дело о теракте в Беслане
Перед оглашением приговора единственному оставшемуся в живых участнику захвата бесланской школы #1 Нурпаше Кулаеву все силовые структуры Северной Осетии были переведены на усиленный режим несения службы. В республике опасаются, что завершение громкого процесса может стать поводом для провокаций. Из Беслана — репортаж специального корреспондента Ъ ОЛЬГИ Ъ-АЛЛЕНОВОЙ.
Аэропорт Беслана усиленно охраняется. У прилетевших пассажиров проверяют документы, и если это жители Чечни и Ингушетии, их регистрируют в отдельной тетрадке. Аэропорт в Назрани закрыт, и бесланский аэропорт — самый близкий для жителей Ингушетии. "Вас будут встречать? — интересуются милиционеры у женщин-ингушек.— Тогда проходите к своей машине". Эти меры безопасности вызваны недавним инцидентом в аэропорту, когда группа мужчин встречала прилетевших земляков криками "Аллах акбар", а на следующий день несколько бесланских женщин не пропустили на посадку около десяти жителей Ингушетии — те вынуждены были сдать билеты. Теперь в правоохранительных органах опасаются обострения межнациональной неприязни. Впрочем, есть и другие причины для усиления мер безопасности: несколько дней назад на территории, прилегающей к аэродрому, патруль задержал человека с гранатометом "Муха" — им оказался житель Ингушетии Баркинхоев.
— В связи с оглашением приговора Кулаеву все сотрудники МВД переведены на усиленный вариант несения службы,— рассказывают в ОВД Правобережного района.— Не исключены провокации различного рода, как во Владикавказе, так и в Беслане.
Бывший руководитель ОВД Мирослав Айдаров, проработавший в этой должности 17 дней, а также два его заместителя находятся под судом по обвинению в халатности в связи с захватом школы. Их коллеги уверены, что на скамье подсудимых должны сидеть другие люди. "Банда два месяца готовилась в Пседахе, у них там хранилось оружие, им помогали продуктами местные жители — и УФСБ Ингушетии ничего об этом не знало,— говорят милиционеры.— Так же, как и УФСБ Северной Осетии. Почему-то наказаны только сотрудники милиции, хотя агентурная работа и разработка местности — это задачи ФСБ".
В сотне метров за ОВД — обгорелые остатки школы #1. Сюда все время кто-то приходит. Сейчас здесь несколько школьниц — рассматривают фотографии погибших, развешенные на черных стенах. На следующей неделе в Москве начнется обсуждение строительства мемориала на месте этой школы. Несколько человек из Беслана примут участие в обсуждении проекта. Хотя многие здесь считают, что спортзал, в котором погибли люди, сносить нельзя.
— Это для нас святое место,— говорит Рита Сидакова, потерявшая девятилетнюю дочь.— Мы туда каждый день ходим. Недавно во дворе школы кто-то крестил ребенка.
Каждый, кто приходит в этот спортзал, пытается найти какие-то новые улики. Потому что весь этот зал — одна большая улика. Черные обгорелые балки под уже не существующим потолком, практически не тронутый огнем пол, разлом под крышей над баскетбольным кольцом. Отец погибшего ребенка Эльбрус Тедтов давно сделал свои выводы из походов в этот зал. "Вот в этом месте в спортзал влетел первый снаряд,— показывает он на разлом под потолком,— стреляли из гранатомета с крыши вот того соседнего дома, 37-го. Поэтому снаряд, влетев, погнул баскетбольное кольцо. И поэтому загорелась крыша. На полу, видите, кое-где до сих пор осталась краска, а крыши нет вообще". Все, кто сюда приходит, не верят версии следствия и ищут свою правду. И так будет до тех пор, пока спортзал не снесут.
В доме #39 по Школьному переулку меня ждут две женщины. Две активистки комитета "Матери Беслана". Вообще-то называть их активистками язык не поворачивается. Хозяйка квартиры Рита Сидакова за последний год стала еще тоньше и прозрачнее. Аннета Гадиева совсем седая. У каждой из них в школе погибла дочь. Каждая уже второй год пытается доказать в суде, что виновные — это не только Кулаев и милиционеры, а руководители силовых ведомств и оперативного штаба.
— Следователь Солженицын показал мне письмо, которое вынес Аушев из школы,— рассказывает Рита.— Это была не торопливо написанная записка, как нам говорил Дзасохов, а аккуратно составленное письмо, без ошибок, с подписью Басаева от 30 августа и круглой печатью Ичкерии. Басаев обращался к Путину и требовал прекращения войны в Чечне, вывода войск. Мы были приговорены уже 30 августа, и никто об этом не знал. Это письмо сразу попало в оперативный штаб вместе с требованиями предоставить для переговоров Дзасохова, Рошаля, Зязикова и Аслаханова. Но на переговоры никто не пошел. Торшин пишет в своем докладе, что "было отклонено предложение боевиков вести переговоры". И мы до сих пор не можем установить, кем отклонено, кто на самом деле руководил этим штабом и кто отдавал приказ начать штурм.
