Князи грязи

Князи грязи

410 лет назад, в 1596 году, англичанин Джон Харрингтон, крестник Елизаветы I, познакомил мир с изобретением, изменившим жизнь человечества,— ватерклозетом. Впрочем, его современников оно не слишком заинтересовало. Хотя и до и после сэра Харрингтона люди искали способы избавления от бытовых и производственных отходов, утилизация мусора стала делом государственной важности и весьма доходным бизнесом лишь в XX веке.
Мусор — побочный продукт практически любой человеческой деятельности. Люди производят отходы, когда работают, когда отдыхают и даже когда борются за чистоту окружающей среды, ведь экологам тоже приходится отправлять естественные потребности. Сегодня уборка мусора представляет собой гигантскую индустрию, однако до ХХ века мусорным бизнесом почти никто не занимался по собственной воле.
       Города в Древнем мире были довольно чистыми, поскольку рабов имелось более чем достаточно. Отряды подневольных тружеников подметали улицы, чистили Великую клоаку Рима, куда по подземным трубам стекались все нечистоты Вечного города, а также тралили Тибр, куда эти нечистоты в итоге попадали. С падением Римской империи ситуация с гигиеной в Европе значительно ухудшилась.
       О том, что средневековые города тонули в грязи, каждый знает из школьных учебников истории. Действительно, в большинстве европейских городов по обычаю, который средневековые парижане называли tout a-la rue ("все на улицу"), помои выплескивали из окон. Однако все же дела обстояли не столь плачевно. Во-первых, большинство горожан держали свиней, а свиньи показали себя прекрасными ассенизаторами. Во-вторых, практически в каждом городе существовали законы, по которым горожане должны были сами заботиться о своем мусоре, и потому хозяева, у которых за домом был двор, оборудовали там выгребную яму. Те же, у кого заднего двора не было, вполне могли выбрасывать мусор в ров с городской стены. Наконец, в наиболее развитых городах существовали службы, следившие за чистотой. Так, в начале XIV века в культурной и процветающей Флоренции из 73 ремесленных гильдий две непосредственно занимались уборкой города — гильдия мусорщиков и гильдия чистильщиков водостоков.
       Власти принимали меры по улучшению условий жизни горожан, правда, порой они приводили к обратному эффекту. К примеру, в XIII веке Филипп II Август приказал мостить улицы Парижа, чтобы те более не утопали в грязи. Однако мощеные улицы стали еще грязнее, чем немощеные, поскольку земля больше не могла впитывать нечистоты, и все, что было вылито на проезжую часть, оставалось гнить на мостовой. Дело с благоустройством Парижа сдвинулось с мертвой точки лишь в XIV веке при Филиппе VI Валуа. В 1348 году король издал указ, по которому каждый горожанин под страхом штрафа и тюремного заключения был обязан чистить улицу возле своего дома, а также вывозить свой мусор в общественные выгребные ямы. Король даже завел первый в истории французской столицы корпус городских уборщиков. Однако аналогичные указы приходилось выпускать каждые несколько лет, что может говорить лишь об одном: парижане при первой удобной возможности старались уклониться от своих обязанностей и выплескивали помои туда же, куда и раньше. При этом Париж был достаточно передовым городом, ведь, например, в Лондоне первая муниципальная выгребная яма появилась только в 1670 году.
       Между тем в 1370 году при Филиппе VI на Монмартре была построена первая канализационная труба. Она выходила к Сене прямо возле Лувра, и вся вонь поднималась к королевским покоям. Но подданные совершенно не ценили королевского самопожертвования, и приучать их к гигиене по-прежнему приходилось с помощью кнута. Так, в 1539 году Франциск I приказал конфисковать недвижимость у домовладельцев, которые будут уклоняться от строительства под домами резервуаров для экскрементов. Был организован целый штат золотарей: они переливали содержимое резервуаров в бочки, которые потом отвозили к выгребным ямам, расположенным за городской чертой. Впрочем, подданные, как всегда, нашли способ сэкономить на гигиене. Резервуары строили дырявыми, чтобы вызывать чистильщиков приходилось как можно реже, и фекалии просачивались в землю, смешиваясь с грунтовыми водами. Помои по-прежнему нередко выливались из окон на головы зазевавшихся прохожих, о чем писал французский поэт XVII века Клод ле Пети: "Ботинки, плащ и перевязь, и шляпа, и перчатки облиты той материей, что называют гадкой".
