тихий ужас
В прокат выходит фильм "Жесть". Его продюсер Юсуп Бахшиев, идейный вдохновитель двух "Антикиллеров", продолжает развивать специфическое направление в российском кинематографе, интересующееся всякого рода психопатологиями и пограничными состояниями. На этот раз речь идет не о борьбе одиночки с организованной преступностью, а об охоте журналистки на маньяка-педофила.
Если вы настроитесь на восприятие "Жести", снятой режиссером-дебютантом Денисом Неймандом, как связной истории с завязкой, кульминацией, развязкой и причинно-следственными связями, то рискуете уйти разочарованным. Более разумно рассматривать картину как аттракцион "Комната страха", где героиню Алены Бабенко, заброшенную нелегкой журналистской судьбой в инфернальное садово-огородное товарищество, подвергают то одному, то другому шоковому воздействию.
Эта альтернативная психотерапия оказывается в итоге более эффективной, чем успокоительные таблетки, прописанные запутавшейся в своей личной и профессиональной жизни девушке психотерапевтом в исполнении Сергея Шакурова. Психотерапевт выражается загадками, намеками и двусмысленностями, как и многие в "Жести", чей сценарий принадлежит мастеру афористичного диалога Константину Мурзенко. Только если раньше разговоры его персонажей могли вызывать смех или ироническую улыбку, то теперь они пронизаны суровой задумчивостью — шутки кончились, началась жесть.
Если присмотреться, "Жести" не откажешь в своеобразной логике, какая бывает присуща кошмарным снам. С этой точки зрения все происходящее с героиней Алены Бабенко — прямое следствие и отражение ее душевного кризиса, включающего как ушедшую любовь к бойфренду и начальнику (Анатолий Белый), так и нарастающее отвращение к собственной профессии. "Я торгую мертвыми душами",— формулирует Марина представление о журналистике как разновидности шаманства, сопряженного с вызыванием духов, когда герои твоих статей вдруг материализуются в твоей жизни самым ужасным образом, как делает это в прологе свихнувшийся персонаж Гоши Куценко. Отстреливаясь в своем доме от омоновцев, он внезапно требует к себе журналистку, чтобы сообщить ей заветные слова: "Меня сейчас убьют, и я хочу, чтобы вы все запомнили — только любовь, жить можно только с нею, только с любовью".
О любви в "Жести" говорят еще чаще, чем о смерти, и с каждым ее упоминанием всуе становится все очевиднее, что она настолько же недостижима и неуловима, насколько смерть неизбежна. В неустойчивом, зыбком психическом состоянии заглянуть в потусторонний мир можно еще при жизни, посмотреть, как выглядит ад, а потом попробовать из него вернуться, если получится,— это, собственно, и происходит с журналисткой и со сбежавшим из психушки маньяком (Михаил Ефремов). Причем маньяк обнаруживается в тот момент, когда Марина уже забывает о его поисках и думает лишь о том, как ей сохранить остатки рассудка в этой игре-бродилке, где надо голыми руками отбиваться от разнообразных монстров.
"Пока мы в этой игре набрали немного очков, но у нас есть утешительный приз: мы вырвались из повседневности",— говорит в начале один из персонажей, хотя созданный в "Жести" образ ада завораживает как раз своей обыденностью, а обитатели его пугают именно тем, что выглядят точь-в-точь как живые, хотя и деклассированные, криминальные элементы. "Тут на таких шатунов нарваться можно..." — предупреждает героиню одна из опухших от пьянства обитательниц садового товарищества (Елена Руфанова). И действительно, атмосфера садоводческого товарищества вне зоны покрытия мобильной связи, где нет электричества, зато каждый год собирают десяток неопознанных трупов-"подснежников", напоминает книжку Юрия Мамлеева "Шатуны", где сомнамбулические обитатели подмосковного поселка даже в грядках копаются так, будто роют себе могилы. В "Жести" два аналогичных шатуна (Игорь Лифанов и Юсуп Бахшиев) предлагают тост за радость "Без нее жизнь не жизнь" и тут же ласково называют героиню русалочкой (то есть в данном контексте потенциальной утопленницей).
Хотя авторы "Жести" настаивают на том, чтобы не раскрывать сюжетных поворотов, которые они попытались сделать максимально резкими, хочется все же успокоить зрителя относительно брезжащего в финале катарсиса. Как и героиня, которая выходит из испытания "Жестью" более сильной и здоровой, хотя и изрядно потрепанной, так и вы выйдете из зала просветленными и взбодрившимися — особенно после того, как маньяк, уходящий от погони за рулем милицейской "шестерки", прорычит песню "Под небом голубым...", обещающую существование другой параллельной реальности, а безвозвратно погибший персонаж Куценко материализуется в виде голограммы на фоне магазинной витрины: "Не думайте об этом, все это иллюзия — маньяк не маньяк, какая разница, ясно одно — он неплохой человек".