 |
Музей — невероятно сложная модель. Образование, развлечение, сохранение наследия — все это переплетается здесь в невероятно сложных комбинациях.
Вот сейчас я скажу то, чего все от меня ждут: да, в наше время музеи работают как парки аттракционов. Вот сказал. И один из важнейших аттракционов — это архитектура. Я не имею в виду обязательно современную архитектуру. Эрмитаж, к примеру, тоже архитектура. Другой аттракцион — коллекция. Еще один — временные экспозиции, выставки. А еще — и тут нечего стыдиться — людей привлекают также рестораны и магазины. И я никого не стану осуждать за желание сначала посмотреть на красивые вещи, потом купить что-нибудь красивое, а потом поесть в хорошем ресторане.
Мне кажется глупым отрицать тот факт, что для многих людей поход в музей стал формой проведения досуга. И таким образом, да, для очень многих музей становится частью туристической программы. И тем самым музей становится частью экономической модели — города или даже государства. К примеру, сколько людей приезжает в Петербург для того, чтобы приобщиться к культуре? Сколько денег они оставят в ресторанах и гостиницах? И, соответственно, сколько рабочих мест будет создано? Мне кажется, что музеям было бы просто глупо не использовать всю эту аргументацию, ну хотя бы когда они изыскивают для себя ресурсы.
Самый чистый пример такого экономического успеха — наш музей в Бильбао. Но если даже не говорить о Бильбао (там все как-то слишком очевидно), я думаю, нельзя недооценить и наш взнос в экономику Нью-Йорка. Бизнес на культуре — один из важнейших в Нью-Йорке.
Руководитель музея в наши дни — это человек, управляющий настоящей корпорацией. К примеру, оборот Гуггунхайма по всему миру — $100 млн в год. Но этот бизнес куда сложнее, чем другие бизнесы такого масштаба.
Скажем, в ситуации, когда предлагаются две выставки — одна, на которой наверняка потеряешь три миллиона, и другая, на которой заработаешь миллион, — можно к примеру, решить, что делатьнадо ту, на которой потеряешь, но отдавая себе отчет, что потерянные деньги надо будет как-то компенсировать, и более того — имея на этот счет конкретные планы. И скажу вот что: за те годы, что я в этом бизнесе, я понял, что в музейном деле нет таких понятий, как "типичная ситуация" и, соответственно "типичное решение". Человек, который возглавляет музей, должен быть одновременно художественным руководителем, должен распоряжаться финансами, должен все координировать.
В России есть пример руководителя такого типа, хоть это и не музейщик. Это Гергиев, который, будучи замечательным артистом, стал для Мариинки художественным руководителем и главным администратором и превратил театр в преуспевающий бизнес.
Широко известной стала история о том, как я продал картины из коллекции музея. Но я за 17 лет своего директорства продал только три картины, а мои предшественники, я думаю, продавали сотни. Это абсолютно принятая практика в американских музеях — продавать произведения из коллекции, чтобы развивать коллекцию. Вся разница в том, что я сделал это публично; возможно, некоторые могли счесть, что демонстративно.
При том что у нас, конечно, была возможность продать их арт-дилеру на условиях конфиденциальности. А мы продали их на аукционе, сделали из этой продажи маркетинговое событие. В итоге картины ушли по цене, в разы превышающей эстимейты. Теперь о том, что это были за картины. Это был Кандинский — а у нас около 50 работ Кандинского. И это был Шагал — повторение работы, которая находится в МОМА. А взамен мы купили, как я считаю, лучшую в мире коллекцию американского искусства, находившуюся в частных руках. Это все равно как продать лишних Сурбарана и Гойю, чтобы купить замечательную коллекцию русского авангарда.
Я думаю, жизнь музея — это бесконечное движение, бесконечное развитие. Мы не можем выбрать какой-то определенный момент и сказать себе: ну вот, здесь мы остановимся.
Я не считаю, что моя позиция — музей как аттракцион, музей как приключение — единственный путь для современного музея. Я согласен, что музей может быть организован исторически или академически. Но мне представляется, что музей развивающийся ближе к экзистенциальной сущности человека. Развивается человек — развивается и музей.
Томас Кренс, Директор Фонда Соломона Р. Гуггенхайма