       Наконец, при Людовике XIV парижан попытались приучить к рациональной утилизации отходов. В 1674 году вышел указ, требовавший от подданных "короля-солнца" отделять фекалии от прочего мусора, для того чтобы из них можно было выделывать удобрения — так называемую пудрету. Однако французы изыскивали все возможные способы, чтобы уклониться от столь неприятных обязанностей, и Франция XVII века так и не стала краем интенсивного земледелия.
       
Отношение к мусору начало постепенно меняться лишь в эпоху Просвещения, когда большую популярность приобрела теория миазмов, гласившая, что эпидемии возникают от дурного запаха. По всей Европе пошли зловещие слухи о том, что трупный смрад от склепов и кладбищ, находившихся в черте городов, разносит чуму. Ходили даже легенды о том, что во время эксгумаций люди умирали, только вдохнув отравленный воздух могилы. В разных странах стали запрещать хоронить в церквях, а кладбища переносили в сельскую местность. Но люди галантного века не забывали и о других, не менее отталкивающих запахах — куртуазные нравы эпохи оказались несовместимы с вонью выгребных ям. В авангарде, как всегда, оказались французские короли. В конце своего правления Людовик XV приказал еженедельно убирать фекалии из Версаля, чего раньше не делали. При этом же короле была предпринята попытка устроить в Париже централизованную систему канализации. По проекту инженера Тюрго был построен резервуар, который должен был снабжать водой все многочисленные подземные каналы французской столицы. На торжественной церемонии открытия канализации в 1740 году присутствовал сам король, но избавиться от зловония Парижу не удалось. Жители города, несмотря на систему драконовских штрафов, сваливали в подземные каналы что попало, и через несколько лет многие тоннели оказались запружены, после чего вонь стала еще сильнее. Через 40 лет после открытия канализацию Тюрго и вовсе забросили, поскольку поддерживать ее в надлежащем порядке никому не хотелось.
       Вскоре мода на чистоту стала распространяться по всей Европе. Добровольно, правда, за грязную работу никто не брался, но выход все же нашелся. В том же XVIII веке в швейцарском Берне была изобретена следующая система: в телегу запрягали заключенных-мужчин, которые должны были возить ее по улицам. Сзади к повозке тонкими цепями приковывали женщин, которые по пути подбирали мусор и забрасывали его в телегу. Бернское изобретение было принято во многих европейских городах, и на улицах стало чище. Однако общество продолжало упорно сопротивляться нововведениям. Так, в одном из французских городов местные власти попытались запретить людям справлять нужду на улицах. Но горожане под предводительством лидера местных ткачей собрались возле мэрии и заявили властям: "Наши отцы испражнялись там, где вы пытаетесь нам запретить это делать. Но мы будем здесь испражняться, и после нас наши дети тоже будут здесь испражняться".
       Но по-настоящему серьезно за чистоту взялись в начале XIX века. В 1805 году французский инженер Брюнзо на свой страх и риск лично обследовал все хитросплетения парижской клоаки, а затем в течение более чем десяти лет проводил реконструкцию канализации: были расчищены стоки, укреплены тоннели и т. п.
       
Тем временем в Англии стремительное развитие промышленности способствовало тому, что к середине XIX века уже половина населения страны жила в городах. Рабочие кварталы разрастались, а о санитарных нормах никто даже не помышлял. Британские города стали быстро превращаться в рассадники заразы: средняя продолжительность жизни в них упала до 26 лет, при том что в сельской местности она составляла 50 лет.
       Нельзя сказать, чтобы власти в Англии не пытались бороться с грязью, но, поскольку наука продолжала считать, что все болезни происходят от плохого запаха, меры были соответствующими. Считалось, что лучшее средство от вони — вентиляция, а потому через трущобы прокладывали дороги, которые должны были способствовать движению воздуха. Естественно, при строительстве таких дорог часть домов разрушалась, и их обитатели перебирались в соседние дома, от чего скученность населения только возрастала.
