В Петропавловской крепости открылась приехавшая из Италии выставка "Инквизиция. Средневековые орудия пыток", которая вроде бы демонстрирует набор хитроумных приспособлений для борьбы с ересями, а на самом деле служит лекарством от скуки, считает СЕРГЕЙ ПОЛОТОВСКИЙ.
Время для открытия выставки выбрали несколько странное — на католическом календаре пасхальная неделя. Зато место — лучше не придумаешь. Крепость-тюрьма, где царь Петр лично пытал своего сына Алексея Петровича, для антуража подходит идеально. Орудий пыток и убийств из далекой Италии, а исторически — со всей Западной Европы — навезли в Каретный двор несколько дюжин. Все приспособления сработаны ладно, добротно, на века. Священная инквизиция, которую, как известно, никто не ждал, по-хозяйски пришла в католическую Европу в начале XIII века и задержалась там на полтысячелетия, успев создать себе реноме в испанских колониях Нового Света. Последний раз по приговору инквизиционного трибунала казнили в 1826 году в Валенсии, а "гаррота" — убийственная система клина и винта — официально применялась еще в 1975-м. За это время с горячими руками и холодным сердцем подлинных рыцарей религиозного правосудия успели познакомиться многие видные персонажи истории человечества — не только Джордано Бруно, Галилео Галилей, Николай Коперник.
При этом механизмы пыток практически никак не совершенствовались на протяжении столетий, так же, как не меняется форма колеса или шестеренка. Удачный патент работает вечно. То есть эти орудия прежде всего просты в сборке и надежны в эксплуатации. Кресло дантиста в "Марафонце" с Дастином Хофманом и Лоуренсом Оливье выглядит и наверняка действует изощренней, чем примитивная дыба-подвес, но не надо забывать, что инквизиция была одним из кирпичей в общеевропейском фундаменте, служила цементированию Европы без границ, единого инквизиционного пространства с унифицированными средствами ведения допроса. А кирпич должен быть простым и понятным, должен отвечать общепринятому стандарту.
На выставке много инструментов двойного назначения, например железная ручная пила, которой наверняка — при желании — можно было бы пилить сосны и березы. Или ведро с водой. Можно же просто принести воды из колодца, вовсе не обязательно заставлять подсудимого поглощать огромное количество жидкости, а затем совершать с ним действия, приводящие к ущербу его здоровья. Да и тисками теоретически можно зажимать не только большие пальцы.
Что еще характеризует добрую половину почтенных орудий, так это экстравертный характер пыток, ориентированный на аудиторию: от нескольких узких специалистов до целой толпы на рыночной площади. Не нужно притягивать Фуко, чтобы разглядеть в смертельных пытках сексуальный аспект, и безо всякого "общества зрелищ" понятно, что позорный столб, называемый "Троном", колодки и многочисленные аппараты для изменения природных пропорций прежде всего фиксируют жертву, которая на оставшееся ей время становится звездой в театре жесткости. А уж изысканные, ажурной работы "позорные маски" напрямую демонстрируют, что к пыткам средневековый, да и постсредневековый человек относился как к разновидности шоу-бизнеса. Такой прекрасно сохранившийся инструментарий, известные нам масштабы пыток вполне могут свидетельствовать, что святые отцы пытали не ради искоренения ересей или получения важной информации, и даже не чтобы потрафить собственному чувству прекрасного, а в рамках выполнения гигантского социального заказа на развлечения, на отвлечение от тягот средневековой жизни.