Четырнадцатый Международный фестиваль "Звезды белых ночей" Мариинский театр открыл почти премьерой, причем последней премьерой оперной труппы перед закрытием театра на реконструкцию и реставрацию. В первый вечер фестиваля публике представили возобновленного "Бориса Годунова" в режиссуре Андрея Тарковского. Обращение к шедевру Модеста Мусоргского — единственный оперный опыт великого кинорежиссера, осуществленный в лондонском "Ковент-Гардене" в 1983 году, перенесенный на сцену Мариинки в 1990-м и снятый здесь с репертуара в 1994-м. На спектакле побывала ОЛЬГА КОМОК.
На сцене пыльный, недостроенный или уже полуразрушенный Кремль. То ли замок, то ли боярскую усадьбу населяют и замурзанные народные толпы, и кроваво-красные бояре, и пестренькие поляки. Просторное оперное полотно скупо размечено точками-символами: гигантский маятник отсчитывает время, убиенный царевич в белой рубашонке прогуливается в поле зрения преступного царя Бориса. Артисты миманса в мизансцене знаменитой рублевской Троицы издалека наблюдают за сценой коронации. Светящийся ангел воздевает крылья над Юродивым. На авансцене высвечен окровавленный топор.
В бурном 1990 году возвращение "Бориса Годунова" на историческую родину стало первым шумным успехом Валерия Гергиева на поприще рулевого Мариинки. В 1994-м этот "Борис Годунов" из репертуара исчез. Теперь спектакль решили возобновить. Может, из-за ностальгии: труппа покидает театр и маэстро Гергиеву приятно вспомнить первые успехи. Может, оттого, что театру предстоят скитания по гастролям, а "Борис Годунов", и на фестивале идущий под грифом "Шедевры русской оперы", привезенный Мариинкой, да еще в постановке Тарковского, — это, согласитесь, втройне брэнд.
И все же на открытии "Звезд белых ночей" единственный оперный опыт Тарковского дал осечку. То ли время неподходящее для скорбных размышлений о судьбах царей, нищих и их страны. То ли чрезмерно ясный, почти консервативный по нынешним, избалованным "режиссерскими фишками" временам спектакль выдохся и не подлежит реставрации. Впрочем, едва ли: "Борис Годунов" Тарковского шел и идет во многих странах, в родном "Ковент-Гардене" восстановлен три года назад — и никто еще не жаловался.
Скорее всего, дело в том, что обманчиво традиционный реализм мастера (герои "по-человечески" переживают, смеются и буянят, массовые сцены стройны и симметричны, действие жизнеподобно) выводит на первый план именно что текст оперы. И как раз эта авторская (без оркестровых "исправлений" Римского-Корсакова и малейших купюр) материя Мусоргского, его речевая мелодика, детские песенки, голоса из толпы, мучительные монологи и музыкальный саспенс — вот на чем поскользнулся Мариинский театр.
Что, конечно, странно: в премьере, открывшей "Звезды белых ночей", участвовали "первопроходцы", к примеру Владимир Огновенко, певший Бориса в этом спектакле еще в начале 1990-х. Не помогло. Ни Владимир Огновенко — Борис, ни Николай Гассиев — Шуйский, ни Евгений Акимов — Юродивый, ни все остальные бесчисленные артисты, равно важные для оперы вне зависимости от того, сколько минут проводят на сцене, не сладили ни с Мусоргским (вместо полетной канонады реплик получились неповоротливые речевки), ни с оркестром (догнать его хронически не удавалось), ни с Тарковским.