— О том, что штурм был, говорят многие свидетели,— рассказывает Аннета.— Заложница Зара Дударова слышала, как спецназовец бежал от школы и кричал в рацию: "Штурм не удался!" И другой потерпевший, Хасонов, тоже слышал эту фразу. А Дзгоева говорит, что перед взрывом обернулась и увидела огненный шар, летящий в зал.
Рита вспоминает, как через несколько дней после гибели дочери нашла на городской свалке ее белую кофту. Тогда на этой свалке люди находили не только вещи своих погибших родных, но и их останки. О том, что осмотр места происшествия проводился неграмотно и спонтанно, давно говорят адвокаты и потерпевшие. Говорили об этом президенту Путину, говорили замгенпрокурора Колесникову. Тем не менее последний заключил, что нарушений в ходе осмотра места происшествия, так же, как и в ходе предварительного следствия, допущено не было.
— Даже когда самолет падает в море, устанавливают причину его гибели,— говорит Рита.— А тут все улики были перед глазами, а их смели на свалку.
Белая кофта девятилетней Аллы, так же, как ее игрушки и фотографии,— единственная ценность для Риты. У нее никого больше не осталось. На большой фотографии, которую Рита держит в руках, ее улыбающаяся дочь со школьными подругами. Их тут восемь. Пять погибли. На трех листах судебно-медицинской экспертизы — фотография обгорелого неузнаваемого трупа и заключение: "Обгорание и обугливание левой половины головы, шеи, туловища, верхних и нижних конечностей... Причину смерти достоверно установить не представляется возможным ввиду значительного обгорания и обугливания тела".
— У нее зубы стиснуты, видите,— показывает Рита.— Значит, она была живой и горела.
Аннета рассказывает, что потерпевшие требовали возбудить уголовное дело против пожарных. Свидетели говорят, что пожарные опоздали с тушением огня. И что у них не было воды. Однако прокуратура в возбуждении дела отказала за недостаточностью улик. Обгорелые тела — это не улики.
Обе эти женщины прошлой осенью, в годовщину гибели своих детей, ездили к президенту страны. Президент обещал им полноценное объективное расследование. "Он обещал, что виновные, руководители штаба, понесут наказание",— вспоминают женщины. И через неделю в Беслан прибыл замгенпрокурора Владимир Колесников. "Мы воспрянули духом, когда он приехал,— говорит Рита.— Но через два месяца он сделал отчет: следствие проведено грамотно, без нарушений".
— С тех пор он ни разу с нами не встретился, только обвинял нас в политиканстве,— говорит Аннета.— Если узнать правду о смерти своего ребенка — это политика, то тогда, да, мы занимаемся политикой. Но все равно судебное заседание по Кулаеву было в нашу пользу. Там прозвучало все то, чего не хотел слышать Колесников. Все прозвучавшие в суде свидетельские показания — они так просто уже не смогут их проигнорировать! Про то, что боевиков было больше и часть их ушла после штурма. И что они не могли приехать на одной машине с тем арсеналом, который у них был.
— А его апрельские тезисы вы слышали? — продолжает Аннета.— Мы так их и называем — апрельские тезисы Владимира Ильича. Где он говорит, что во всем виноват футбольный клуб "Алания". Оказывается, если бы не "Алания", у нас бы границы были защищены. Просто наказывают чиновников (по делу "Алании" предъявлены обвинения руководителю администрации президента, экс-премьеру, министру финансов и начальнику налоговой инспекции Северной Осетии.—Ъ) из-за того, что нас не могут успокоить. Настолько очевидно уводят всех от сути, от причин, от установления виновных, и все молчат, что мне все кажется, что я во сне, а не в реальности. Мы написали письмо президенту, но до сих пор нет ответа.
— А недавно мы слушали его послание,— помолчав, говорит Рита о послании Владимира Путина.— Он говорит, что Россия богата своими людьми. И это богатство надо ценить. Тошно слушать. Видите, как наших детей ценили.
Рита недавно перенесла сложную онкологическую операцию. Вместе с ней лечились еще десять бесланских женщин. После трагедии у многих пострадавших появились онкологические заболевания. Умершим легче, чем живым, говорят женщины. Попытки добиться справедливого суда над виновниками трагедии — единственное, что у них осталось.