ретроспектива
В Национальном художественном музее День Победы отметили выставкой "Где же вы теперь, друзья-однополчане" киевского скульптора Юлии Укадер. От портретных зарисовок фронтовых друзей до культа совершенного тела в скульптуре — таков путь, проделанный автором за шесть послевоенных десятилетий.
То, что Юлия Укадер — фронтовик, для нынешней выставки значит даже больше, чем то, что она скульптор, график, живописец и мастер художественной керамики. К тому же не просто фронтовик: овладевать кистью и автоматом автору приходилось почти одновременно и не где-нибудь в тыловом батальоне, а прямо в горящем Сталинграде. Одного лишь упоминания о дате рождения (1923 год — младший призывной возраст по меркам июня 1941-го) достаточно, чтобы взглянуть на работы Юлии Укадер не только как на художественные произведения. То, что шестьдесят лет после войны лепила из глины и вытесывала из дерева ровесница Зои Космодемьянской и девчонок из повести "А зори здесь тихие", о вкусах поколения говорит не менее ярко, чем спортивная эстетика фильмов 30-х годов или неистребимая любовь к парадам, свойственная ветеранам.
Первые сталинградские наброски 19-летней художницы не сохранились: добрые люди посоветовали как можно быстрее уничтожить альбом с видами разрушенных зданий, лазаретов, в которых не хватало ни коек, ни бинтов, и разлагающихся прямо на улице лошадиных туш. Отыщи эти рисунки какой-нибудь не в меру рьяный любитель живописи из НКВД — и их автору вряд ли удалось бы избежать трибунала (снимать на пленку и рисовать ужасы сталинградского быта без разрешения властей категорически запрещалось). Из чего следует, что технику по установке аэростатов Юлии Укадер уж точно не было отказано в изобразительном мастерстве. Немаловажный штрих: мастерстве сугубо реалистическом, еще точнее — бытописательском, благодаря которому все увиденное удавалось зафиксировать на бумаге с фотографической точностью.
С военных пейзажей начинающему графику пришлось переключиться на портреты друзей-однополчан (этой серией работ открывается музейная экспозиция). К чести автора и в новом жанре она сумела сохранить вкус к жизненным подробностям. Ее герои сплошь и рядом оказывались не плакатными красавцами, а обычными людьми, с веснушками, морщинами, вихрами, в мятой одежде и залатанных беретах (к тому, что бойцов-победителей можно изображать и так, кино и литература придут только в 60-е годы). Удивительно, но вчерашняя школьница уже знала то, о чем потом напрочь позабыла, став студенткой Художественного института,— что и страдания, и подвиг, и красота имеют собственное неповторимое лицо. Потому и нарисованные углем припухшие губы или нос картошкой какой-нибудь Маши Рассказовой или Вали Беловой для искусства во много раз ценнее десятков безликих монументов воину-освободителю (производству таких памятников, судя по украшающим музейные стены фотографиям, автору выставки почти целиком пришлось посвятить 60-70-е годы).
Впрочем, одиозными монументами Юлия Укадер все эти годы занималась на заказ. Для души работала с деревом — ивой, ольхой, сибирской лиственницей, пытаясь из живого материала создать идеальное, то есть несуществующее тело. Такие тонкости бодибилдинга не снились и древним грекам — то, что получается у художницы после тщательного выпиливания мельчайших групп мышц, с анатомическим атласом имеет гораздо больше сходства, чем с живой плотью. Совершенство всех этих Ариадн и Эвридик скорее отталкивает, чем прельщает. И близость к античным образцам, которой автор так настойчиво добивалась, приобретает весьма зловещий отсвет. Потому что если есть в этих скульптурах перекличка с античностью, то разве что с олимпийским культом тела. Который, кстати, вполне последовательно насаждали в предвоенной Германии. До красот "Олимпии" Лени Рифеншталь (одного из любимых документальных фильмов Гитлера) деревянным атлетам Юлии Укадер, кажется, рукой подать. Разве только глядящие со стен лица друзей-однополчан напомнят, что Сталинград уже в прошлом.