Оттепель подала сигнал
Юрий Злотников в Новой Третьяковке
В Новой Третьяковке открылась выставка классика неофициального искусства Юрия Злотникова (1930–2016) «Сигнальная система»: впервые самостоятельно показывают полсотни гуашей из его одноименной серии рубежа 1950–1960-х годов. Они стали первым примером абстрактного искусства после десятилетий засилья соцреализма, а теперь предстают еще и частью беспрецедентного проекта: с их помощью художник изучал законы восприятия и воздействия искусства. К выставке впервые собраны в книге рукописи Злотникова, в которых он обосновывает свою «систему»: что значат эти разноцветные кружочки, линии, прямоугольники и как «работают» их бесчисленные комбинации. К сигналам присматривался Игорь Гребельников.
В просторный зал с выставкой Юрия Злотникова попадаешь, пройдя всю экспозицию «Искусство ХХ века», смотреть которую занятие по-своему изнурительное. Как бы в ней ни перевешивали экспонаты, уменьшая число произведений соцреализма и добавляя разных его альтернатив, смотришь эту развеску со стойким ощущением, что вопреки декларациям советское искусство было слугой многих и разных господ, что многие работы намертво привязаны к своему времени, что фигуративное искусство с лихвой перекрывает абстрактное, и от многословности первого в какой-то момент просто устаешь.
Неудивительно, что после этого зал с «Сигнальной системой» (1957–1962) ощущается глотком свежего воздуха. По периметру стен развешаны большие листы пожелтевшего картона с разного рода абстрактными композициями, работы сгруппированы типологически: где-то — почти пустые листы с единичными разноцветными кружочками, число которых постепенно добавляется, сгущается, где-то — одни лишь линии, синие и красные, сначала они параллельные, потом начинают пересекаться, где-то — многосложные композиции из разных фигур. В любом случае изображения воспринимаются именно как сигналы — на них иногда даже откликаешься физически, подаешься вперед, чтобы оказаться тет-а-тет с отдельным листом, по каким-то, наоборот, спокойно скользишь взглядом.
На самом деле эти работы — результат анализа Злотниковым зрительских реакций на разные фигуры и комбинации, то есть тут речь не столько о сигналах внешних, идущих от художника, сколько о внутренних, посылаемых нашим сознанием, когда мы оказываемся пред этими работами. «Сигнальная система» — это целая теория восприятия и воздействия искусства на зрителя, а сами абстракции — вроде наглядного пособия по совершенно новому предмету, открытому художником в 1957 году. Он начинал с абстрактных композиций черной тушью (серия «Протосигналы»), их вместе с рукописями художника, в которых объясняются экспонаты, висящие на стенах, показывают в витринах на белом подиуме в центре зала. По замыслу устроителей такая обстановка призвана напомнить лабораторию.
Тут, конечно, можно почувствовать себя участником эксперимента, хотя куратор выставки Ирина Горлова подчеркивает, что Злотников ни за что бы не согласился с такой развеской, как и с такой подборкой работ. Для него «Сигнальная система» была пусть и важным, но все же этапом его художнического становления: рядом с этими листами на выставках он показывал и свои фигуративные работы — портреты, городские сцены, а также произведения из «Библейского цикла». Она, безусловно, повлияла на его последующее творчество, и с этим еще предстоит разбираться исследователям. По словам же внуков художника, на разбор его рукописей, относящихся к «Сигнальной системе», ушло больше четырех лет: в разрозненных бумагах удалось навести порядок и издать их в виде книги — своего рода учебника по влиянию на зрителя знаков и их комбинаций.
Не сказать что эти тексты, пусть даже и подробно проиллюстрированные художником, читать легко, хотя видно, что автор явно старался быть понятым. «Я наношу две красные линии, пересекающие одна другую так, что создается впечатление, что на вас как бы надевают корсет… Чтобы выйти из доминанты этого воздействия, я помещаю на поле листа синие черточки, как бы распыленные на его поверхности…» — рисуя, Злотников постоянно переключается на психофизиологические ощущения и моторику «испытуемого» (так он иногда называет зрителя), его «мышечные ощущения», затем опять возвращается к «сигналам», отдельно анализирует поведение «объекта» перед картиной. Иногда поток рассуждений становится настолько вольным, что уже отдает эзотерикой.
Подобных и куда более стройно изложенных теорий было немало во времена авангарда: вспомнить хотя бы трактаты Кандинского, Малевича, Родченко, где точки, линии, геометрические фигуры становились элементами нового восприятия и переустройства мира.
Амбиции Злотникова все же другого рода. Они более гуманны и по-своему романтичны, в духе времени — непродолжительного периода оттепели, когда воочию можно было наблюдать, как меняется человек в изменяющихся обстоятельствах. А перемены были стремительными и на поле искусства: вскоре после смерти Сталина из ГМИИ убрали затянувшуюся на четыре года выставку подарков вождю, в 1955 году в залах музея впервые после долгого перерыва показали живопись французских импрессионистов и постимпрессионистов (Сезанн долгие годы был кумиром Злотникова), в 1956 году там же прошла выставка Пикассо. В 1957 и 1959 годах в Москву привозили выставки американского искусства, включая живопись главного заокеанского бунтаря Джексона Поллока — само воплощение неуправляемой художнической энергии, разбрызганной краской по холсту. Юрий Злотников со своим другом-художником Владимиром Слепяном в то же самое время устраивали «сеансы одновременной живописи», с двух сторон покрывая живописью простыню. Конец 1950-х — это еще и начало освоения космоса, появление новых наук, семиотики и кибернетики, которыми Злотников страстно интересовался, посещал лекции и семинары в МГУ. Его «Сигнальная система» стала своего рода развитием этих штудий на стыке искусства и точных наук. Однако даже в недолгую пору ослабления государственно-идеологической хватки этим листам не удалось воздействовать на широкого зрителя — главным «испытуемым» «системы» был сам художник. Эти листы стали выставлять только с 1990-х годов, и уже тогда они заняли свое важное место в истории нашего искусства ХХ века. Нынешний показ определенно эту позицию упрочит.