"С россиянами возиться дольше, хотя, бывает, и интереснее"

После выплат по теракту в США 2001 году иностранные перестраховщики повысили цены на свои услуги. Сейчас же их тарифы снижаются, считает глава русского представительства GenRe КАПИТОЛИНА ТУРБИНА. Когда страховщики предпочитают иностранной защите отечественную, рассказывает замуправляющего директора "Энергогаранта" АНТОН ЛЕГЧИЛИН.

Каждые семь лет цены достигают пика

КАПИТОЛИНА ТУРБИНА: В ЕС до середины 2004 года перестраховочный бизнес регулировался надзорами стран-участниц в соответствии с местными правилами. Считалось, что этот бизнес ведется профессиональными игроками, которые сами должны разбираться в надежности партнера. Главный фокус регулирования был на прямом страховщике, поскольку при банкротстве страховщика может пострадать простой гражданин — его клиент.

Самая первая директива в ЕС по перестрахованию была принята в 1964 году. Согласно этому документу, проведению перестрахования среди компаний из стран-участниц предоставили полную свободу, не вводя специальных требований к финансовой устойчивости перестраховщиков. Этот режим просуществовал до 2001 года. В 2001 году в связи с большим количеством выплат, в том числе по теракту в США, и снижением процентных ставок на инвестиционном рынке произошел кризис мирового рынка перестрахования. В результате были снижены рейтинги финансовой устойчивости почти всех крупнейших компаний.

Тогда встал вопрос о ликвидности активов и надежности перестрахования. Если эти активы ненадежны и перестраховщик банкрот, у прямого страховщика образуется финансовая дыра. Значит, это влияет на платежеспособность страховщика. В 2002 году страны ЕС приняли дополнительные директивы по платежеспособности, согласно которым все обязательства страховщика должны отражаться в балансе без уменьшения на долю перестраховщика в обязательствах. Доля перестраховщика должна была показываться для того, чтобы любой потребитель и рейтинговое агентство могли оценить надежность его активов.

А в 2004 году в европейских странах появились дополнительные законы, которые вводили для перестраховщиков такое же регулирование и лицензирование, как и у прямых страховщиков. Кроме того, страны ЕС сейчас обсуждают введение так называемой второй директивы по платежеспособности страховщиков. Ее принятие Парламентом ЕС ожидается в 2007 году. Согласно этому документу, за каждым показателем международного кредитного рейтинга перестраховщика закреплен определенный коэффициент ликвидности, в соответствии с которым подлежит перерасчету стоимость этого специального актива в балансе страховщика.

К. Т.: Нет, например, в США перестраховочная деятельность регулировалась всегда и намного жестче, чем в Европе. В большинстве штатов при проведении операций, например, с иностранными перестраховщиками, последние должны были вносить депозит, составляющий определенный процент от их обязательств перед местными страховщиками. Это, кстати, создало серьезные проблемы для английского Lloyd`s, поскольку первоначальная оценка его обязательств по погибшим башням-близнецам Всемирного торгового центра составляла около $2,6 млрд. И американские власти потребовали внести сопоставимый депозит для продолжения операций с местным рынком.

К. Т.: Изменения на русском рынке действительно произошли. Но я бы говорила о том, что увеличилась доля внутреннего перестрахования. Западная защита стала дороже. В таких видах бизнеса, как авиационное или космическое страхование, тарифы иностранных перестраховщиков увеличились в два с половиной раза. У иностранных игроков не было цели сократить свое присутствие в России. Была задача получить за перестрахование другую цену. Но по ряду рисков российские перестраховщики выбрали более низкий уровень перестраховочной безопасности и разместили их на внутреннем рынке.

Колебания цены на перестрахование не сюрприз для международного рынка. Цикличность рынка показывает, что каждые семь лет цена на перестраховочную защиту достигает пика. Затем цены идут вниз — это уже так называемый мягкий рынок. Проблема российского рынка в том, что он никогда с этой цикличностью не сталкивался. Когда катастроф и убытков мало, тогда и убыточность по договорам перестрахования становится ровной, цены снижаются. Сейчас же мы наблюдаем, что рынок становится мягче, и ожидания по снижению цен на перестрахование в полной мере оправдались бы, если бы не случился ураган Катрина в Штатах.

