Событие недели — "Большая жара" (The Big Heat, 1953) Фрица Ланга, один из самых мрачных, нигилистических и двусмысленных образцов нуара, и без того жизнелюбием не отличающегося (31 марта, Первый канал, 4.00, *****). Но в "Большой жаре" несчастны не только герои — несчастен режиссер. Фриц Ланг, гений немецкого экспрессионизма, бежал от нацистов и собственной жены, ставшей нацисткой, в Голливуд, где ему пришлось забыть о монументальных, философских фильмах и ставить вестерны, нуары, военные фильмы. Но эти "низкие" жанры он наполнил своим глубоким пессимизмом, отравил своим собственным одиночеством, и, даже "просто" рассказывая историю сведения счетов, говорил о ничтожестве всего рода людского. В курс дела он вводит зрителей без экивоков: в первых же кадрах, написав прощальную записку, стреляется офицер полиции. Его коллега Дейв получает приказ прекратить следствие: в трагедии замешан некто Логан, теневой хозяин города. Герой упорствует: его жена погибает при взрыве заминированного автомобиля, жизнь дочери под угрозой. Рутинное дело превращается для Дейва в персональную вендетту. Справедливость, конечно, восторжествует, вот только выглядит она не слишком привлекательно. Расследуя самоубийство, Дейв становится виновником гибели четырех женщин. И, что самое страшное, никого из них, кроме жены, он, кажется, не жалеет. Они — расходный материал для этого волка-одиночки. Самая сильная линия фильма, напоминающая об экспрессионистском прошлом Ланга, связана с гангстером-садистом Винсом и его подругой Добби. Винса сыграл Ли Марвин, актер с лицом, которое может привидеться только в ночном кошмаре. Добби готова дать показания против гангстеров: Винс обезображивает ее, выплеснув в лицо кипящий кофе. Она расплатится с ним той же монетой и, умирая, будет прикрывать ожоги на лице меховым воротником, чтобы навсегда остаться в памяти живых красавицей. "Нуар" — значит "черный". "Чернее" фильм, чем "Большая жара", представить сложно. Чарльз Чаплин тоже был изгнанником, вытолкнутым из Америки маккартистами, но свой "прощальный поклон" кинематографу он решил отдать в форме романтической комедии с элементами водевиля "Графиня из Гонконга" (A Countess from Hong-Kong, 1966) (3 апреля, РТР, 1.55, ***). Проведя ночь в гонконгском клубе, американский дипломат-миллиардер наутро, уже на борту теплохода, обнаруживает в стенном шкафу прелестную Наташу. Дочь русского эмигранта-аристократа и наемная танцовщица, она мечтает начать новую жизнь в Америке и умоляет помочь ей. Следуют два часа предсказуемого балансирования героя между первым желанием выдать наглую полиции, сомнительными планами фиктивного и скоротечного брака и осознанием того, что Наташа — женщина его жизни. "Графиня из Гонконга" — второй в жизни Чаплина-режиссера фильм, в котором он сам не играл: главный актерский дуэт исполнили Марлон Брандо и София Лорен. Выбор Брандо критики сочли главной ошибкой Чаплина. Заматеревший, обрюзгший, но по-прежнему порочно красивый, злобно посматривающий на людей, Брандо никак не вписывался в условную конструкцию фильма, кем-кем, а романтическим принцем на белом коне он не выглядел. Да и сам фильм кажется анахронизмом: такие комедии снимали в Америке в 1930-х годах, их эпоха канула в Лету. Впрочем, фильм был действительно задуман Чаплином в 1936-1937 годах, после поездки в Китай, переполненный белоэмигрантами. Так же трудно смотреть сейчас и экранизации классической литературы Клодом Отаном-Лара с Жераром Филиппом в главной роли. Стоит это делать только для того, чтобы понять, против какого "папиного", мертвенного кино бунтовала "новая волна". В "Игроке" (Le Joueur, 1958), как бы по роману Федора Достоевского, бедный идеалист старается спасти прекрасную девушку из тенет развратного мира игроков, губящих свою жизнь в казино Баден-Бадена (4 апреля, "Культура", 20.15, ***). "Красное и черное" (Le Rouge et le noir, 1954), по Стендалю, построено на чередовании ярких цветовых доминант (5 и 6 апреля, "Культура", 20.15, ***). Алые мундиры и угольно-черные сутаны символизируют две возможные карьеры, два пути к власти. Но визуальная красота фильма отдает холодным режиссерским расчетом и припахивает нафталином. "Джон Кью" (John Q, 2002) Ника Кассаветеса — каталог невыносимых сценарных банальностей (31 марта, РТР, 0.45, *). Почти нищий, но благородный герой, сын которого умрет, если в ближайшие часы ему не сделают сложную операцию, идет на ограбление банка. Конечно, бездушные менеджеры, отказывающиеся спасать ребенка из-за отсутствия медицинской страховки, достойны осуждения. Но нет сил в тысячный раз видеть на экране семейные походы на бейсбол, циничных репортеров и полицейских, разрывающихся между чувством долга и сочувствием. Тем более печально, что фильм свидетельствует о полной режиссерской деградации сына великого Джона Кассаветеса, тоньше и точнее всех умевшего передать трагизм повседневности и дыхание жизни на экране.