       Что же касается мер собственно гигиенического характера, как то чистка улиц, строительство канализации и т. п., то их осуществление часто наталкивалось на банальную скупость городских властей. Чарльз Диккенс, издеваясь над бережливостью своих сограждан, изобразил предвыборную кампанию в вымышленном городке Сесс-кам-Пультоне, чье название переводится примерно как "город скопидомов". Один из кандидатов призывал сограждан: "Налогоплательщики Сесс-кам-Пультона! Следуйте своим законным интересам. Здоровье слишком дорогое удовольствие. Давайте останемся грязными и богатыми! Да здравствуют выгребные ямы и конституционное правительство! За славу и свалки! Долой чистую воду!" Шутки кончились в 1847 году, когда в Британии началась эпидемия холеры. Осознав опасность, правительство разработало Акт об общественном здоровье, который был принят в 1848 году. Так возникла первая в мире национальная система здравоохранения, предполагавшая, в частности, меры по борьбе с мусором. Городские самоуправления теперь были обязаны обеспечивать уборку мусора, финансируя ее из местных бюджетов. А в случае превышения допустимого годового уровня смертности согласно акту на местах должны были начать действовать чрезвычайные органы санитарного контроля. Допускать в свою вотчину столичных чиновников никому не хотелось, и местные администрации были вынуждены прекратить экономию на чистоте — города стали понемногу чистить.
       В то же время состоятельная часть английского общества уделяла гигиене достаточно много внимания. Дело в том, что в Англии в большую моду вошли ватерклозеты. Первый ватерклозет был изобретен еще в 1596 году английским поэтом и крестником Елизаветы I сэром Джоном Харрингтоном. Поэт считал свое изобретение чем-то вроде наглядной модели, демонстрирующей процесс очищения духа от скверны, но его современников изобретение не слишком заинтересовало ни с философской, ни с практической стороны. Зато в XIX веке ватерклозет стал предметом национальной гордости британцев. В 1851 году поднимавшая голову Британская империя взялась удивить мир своими технологиями на Всемирной выставке в Лондоне. Посетителей выставки поражал гигантский Хрустальный дворец, представлявший собой нечто вроде гигантской оранжереи, набитой всевозможными техническими новинками. Среди чудес техники были и ватерклозеты, построенные инженером Джорджем Дженнингсом. Новинка пользовалась успехом, и за время работы выставки более 800 тыс. человек воспользовалось чудесным изобретением.
       Ватерклозеты быстро стали стандартным атрибутом престижных лондонских домов, что вызвало дополнительную нагрузку на лондонскую канализацию. Отходы промышленных предприятий и бытовые отходы рабочих кварталов сливались в те же трубы, и возникновение проблем с городской канализацией стало неизбежным. Лето 1858 года вошло в историю британской столицы как "великая лондонская вонь", поскольку находиться в то время возле Темзы, куда сливалось содержимое канализации, было просто невозможно. Дошло до того, что шторы на окнах палаты представителей британского парламента пришлось обрабатывать хлоркой, иначе депутаты просто не могли нормально работать. "Великая вонь" немало способствовала благоустройству городов королевства: прозаседав пару недель за хлорированными шторами, депутаты выделили на санитарные нужды довольно внушительную сумму. Билль прошел все процедуры и был утвержден за рекордные 18 дней.
       Поворот к систематической борьбе с мусором происходил и на континенте, хотя сопротивление гигиеническим мерам правительств все еще было немалым. В 1850 году во Франции префект столичного департамента Сена барон Жорж-Эжен Хаусман взялся выполнять приказ императора Наполеона III о переустройстве города. Барон начал строить на месте старинных кривых улочек широкие бульвары, ставшие впоследствии визитной карточкой Парижа, а также принял меры к тому, чтобы имперская столица стала чище. В 1852 году префект издал распоряжение, обязывавшее домовладельцев следить за чистотой фасадов своих домов. Указ вызвал бурю негодования среди домохозяев, которые обвинили барона в приверженности опасным социалистическим идеям, но Хаусман устоял, а фасады стали иногда мыть. Кроме того, префект ввел новое правило, согласно которому между восемью и девятью часами вечера парижане обязаны были выставлять свой мусор на тротуар. Утром по городу шли специальные команды, которые собирали его и свозили к выгребным ямам. Затем Хаусман счел, что корзины, мешки и бочки с хламом и нечистотами портят парижанам удовольствие от вечерних прогулок, и распорядился, чтобы мусор выставляли на улицу утром. Нововведения Хаусмана оказались даже более значительными, чем представлялось современникам. Дело в том, что барон своими реформами фактически создал новый рынок услуг. Если раньше чисткой улиц и канализации занимались в основном муниципальные служащие, то теперь собирать мусор стали компании-подрядчики, которые, конкурируя между собой, стремились работать как можно лучше. Отчасти из-за развития мусорных компаний Франция стала отставать от британцев в деле благоустройства канализации. Французские инженеры, пытавшиеся доказать, что нечистоты по английскому примеру лучше смывать в канализацию, натыкались на сопротивление мусоросборных компаний. В результате действия помойного лобби золотари с вонючими бочками исчезли с парижских улиц только в начале 70-х годов XIX века, после того как Вторая империя Наполеона III рухнула под натиском прусских штыков и Хаусман, защищавший мусорщиков, лишился своего места.