К. Т.: Конкуренция есть с крупными страховщиками. Но эта конкуренция опосредованная. Дело в том, что эти компании ежегодно покупают себе перестраховочную защиту на западном перестраховочном рынке. Их емкости составляют десятки миллионов долларов. Но их возможности по перестрахованию зависят не от их финансовых показателей, а от условий облигаторных договоров, которые размещены на зарубежном перестраховочном рынке.

К. Т.: Существенное неконкурентное ограничение, которое применяется достаточно давно. Это приказ Минфина о размещении страховых резервов, который устанавливает, что доля всех перестраховщиков в резервах страховщика не может превышать 50% от самих резервов. При этом в отношении иностранных перестраховщиков предусмотрено ограничение в 35%. Какие из активов в мире с кредитным рейтингом выше A от Standard & Poor`s доступны российскому страховщику? Фактически никакие. Перестрахование для русских страховщиков — это доступ к надежным активам. И этот доступ законодательно ограничен.

К. Т.: Риски по страхованию титула (страхование прав собственности, используется в страховании недвижимости.— BG) и риски профессиональной ответственности, например, медиков, архитекторов и прочих профессий. Мы не возьмемся это перестраховывать потому, что законодательство в этих сферах несовершенно. До последнего времени у нас, например, никогда не регистрировались контракты, связанные с незавершенным строительством. Поэтому возникали ситуации, когда на одну квартиру претендовали несколько собственников. Все остальные портфели рисков и единичные риски при хорошем андеррайтинге мы перестраховываем.

К. Т.: В последнее время было немало дискуссий, связанных с перестрахованием как способом улучшения финансовой отчетности страховщиков. Американские органы надзора считают, что брокер не может участвовать в размещении прямого риска и его последующего перестрахования в силу возникающего конфликта интересов. В 2004-2005 годах на таких крупных игроков, как AON и Marsh, были наложены штрафы около $2 млрд за участие в таких операциях. Но я не помню ни одного скандала, связанного с тем, что перестрахование использовалось как инструмент ухода от налогообложения.

В стандартах Международной ассоциации страховых надзоров есть риск-тест, которому регуляторы подвергают сделки по перестрахованию: если при заключении договора перестрахования нет вероятности потери 10% от суммы договора, значит, это не договор перестрахования. Он не должен отражаться в отчетности компании как договор перестрахования, а показываться как кредитное заимствование. Крупные иностранные перестраховщики избегают схем, потому что это недопустимо с точки зрения профессиональной репутации. Это ведет к понижению рейтинга и конкурентной привлекательности.

Непрофессиональные игроки вымирают сами

АНТОН ЛЕГЧИЛИН: Еще лет десять назад Росстрахнадзор определил, что компании могут оставлять на собственном удержании по одному риску ответственность в размере не более 10% от собственных средств. На практике вопрос определения собственного удержания в разных случаях решается по-разному. Это зависит от политики акционеров, структуры портфеля и инвестиций каждой компании. По авиационному или морскому риску компании обычно оставляют себе небольшое собственное удержание, поскольку тут вполне возможна полная гибель застрахованного объекта.

По крупному же имущественному объекту, состоящему из нескольких цехов или зданий, удержание может быть максимальным. Дело в том, что исчезновение с лица земли, например, целого завода маловероятно. При страховании от наводнений, землетрясений или других стихийных бедствий обычно рассчитывается общая страховая сумма по всем договорам страхования по таким рискам, и удержание компании устанавливается исходя из этой суммы.

А. Л.: Нет. Согласно закону "Об организации страхового дела в РФ", страховщикам запрещено перестраховывать накопительную составляющую договоров страхования жизни. Считается, что тут нет риска, значит, нечего перестраховывать. Хотя смысл в подобном перестраховании, на мой взгляд, все же есть. В свое время мы сотрудничали со Swiss Re по перестрахованию жизни и накопительной, и рисковой ее части. Делали это потому, что часть договоров страхования номинируется, допустим, в рублях, а часть — в иностранной валюте.

Свои резервы мы вынуждены держать почти полностью в рублях и инвестировать, соответственно, в рубли. Получается, что, заключая договор страхования в иностранной валюте на 10-20 лет, страховщик попадает на ряд рисков: инфляционный, инвестиционный, риск колебания валют и политический риск. Если такой договор страхования перестрахован на западном рынке, у страховщика есть гарантия, что перестраховщик вернет ему столько валюты, сколько нужно будет заплатить клиенту. В России подобные риски на 20 лет вперед просчитать невозможно.

