 |
Как и остальные арестованные сотрудники ЮКОСа, Светлана Бахмина получила жестокий приговор, закрывающий ей возможность выйти по амнистии: семь лет колонии. Как и в случае с Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым, суд полностью встал на сторону обвинения, проигнорировал все аргументы адвокатов и проявил символическую независимость и гуманность, немного не сойдясь с обвинением в приговоре. Только подтвердив таким образом, что центральным действующим лицом российского правосудия сегодня является прокурор.
За что получила срок замглавы правового управления, менеджер среднего звена Светлана Бахмина? По статье "Уклонение от налогов в крупных размерах" суд приговорил ее к двум годам. Опорный же пункт обвинения, благодаря которому срок заключения вырос до семи лет,— хищение в крупных размерах имущества компании "Томскнефть" в составе преступной группы. Причем Бахминой вменено и составление схемы вывода ее активов. Потерпевшая же сторона — "Томскнефть" — претензий не предъявляет. Напротив, говорит, что все имущество цело и невредимо.
Речь идет о поглощенных ЮКОСом активах "Томскнефти-ВНК". Дело было так. В соответствии с распространенной практикой конца 1990-х сопротивляющийся поглощению менеджмент ВНК вешает на компанию фиктивную задолженность, якобы ВНК должна кому-то $400 млн. ЮКОС тем не менее приобретает контрольный пакет и, отказываясь платить по ложным долгам, выводит активы предприятий ВНК в офшоры. А когда государство, миноритарий в ВНК, его хватает за руку, поясняет, что таким образом подстраховывался (и в том числе защищал государство) от атаковавших компанию фиктивных кредиторов. И возвращает все предприятия на баланс ВНК почти за год до аукциона, на котором оставшийся госпакет переходит к ЮКОСу, как потом заключает государство в лице РФФИ, по рыночной цене.
Очевидно, что ЮКОС был агрессивным игроком, но хищения активов, какие бы ни были у него намерения, не произошло. Тем не менее "Томскнефть" вопреки ее желанию и здравому смыслу признана потерпевшей, временный вывод активов — грабежом, а юрист-исполнитель решений реальных собственников — мозговым центром операции. И все понимают, что обыкновенный московский менеджер Светлана Бахмина садится в тюрьму не потому, что она воровка, а потому, что работает в ЮКОСе, и потому, что вот так сложилось — ей просто не повезло. Да-да, просто не повезло, поскольку ни у кого нет сомнений, что мишенью политической кампании против ЮКОСа, развернутой Владимиром Путиным, был олигарх Ходорковский, а не рядовые его сотрудники.
Если бы Бахмину осудили на тот срок, который она уже отсидела в СИЗО, или дали бы сколько-то лет условно, общественное мнение наверняка бы отреагировало с облегчением — в той мере, в какой ему до Бахминой вообще есть дело: вот, мол, государство демонстрирует милосердие. Ведь люди ей сочувствуют. Не все, но многие. Даже депутаты из правого крыла "Единой России" год назад, когда Бахмина уже была арестована, говорили, дескать, прекратите уже издеваться над рядовым сотрудником, матерью двух детей. Какого-то специального практического смысла в том, чтобы непременно посадить подсудимую, тоже не было. Если юрист ЮКОСа и была заложником, как утверждают адвокаты и сочувствующие, то теперь она самый обыкновенный зэк.
Процесс над Бахминой был лишен той фантасмагорической атмосферы, в какой судили Ходорковского. Без ремонтных работ и бульдозеров вокруг здания суда, без металлоискателей, без клетки, в конце концов. Но государство осталось непреклонным, и все понимают, что вынесенный Бахминой приговор — политический. Показательный именно своей излишней жесткостью, призванный, по мысли авторов, указать на безотносительность правосудия, его безразличие к званиям и заслугам. Как бы утверждающий, что дело ЮКОСа не персонифицировано и что Ходорковский с его миллиардами не жертва и не мишень, а участник обширной преступной группы. Он сел. Сел его партнер Лебедев. Мелкому юкосовскому клерку Алексею Курцину дали 14 лет за отмывание, хотя — беспрецедентный случай — прокуратура просила меньше.
Но дело не только в том, что государство дает понять: перед законом все равны. Вообще законность не предмет показательных процессов. Их предмет — состояние морали в обществе. И мягкость в отношении Светланы Бахминой, конечно, тоже была бы показательной. Это был бы сигнал, что страница ЮКОСа перевернута: хватит, проехали, возвращаемся к мирной жизни. Не общие слова совещаний и посланий парламенту, а конкретный жест, чтобы люди с удивлением выдохнули: надо же, отпустили.
Государство послало другой сигнал. Тут можно вспомнить, как в начале своего правления Владимир Путин, говоря об излишней жесткости правовой системы, ввел в оборот образ мужика, укравшего с поля мешок картошки. Мужик сидит, пока олигархи растаскивают миллиарды по офшорам, и пора это дело менять. Образ мужика со временем потускнел, и к нему больше не возвращаются. И это очень логично: в победившей с делом ЮКОСа логике репрессивного правосудия мелких простительных преступлений не бывает. Есть только недорасследованные.