       Во второй половине XIX века вопросы гигиены вышли на передний план во всем цивилизованном мире. Дело было в том, что в 1857 году Луи Пастер представил неопровержимые доказательства своей теории о том, что возбудителями болезней являются микроорганизмы. Теперь горожане, когда-то предпочитавшие быть "грязными и богатыми", требовали "воды без микробов" и готовы были платить деньги тем, кто оградит их от инфекции. В Англии, а затем и других странах улицы городов стали буквально мыть. А в Париже в 1884 году префект Сены Эжен Пубель приказал расставить по всему городу муниципальные мусорные ведра. Чтобы захламлять мостовую было неповадно, префект пригрозил самыми суровыми штрафами всем, кто будет выбрасывать мусор на улицу. Жесткие меры вызвали возмущение горожан, и с тех пор французы называют урны пубелями.
       
В ХХ веке ситуация с уборкой мусора претерпела существенные изменения. Если во все предыдущие века люди делали все возможное, лишь бы уклониться от неприятных обязанностей по борьбе с отходами, то в ХХ столетии уборка стала бизнесом, участие в котором сулило немалый доход.
       Острая конкуренция между предпринимателями, вовлеченными в мусорный бизнес, возникла даже в Москве, которая в целом серьезно отставала от европейских стандартов гигиены. Так, в начале ХХ века П. И. Шово, открывший в Москве "утилизационный завод", на котором варил мыло из костей палых животных, добивался для себя монополии на утилизацию трупов всех зверей и птиц, околевших на территории Первопрестольной. В заявлении, которое господин Шово в 1905 году подал в городскую управу, он обвинял своих конкурентов в нарушении экологических норм: "Громадное большинство трупов поступает для эксплуатации в так называемые сырейные заведения. На почве этой эксплуатации выработалась своеобразная профессия скупщиков, деятельность которых при современном положении дела является вряд ли желательной и безопасной для общества. Узнав о смерти животного и приобретая его с целью перепродажи, скупщик забирает труп на повозку, часто не имеющую никаких специальных приспособлений, и везет его к владельцу того или иного сырейного заведения. Зачастую, не сойдясь в цене и в надежде выручить за свой товар большую сумму, скупщик везет труп через весь город, от одной заставы до другой, в другое сырейное заведение или даже откладывает продажу до следующего дня. Нужно ли говорить о том, насколько опасны в санитарном отношении подобные приемы торговли". Кроме того, у господина Шово возникли неприятности в связи с договором на очистку улиц, который он уже заключил с Москвой. Дело в том, что, руководствуясь этим договором, городовые отнимали трупы у скупщиков и перепродавали на его завод. Скупщики же подали на Шово в суд, который обязал предпринимателя возместить им потери, как он выражался, "в преувеличенном размере".
       На капиталистическом Западе конкуренция, естественно, была не менее острой, чем в полуфеодальной России. Причем чем дальше, тем больше мусорный бизнес становился делом для людей, сделавших риск своей профессией. В США уже начиная с 1930-х годов мусор начал постепенно входить в круг интересов организованной преступности.
       С отменой "сухого закона" в 1933 году мафия, изрядно разбогатевшая на бутлегерстве, задумалась о том, куда вкладывать заработанные доллары. К тому же бандитские деньги нужно было как-то отмывать, а потому перед мафией встал вопрос о вхождении в легальный бизнес. Вскоре выяснилось, что с помощью мусора можно отмыть почти все, что угодно. Так семья Гамбино взялась за профсоюзы мусорщиков и не прогадала. Еще в 1939 году мафиозный босс Джон Серрателли из Гамбино возглавил отделение профсоюза мусорщиков Нью-Джерси. Теперь Серрателли для того, чтобы навязаться в качестве крыши тому или иному предприятию, было достаточно просто организовать забастовку водителей мусоровозов. Предприятие быстро начинало захлебываться в собственных отходах, и вопрос о крышевании решался в пользу профсоюзного лидера. Впрочем, Серрателли не брезговал и стандартными бандитскими методами.