Неоднозначная ситуация и с перестрахованием ОСАГО. Ряд компаний, занимавшихся этим видом в прошлом году, ушел с рынка, не исполнив своих обязательств. Когда же проверяющие органы стали внимательно анализировать их отчетность, выяснилось, что чуть не до 90% объемов от страховой премии было передано в перестрахование. Получалось, что у компаний просто не оставалось денег.

А. Л.: Мы — нет. Хотя на самом деле ее нужно перестраховывать. Не каждый конкретный полис, а результат по всему портфелю.

А. Л.: Перестрахование — бизнес личностный. Профессиональных игроков на рынке несколько десятков. Все между собой общаются, и если кто-то из них один раз допустил нечестные действия, об этом сразу становится известно и в России, и за рубежом. Получается, что в данной отрасли действительно существует саморегулирование рынка. Все профессиональные участники рынка знают, кому и какие риски можно передавать в перестрахование, а кому не стоит. Очень сложно, да и не нужно, данный вопрос регулировать — нечестные и непрофессиональные перестраховщики сами вымирают, как мамонты, причем достаточно быстро.

У многих в России и на Западе при выборе перестраховщика существует формальный подход, при котором компания должна иметь соответствующий рейтинг известного рейтингового агентства. На мой взгляд, это подход ленивого и недальновидного человека, который считает, что агентство за него всю работу уже сделало.

А. Л.: Почти нет. Выбор перестраховщика — это всегда риск. Я знал ряд компаний с хорошими рейтингами на Западе, которые сейчас банкроты. Вопрос выбора партнера — вопрос опыта общения с ним. Кроме того, принцип перестрахования таков: никто не хочет работать себе в убыток. Это значит, что цедент (страховщик, передающий риск в перестрахование.— BG) должен перестраховщику гарантировать передачу в перестрахование целого портфеля рисков, который по итогам работы за несколько лет не должен быть убыточным.

А. Л.: Да, такая специализация существует. Если возникают какие-то крупные строительно-монтажные риски, почти все идут за перестрахованием в Munich Re; сложные и большие авиационные, морские риски — это в Lloyd`s и т. д.

А. Л.: Тут нужно говорить не о специализации рисков, передаваемых российским участникам рынка, а об их объемах. Российские компании достаточно квалифицированно работают. У них только одна проблема — небольшие емкости. Сложно разместить риск на $30 млн внутри страны. Обычно при этом используется емкость облигаторных договоров, которые страховщики ежегодно заключают с западными перестраховщиками. Но в конечном счете это все равно иностранная защита, поскольку лидирующие перестраховщики в облигаторных программах наших компаний — это иностранцы. Если нужно разместить такой риск только на нетто-удержаниях компаний (без учета существующих облигаторных программ), то либо это будет до 50 российских компаний, либо 2-3 крупных западных перестраховщика. Получается, что с россиянами возиться дольше, хотя это может быть надежно и даже более интересно по цене и условиям перестрахования.

Вместе с тем хочу отдать должное российским перестраховщикам, за 12 лет работы нашей компании на российском перестраховочном рынке практически все обязательства нашими перестраховщиками были выполнены. С российскими компаниями можно и нужно работать при возникновении нового портфеля рисков у страховщика, например по титульному страхованию. Западные перестраховщики в таком случае начинают запрашивать статистику по этим рискам, а у нас нет и не может быть такой статистики. Мы только начали этим видом страхования заниматься. Тут-то и может выручить российский партнер.

Кроме того, на российском рынке принято оказывать взаимопомощь. Случается, что возникает риск, который сложно перестраховать. Тогда приходится звонить своему российскому коллеге, которого знаешь долгие годы. И говорить ему: "Слушай, вот этот риск нужно взять". А он тебе: "Здорово, что ты мне позвонил. У меня тоже как раз два таких риска есть". Понятно, что в результате сотрудничества мы все должны получить прибыль и как цеденты, и как перестраховщики, но это возможно только в случае действительно долгосрочных и взаимовыгодных отношений.

А. Л.: Дело в том же опыте общения и во взаимности. Профессиональные перестраховщики не могут дать нам встречный бизнес. Но они помогают консультациями, советами. За советом к страховщику можно обратиться не всегда — он может быть твоим конкурентом по данному риску.