа к ядерным технологиям для всех стран. Я обратил внимание, как на этих словах сразу несколько министров, человека четыре, не меньше, сделали пометки в лежащих перед ними блокнотах.
К этой фразе господина Путина вернутся, очевидно, уже их президенты — в июле в Санкт-Петербурге.