«Там еще постреливают»
“Ъ” посмотрел, как белгородцы живут в воронежском ПВР
Губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков в конце прошлой недели заявил, что люди, покинувшие Белгород из-за массированных обстрелов со стороны Украины, могут возвращаться в город. По его мнению, спешить с этим не стоит лишь жителям приграничных населенных пунктов. Корреспондент “Ъ” посетил пункт временного размещения (ПВР), развернутый для жителей Белгорода в часе езды от Воронежа, и спросил беженцев, готовы ли они вернуться домой.
Психологи в ПВР предупреждают, что обстрелы и эвакуация приводят к стрессовым проявлениям у детей
Фото: Андрей Архипов, Коммерсантъ
Один из ПВР в Воронежской области развернут в санатории имени Цюрупы. Это Лискинский район, примерно 100 км от Воронежа — и четыре часа на машине от Белгорода. Места исторические: раньше здесь была усадьба помещика Александра Звегинцова. Сколько лет прошло, а тут до сих пор не появилось никаких промышленных предприятий. Поэтому в жаркие апрельские дни воздух кажется особенно чистым после загазованного и уже закипающего Воронежа. Тем более что санаторий окружают хвойные и лиственные деревья, а совсем рядом река Икорец, где летом цветут кувшинки.
Администрация уверяет, что их санаторий — крупнейшая в средней полосе России здравница, готовая принять порядка 500 человек единовременно. Впервые здесь открыли пункт временного размещения в октябре 2022 года. Тогда санаторий принял беженцев из харьковского города Купянск, покинувших дома после отхода российской армии. Большинство из них постепенно обустроились в России — сейчас в санатории остаются лишь 57 бывших украинских граждан. «Я считаю, что они адаптировались. Они уже граждане России, большинство работают у нас или вахтой. Кто-то принимал участие в восстановлении Мариуполя»,— рассказывает заместитель главного врача Елена Сидельникова.
В марте этого года в санатории разместились около сорока жителей Белгорода, покинувших город из-за обстрелов со стороны Украины. С тех пор лишь одна семья переехала к родственникам — сейчас в ПВР живут 38 белгородцев.
«Это две совершенно разные категории,— сравнивает купянских и белгородских беженцев заместитель главврача Надежда Ложечник.— Первые убегали из подвалов, в тапочках, без ничего. Они более позитивно оценивают то, что имеют здесь. Белгородцы же уехали из лучших условий — из своих квартир, с детьми, которые занимаются в спортивных секциях и кружках. Им нужна инфраструктура — они молодые и хотят работать».
«Здесь нас встретили как родных. Кормят хорошо, проживание отличное,— заверяет корреспондента “Ъ” жительница Белгорода Анна Каминская.— Когда мы приехали сюда, я трое суток отсыпалась. Потому что тут тишина. А там я уже вообще не могла спать из-за обстрелов». Женщина хотела бы поскорее вернуться домой, к мужу и внукам — но считает, что это пока небезопасно: «Там еще постреливают».
Анна Попова рассказывает, что покинула город только из-за своей дочери Александры: «Школы и бассейны закрыты, гулять невозможно. Хочется для ребенка нормального детства». В эвакуации девочка ходит в первый класс местной школы, которая находится в 15 км от санатория. «В школе адаптация прошла так, как будто дочь там всегда была. Ее представили детям и приняли прекрасно. Малыши осваиваются очень быстро»,— рассказывает Анна. В Белгороде остался ее супруг; он говорит Анне, что город стали обстреливать реже. Но женщина считает, что возвращаться преждевременно: «Смотрим пока, что там происходит».
В санатории они с дочкой живут в одной комнате: две кровати, письменный стол с двумя стульями, шкаф. Кровать девочки завалена мягкими игрушками. Александра рассказывает, что их привезли волонтеры, а еще одну игрушку подарили в церкви.
Во втором корпусе ПВР с жителями Белгорода работают психологи регионального управления МЧС.
«Наша задача — посмотреть на морально-психологическое состояние детей. Проверить, есть ли у них посттравматическое стрессовое расстройство. Послушать их желания,— объясняет психолог.— В целом с детьми все хорошо, здесь им спокойно. Но все равно стрессовые проявления у них есть. То, что они пережили,— это совсем не нормальное явление». Впрочем, неспециалисту «стрессовые проявления» незаметны: пока корреспондент “Ъ” беседовал с психологами, в холле ПВР мальчик и девочка дошкольного возраста увлеченно играли, представляя себя женихом и невестой.
Мать игравшего в холле мальчика Екатерина Антоненко приехала в Воронежскую область с четырьмя детьми. Она раздумывает над возвращением в Белгород, но сама же оговаривается, что есть много «но»: «Дети только отвыкли от этого всего. Здесь они могут гулять, у них все хорошо, они всем довольны. Потом думаешь: а если приедешь и не дай бог что-то… Потом всю жизнь себя винить».
Ольга Веникова приехала в Воронежскую область с двумя детьми. «Мы из большого, развивающегося, современного города. Нас привезли в санаторий, условия которого для отдыха прекрасны, но для возобновления социальной жизни — совсем не то, что нужно,— признает она.— В Белгороде сын-дошкольник кроме садика посещал дополнительные занятия — плавание, футбол, дзюдо. Здесь я на своем автомобиле вожу его только в садик, а дополнительного образования для младших детей нет». К тому же в эвакуации она не смогла найти работу — сейчас семью обеспечивает оставшийся в Белгороде супруг. «У нас есть ипотеки и ЖКХ, которые надо оплачивать. Мне хотелось бы выйти на работу, у меня два высших образования. Если бы нас поселили ближе к городу-миллионнику Воронежу, то мы бы и себя реализовали, и могли бы дать детям больше возможностей»,— рассуждает госпожа Веникова.
Сейчас в пунктах временного размещения, развернутых на базе региональных гостиниц, санаториев и лагерей, находятся более 2,5 тыс. человек, в том числе 115 белгородцев (включая 24 детей).
Воронежские власти прорабатывают возможность переселения граждан, вынужденно прибывших на территорию области, из ПВР в полноценные квартиры. Это улучшит условия проживания беженцев и сократит бюджетные расходы, считают чиновники. «Граждане не могут вести свой быт в пределах одной комнаты. Детям нужно учиться, взрослым надо работать,— объясняет замглавы городского управления развития предпринимательства, потребительского рынка и инновационной политики Юлия Галкина.— Что говорить, в ПВР завтрак, обед и ужин по предложенному меню. Все им довольны, оно вкусное и разнообразное — но не такое, как дома». По ее словам, переселение людей в ПВР-квартиры снизит бюджетные расходы: «Например, в ПВР проживает семья из трех человек — и по каждому финансирование идет отдельно. А когда они поселятся в одну квартиру, траты на проживание уменьшаются».
Чтобы расселить беженцев по квартирам, городские власти должны заключить с собственниками жилья муниципальные контракты на аренду квартир. После анализа рынка чиновники готовы платить за аренду однокомнатной квартиры до 41 тыс. руб., за двухкомнатную — до 59 тыс. руб., а за трехкомнатную — до 71 тыс. руб. Как сообщили “Ъ” городские власти, уже порядка 60 собственников жилья подали заявки на сдачу квартир беженцам.