Финал избирательной кампании — самое урожайное время на громкие разоблачения, однако, как и вся избирательная кампания en gros, разоблачения оказались маловысокохудожественными. Бывший министр печати, а ныне Михаил Федотов из Парижа сообщил, что двухдневная цензура 5-6 октября была введена по наущению Михаила Полторанина. "Вы прекрасно понимаете, что диктовать текст решения о ведении цензуры может человек, обладающий очень высоким политическим весом", — пояснил Федотов.
Читатели детективов знают, что стремление создать лишнюю улику зачастую все портит и именно по некстати подсунутой лишней улике отсекается ложный след. Если бы Федотов ограничился указанием на то, что Полторанин был инициатором введения цензуры, этому вполне можно было бы поверить — мало ли кто в октябрьской неразберихе первый сказал: "Э!". Вторая же улика все портит. "Высокий политический вес" нужен, чтобы продавить решение о цензуре в относительно спокойной политической ситуации. Тут "доступ к телу" в самом деле необходим. Когда же в центре столицы бьет артиллерия, тогда в дворце правителя царит неописуемый бардак, и самые интересные решения принимаются на "ура" с подачи кого угодно — хоть старшего помощника младшего конюха — и друг цезаря тут совсем не обязателен.
Процедуры принятия решений разоблачительно коснулся и бывший министр юстиции Николай Федоров. По его сообщению, еще 4 ноября 1991 года Ельцин с неописуемым презрением отбросил подсунутую Бурбулисом бумажку с именем Гайдара, а уже 6-го "появился указ о назначении Гайдара вице-премьером". Как поясняет Федоров, между 4 и 6 ноября "состоялась встреча Геннадия Эдуардовича с Борисом Николаевичем в очень горячей обстановке. Такие встречи у них бывают часто. И в определенном состоянии и настроении Ельцин согласился назначить Гайдара вице-премьером".
Сколь можно понять, бывший министр юстиции имеет в виду, что в 1991 году Ельцин поручил Гайдару реформу, потому что был беспамятно пьян. Не совсем ясно, какова прагматика данного сообщения, ибо Федоров, подобно Федотову, тоже впал в избыточность, приплетя к осуждению пьянства еще и осуждение Гайдара. Если в соответствии с платформой ДПР считать Гайдара исчадием ада, тогда текст Федорова аналогичен нравоучительному рассказу о том, как некий человек по пьяному делу сломал себе ногу — "вот злонравия достойные плоды". Но если оценивать деятельность Гайдара похвальным или даже нейтральным образом (т. е. пьянство не принесло существенного ущерба), рассказ лишается всей поучительности, ибо непонятно, в чем же именно заключаются достойные плоды злонравия.
Следующий случай даже не двойной, а тройной избыточности также связан с бывшим членом гайдаровского кабинета. В телевыступлении руководства ДПР Николай Травкин представил бывшего главу МВЭС Сергея Глазьева в качестве министра, подавшего в отставку в знак протеста против преступной стрельбы президента по народу 3-4 октября.
Остроумие ситуации было в том, что за одним столом в телестудии собрались носители сразу трех версий глазьевской отставки: Травкин, полагающий, что отставка состоялась после штурма Белого дома, Говорухин, со ссылкой на Глазьева рассказывающий, что Глазьев подал в отставку 21 сентября, будучи не в силах вынести казнокрадство Гайдара, и сам Глазьев, мотивировавший отставку несогласием с антиконституционным указом #1400. Все причины отставки свидетельствуют о высоком душевном благородстве Глазьева, однако благородное впечатление было бы еще сильнее, если бы версии не вступали друг с другом в противоречие.
Несовершенство нынешних разоблачений еще и в том, что вставшие на путь срывания всех и всяческих масок пренебрегают заветом великого флорентийца "здесь нужно, чтобы душа была тверда, здесь страх не должен подавать совета". Когда артист Говорухин объявил изгнанника Якубовского главным жуликом страны, изгнанник вчинил артисту иск на 100 млн рублей. Артист, удрученный величиной исковой суммы, публично уличал Якубовского в неблагородстве, указывая, что Ротшильд, подавая в суд на бедного учителя, ограничился бы куда меньшим запросом.
Для политического артиста весьма важно осознать, каким амплуа он, собственно, пользуется, и не допускать его вопиющих нарушений. Амплуа Говорухина — то, что в латиноамериканской культуре называется macho, т. е. мужчина-самец, твердый, властный и мужественный даже до брутальности. Страстное обличение артистом нынешнего кровавого режима предполагало нечто вроде арии графа Монтероне из "Риголетто": "Без страха я пойду на казнь и муки, но из могилы к вам простерши руки, явлюсь проклятием и т. д.". При такой основательной заявке герою, не страшащемуся дыбы и плахи, вовсе странно мелко суетиться и зримо пугаться банального гражданского сутяжничества.
Ведь его не боится даже любезный Говорухину Гайдар: помощник Вольского Борис Нефедов прояснил рассуждения патрона касательно сбора компроматов на баллотирующихся в Думу. По его словам, Якубовский собрал досье на Гайдара, а генпрокурор Казанник ждет изгнанника с ценным компроматом.
В предыдущий заезд в Москву Якубовский сотрудничал с минюстом и ГПУ, ныне в полном составе кооптированными в шахраевскую ПРЕС, отнимающую у Вольского голоса, и неясно, что Вольскому за радость, если его главный конкурент задавит Гайдара. Разве что Вольский рассчитывает, что досье Якубовского неразрывно свяжет имя Гайдара с делами Владиславлева и Кобзона по фонду "Возрождение", но соединять ГС и "Выбор России" в единый блок по принципу "mitgegangen — mitgehangen" все равно уже явно поздно.