       Во время второй мировой войны американская промышленность, окончательно оправившись после Великой депрессии, стала стремительно расти, что означало также увеличение количества промышленных отходов. Естественно, весь этот хлам нужно было как-то убирать, и самые дешевые способы предлагала мафия, готовая сваливать мусор где угодно и умевшая при этом эффективно прятать концы в воду.
       После войны влияние мафии в американском мусорном деле настолько выросло, что проблемой озаботилось государство. В 1957 году комиссия сенатора Макклеллана вскрыла злоупотребления в Нью-Джерси и даже чуть не упрятала Серрателли за решетку. Серрателли в тюрьму не попал, поскольку бесследно исчез, а мафия даже не думала ослаблять свою хватку. В том же году семья поставила управлять мусорным бизнесом Джеймса Фаиллу, который не выпускал дел из рук до самого своего ареста в 1990 году.
       В 1960 году брат президента США Кеннеди Роберт выпустил книгу "Внутренний враг", в которой живописал ужасы мафии, не забыв рассказать и о мусорных делах. "Уборка мусора используется гангстерами как средство вымогательства,— писал Роберт Кеннеди.— Став монополистами, они могут добиться разорения компании, отказавшись вывозить ее отходы. Если мусор не вывозится, в отношении фирмы следуют суровые меры со стороны санитарной комиссии. Поскольку таким образом сравнительно легко контролировать предприятия, гангстеры и вымогатели охотно вовлекаются в эту индустрию с многомиллионными оборотами".
       Постепенно криминальные элементы проникали в мусорный бизнес и в других странах. Так, считается, что лица, входящие в каморру, ндрангету и подобные мафиозные структуры, ежегодно находят место для захоронения порядка 35 млн тонн различных отходов, включая токсичные и радиоактивные.
       Однако это вовсе не значит, что и сейчас мусорный бизнес целиком находится в преступных руках. Напротив, с начала 1990-х годов эта индустрия, включающая сбор, транспортировку, хранение, переработку и уничтожение отходов самого разного происхождения, вышла на международный уровень, и развитые страны охотно обмениваются эшелонами с отходами, подлежащими переработке и захоронению. По мафии был нанесен серьезный удар. Так, в 1993 году был осужден Джеймс Фаилла, который умер в тюрьме в 1999 году, к пожизненному заключению был приговорен и сам Джон Готти — глава семьи Гамбино. Тем самым фактически начался процесс устранения мафии от столь доходного бизнеса, который к тому же сейчас слишком сложен и высокотехнологичен даже для самых организованных бандитов.
       Высокие технологии начали вторгаться в мусорное дело со второй половины ХХ века, когда выяснилось, что далеко не все проблемы можно решить путем простого сжигания мусора или захоронения его в пустынной местности. Во-первых, в Западной Европе и Японии просто перестало хватать места для свалок. Во-вторых, общественность обеспокоилась вопросами экологии, и с этим приходилось считаться. В развитых странах стали возникать сложные производственные цепочки с участием научных учреждений под патронатом государства. Например, в Японии министерство международной торговли и индустрии создало Институт пластиковых отходов, который разработал две технологии: одна из них позволяет превращать пластмассы в аммиак, другая — использовать их при производстве цемента. Частные компании могут принимать или не принимать эти технологии на вооружение, но сам факт, что способы утилизации мусора разрабатываются по инициативе министерства, говорит о многом. Похожим путем идут Франция и Германия, которые с середины 1990-х годов экспериментируют с плазменными факелами, позволяющими превращать мусор в стекловидную массу, которую потом можно использовать в строительстве. Зола, остающаяся после плазменной обработки, тоже идет в дело — из нее выделяют щелок. А в США власти Сан-Франциско планируют наладить сбор собачьего помета, чтобы с помощью особых микроорганизмов получать из него метан — этим газом предполагается освещать и отапливать дома. В экономике стран третьего мира мусорная отрасль также играет немалую роль, поскольку многим странам нечего предложить глобальной экономике, кроме своей территории для захоронения отходов.
       Так в течение ХХ века уборка мусора из неприятной обязанности, которую никто не хочет выполнять, превратилась в дело государственной важности и весьма доходную индустрию. Впрочем, желающих бросить сор мимо урны хватает до сих пор.
КИРИЛЛ НОВИКОВ