Инопланетное отторжение

Режиссер Максим Диденко выпустил в Государственном драматическом театре Дрездена спектакль по неоконченному роману Франца Кафки «Замок». В космическое, как оказалось, путешествие вместе с главным героем романа отправилась Эсфирь Штейнбок.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Построенное 100 с лишним лет назад здание дрезденского «Шаушпильхауса» поражало еще современников — как уровнем своего технического обеспечения, так и масштабами самой сцены. Театр и теперь выглядит весьма внушительно — с огромным зеркалом сцены, поворотным кругом и полукруглым арьером-«горизонтом». Максим Диденко это огромное театральное пространство, с одной стороны, оголяет, давая публике увидеть и почувствовать его «космический» масштаб, а с другой стороны — оживляет и насыщает плотным, изобретательным, щедрым на детали и нюансы действием, в основе своем полуфантастическим и гротескным. Безусловно, «кафкианским», даже сюрреалистическим, то есть пренебрегающим законами рациональной логики, но это такой Кафка, который пропущен через фильтры позднейших антиутопий.

Почти весь спектакль высоко над сценой светится круглая планета, похожая на нашу. Происходят ли все показанные в спектакле Максима Диденко события не на Земле? Или это Луна светит на небе? Вряд ли что-то подобное стоило бы утверждать наверняка, но появление в здешних местах землемера К., главного героя неоконченного романа «Замок»,— все-таки не обычный переезд в сельскую местность у подножия таинственного замка, а какой-то космический прилет. Землемер заброшен в этот мир из мира другого то ли просто как изгнанник, то ли как исследователь в скафандре и с видеокамерой на шлеме. Для обитателей Деревни, как называл место действия романа Кафка, К. остается странным созданием, объектом изучения и воспитания, но все равно неопознаваемым пришельцем.

На краю круга художник Андреас Ауэрбах расположил массивную ступенчатую конструкцию из закрытых и открытых контейнеров. Так что, вращаясь, она то вырастает стеной на авансцене, то превращается в полукруглую заднюю стену сцены, ограничивающую огромный двор посредине. В центре его — еще одна конструкция, похожая на дозорную башню. И все это многосоставное подвижное оформление можно в зависимости от освещения принять то за тюремный двор, то за полуразрушенный военный лагерь, то за постиндустриальный пейзаж после некой катастрофы — любая из ассоциаций спектаклю Диденко будет к лицу. Еще одно преимущество оформления состоит в том, что режиссер легко меняет фокусировку происходящего: люди то теряются на огромном неуютном плацу, открытом буквально всем ветрам, то, напротив, оказываются почти сплюснуты в небольших комнатах-камерах размером с контейнер.

Не хуже, чем с пространством, Диденко работает и с видео: то полупрозрачный экран опускается на авансцене, то изображение проецируется прямо на стену из контейнеров — и тогда оно оказывается словно «повреждено» теми же самыми комнатками, где разыгрывается увеличенная камерой сцена. Ракурсы каждый раз разные, но самые эффектные — те, где изображение перекрыто какой-то деталью, например, куклой-неваляшкой, или те, где камера смотрит сверху, и лежащие люди оказываются парящими в невесомости. Добавьте еще живую музыку, сопровождающую действие и тонко управляющую ритмами, чтобы получить представление о сложности и синтетичности придуманного Максимом Диденко путешествия.

Если применить уже законное в русском языке слово «трип», специфическую вариацию «путешествия», то представление о «Замке» в Дрездене станет еще полнее. Обитатели Деревни совершенно очевидно деформированы ментально, но некоторые и физически — как, например, учитель в коротких штанишках и с постоянно подкашивающимися ногами. Наряженные художником по костюмам Галей Солодовниковой не то в обноски, не то в карнавальные костюмы здешние люди, кажется, не знают значений многих слов и истинного назначения некоторых предметов — сообщество вроде бы знакомое (по пионеркам в пилотках, алых галстуках и с барабанными палочками в руках или по ветеранам боевых действий), но при этом избавленное от однозначных дефиниций. Длинные деревянные шесты, маски, парики, головные уборы, покрывала, объединяющие несколько тел в одно, многоголовое,— это может обозначать то мистериальное средневековье, то какой-то конец времени-мутанта как такового. Возможно, всесильная бюрократия Замка, в который нельзя попасть, всем этим и управляет, но вполне возможно, что сам Замок уже не существует, а всех жителей Деревни преследуют фантомные боли.

Что до землемера К., то он в исполнении одного из лучших немецких молодых актеров Морица Кинемана нервен, подвижен и пытлив. Может быть, он и рад был бы подстроиться под нравы и правила странной «планеты», но никак не выходит: просто он сделан из другого теста. В финале настрадавшегося и вряд ли оставшегося в живых героя режиссер отправляет обратно в небеса, с которых он, скорее всего, свалился в прологе. Вообще говоря, можно было бы увидеть тут какие-то религиозные мотивы — освобожденный от пораженного социальной проказой социума К. взлетает на тросах под колосники. Но назидательный пафос Максиму Диденко, к счастью, не грозит. И в финале К. окликает театральные службы, будто напоминает им, что спектакль закончен. А еще он забавно перебирает конечностями, точно насекомое — лапками. Может быть, в следующей театральной жизни ему предстоит стать персонажем «Превращения».