«Фальстаф» попал не в свое время

В четверг в рамках пятого Московского пасхального фестиваля на сцене новосибирского театра оперы и балета была представлена премьера Мариинского театра — «Фальстаф» Джузеппе Верди в постановке Кирилла Серебренникова, для исполнения которой прибыли 240 артистов, хор и оркестр во главе с дирижером, худруком фестиваля и театра Валерием Гергиевым. Новосибирские зрители весьма благосклонно отреагировали на новаторскую трактовку классической оперы.

На пресс–конференции, предварявшей показ, Валерий Гергиев заверил, что его появление в Новосибирске, впервые включенном в географию Пасхального фестиваля, — не последнее. Мариинский театр сейчас переживает этап реставрации и реконструкции, который благополучно преодолел новосибирский оперный театр. Сцена Большого зала является одной из немногих в России площадок, соответствующей по масштабу и техническим параметрам прокату спектаклей Мариинки. Объясняя, почему он выбрал Кирилла Серебренникова, худрук заметил: «Серебренников никогда не ставил музыкальных спектаклей, потому у него нет штампов оперной режиссуры».
Штампы — не самая большая беда оперной режиссуры, поскольку традиционное прочтение органично и аутентично для жанра. Адекватному же восприятию новосибирцами авангардного спектакля немало поспособствовали прежде выпущенные оперным театром спектакли «Аида» Джузеппе Верди и «Жизнь с идиотом» Альфреда Шнитке. По способу режиссерского мышления «Фальстаф» близок к «Аиде», поставленной Дмитрием Черняковым, хотя бы тем, что приемы современной режиссуры немыслимы без осовременивания места действия и переосмысления истории.
Напомню, что Верди сочинил «Фальстафа» в 80–летнем возрасте по мотивам шекспировской комедии «Виндзорские насмешницы», но черты заглавного героя — шута Фальстафа — почерпнул из хроник о Генрихе IV, правившем в 15–м веке. В спектакле волею господина Серебренникова действие переехало в СССР второй половины прошлого века, в брежневские времена, когда обнаружилась острая потребность в лакейском, уничижительно–сервисном способе существования, в потрафлении эгоцентричным господам, подобным сэру Джону (партию исполнил Василий Герелло). Кажется, тенденция сегодня не только не угасла, но и актуализировалась. Партия Фальстафа из первого действия «Был я когда–то молоденьким шутом» стала поведенческим лейтмотивом героя. Пожалуй, она усилила не комический, а трагический эффект.
Драматический режиссер нигде и ни в чем не поступился эмоционально–смысловой нагрузкой произведения. Но его триумф на оперной сцене предопределен не столько приемами, грешащими вторичностью, сколько расстановкой сил. В частности, тем, что заглавная партия доверена солисту Мариинки Виктору Черноморцеву, чьи природные доброта и мягкость идеально соотносятся с образом доверчивого добряка Фальстафа, доведенного виндзорскими проказницами и насмешницами до смерти. В спектакле очень много спорного: и сам финал, обозначенный надписью на экране «Все в мире — шутка», и трактовка образов, но главное — музыкальный материал сохранен и донесен вместе с посланием Джузеппе Верди грядущим поколениям: да, холуи всегда процветали, однако им в самом деле прислуживать было тошно.
ИРИНА УЛЬЯНИНА