Ян Рачинский

Первые воспоминания о дедушке

Как и многие люди моего поколения, я рос без дедушек. Так сложилась история нашей страны — немногим повезло застать своих дедушек в живых. Сначала были сталинские репрессии, потом война. Но, как и каждый ребенок, я понимал, что у меня есть не только бабушки, но и дедушки  (Дедушка Яна Рачинского по папиной линии Сигизмунд Рачинский, член общества бывших политкаторжан, был расстрелян в 1938 году на Бутовском полигоне. Бабушка по папиной линии — революционерка, член партии эсеров Ревекка Фиалка умерла в 1975 году в возрасте 87 лет. Бабушка по маминой линии — Нина Львовна Закожурникова (сохранила фамилию первого мужа, в девичестве — Чернявская), ушла из жизни в 1976 году)  .

Павел Степанов, мой дедушка по маминой линии, погиб в блокаду Ленинграда от голода. Это первое, что я узнал о нем в детстве. Для ленинградцев блокада — это особая, сложная история. Но в нашей семье память о ней всегда сохранялась и передавалась — во время блокады погиб не только дед, но и очень многие родные: и прабабушка, и дедова сестра, и бабушкины братья.

По мере взросления я узнавал о дедушке больше — что-то из рассказов мамы, что-то из рассказов бабушки (Нина Львовна — жена Павла Степанова.— «Ъ»), что-то из рассказов бабушкиной сестры тети Сони, в которую дедушка был влюблен до знакомства с бабушкой.

От них я узнал, что дед всерьез занимался астрономией, географией и в целом интересовался естественными науками. В семье даже сохранились вырезки из журнала 1916 года, который издавало, скорее всего, Русское общество любителей мироведения  (Общество любителей естественных и физико-математических знаний и мироведения — астрономии и геофизики — было внесено в Реестр обществ Санкт-Петербурга в январе 1909 года. В начале 1930-х завершило свою деятельность из-за репрессий. Некоторые члены общества были отправлены в лагеря, ссылки и подверглись административным преследованиям.— «Ъ»)  . Там опубликованы первые астрономические наблюдения деда. Ему тогда было 15 лет. Мама рассказывала, что во взрослом возрасте дед вел занятия по географии, астрономии, филателии в Доме пионеров в Ленинграде и что он был довольно заметной фигурой в Доме занимательной науки, где организовывал выставки и вел кружки (Дом занимательной науки, ДЗН — культурно-просветительский центр, открытый в Ленинграде в 1935 году для популяризации научных знаний среди детей и взрослых. В четырех отделах ДЗН — астрономия, физика, математика, география — было собрано более 350 экспонатов.— «Ъ»).

По семейным рассказам именно дедушка привил интерес к астрономии своему двоюродному брату Петру Григорьевичу Куликовскому, который впоследствии стал известным астрономом  (Петр Куликовский (1910–2003) — ученый, преподаватель, автор учебников и более 150 работ по астрономии)  .

Дедушка родился в Бирске, но в очень раннем возрасте вместе с родителями переехал в Уфу. Позже он поступил в Уфимское реальное училище, где обучался различным естественным наукам. В училище он и начал заниматься астрономией. Думаю, увлечение естественными науками перешло ему от его отца, который был математиком.

Предыдущая фотография

Следующая фотография

Судя по нескольким дедушкиным книгам, которые остались в семье, он знал латинский, немецкий, французский, английский. Для дореволюционного реального училища в этом не было ничего необычного. Хотя довольно трудно понять, что дед получил от реального училища, а что — от семьи. Семья, в которой он родился и вырос, была не вполне заурядная.

О детстве и семье, в которой вырос Павел Степанов

Об отце дедушки, моем прадеде Петре Николаевиче Степанове, я знаю немного. Где он родился — неизвестно, это еще предстоит выяснять. Знаю, что он был сыном майора. Окончил физмат Московского университета, отделение математики. После — по распределению или сам — отправился в город Бирск Уфимской губернии  (Уфимская губерния была упразднена в 1922 году декретом ВЦИК. На момент выхода данного спецпроекта входит в состав Республики Башкортостан)  и начал трудиться преподавателем математики в Бирской инородческой учительской школе  (Школа была открыта в 1882 году, готовила преподавателей для начальных училищ)  . Затем переехал с женой и детьми в Уфу, где стал преподавателем, а впоследствии директором Уфимского реального училища  (Среднеспециальное учебное заведение, в котором обучали точным наукам. После революции в октябре 1917 года училище было закрыто)  .

Его жена, мать дедушки Клавдия Григорьевна была родом из Украины, города Лубны. Она происходила из старинного польского дворянского рода Куликовских. Ее отец, мой прапрадед Григорий Куликовский был учителем математики. Ее мама Зинаида Степановна Стеблин-Каменская тоже была из известного дворянского рода Стеблин-Каменских, который дал и несколько академиков, и священника, который был расстрелян при Сталине, а ныне канонизирован (Иван (Иоанн) Стеблин-Каменский — протоиерей Русской православной церкви, расстрелян по приговору коллегии ОГПУ в 1930 году. В 2000 году причислен к лику святых.— «Ъ»), и многих других.

Один брат Клавдии Григорьевны, Григорий Куликовский, был главным отоларингологом Красной армии во время войны и считается одним из основоположников космической медицины. Другой — Павел — был профессором физики в Киеве. Какие-то линии этого рода мне удалось проследить до конца XVI века. Это была семья с давними традициями, семья потомственных интеллигентов — очень многие были причастны к сфере образования и культуры.

В семье помимо дедушки было трое детей: дочери Татьяна и Зинаида и старший сын Юрий, он же Георгий. Юрий был на пять лет старше дедушки, он служил гардемарином во Владивостоке на крейсере «Орел». Собственно, с Юрием и был связан смертный приговор, который вынесли дедушке большевики.

Я знал, что родственные связи с белогвардейцами большевиками, мягко говоря, не поощрялись. Но то, что в 18 лет дедушку приговорили к расстрелу за связь с белыми, выяснилось совсем недавно, когда я всерьез заинтересовался семейной историей. Я и моя мама были совершенно изумлены этим фактом. Даже намеков на то, что дед в молодости был арестован и приговорен к казни, в семье не было. Скорее всего, об этом просто никто не знал.

О приговоре к расстрелу и невероятном везении

К сожалению, как это часто бывает, я начал интересоваться историей семьи не в молодости, а относительно недавно, примерно с 2012 года. О том, что мой дед Павел Степанов был приговорен к расстрелу, я узнал в 2019 году.

Все началось с того, что я размещал в интернете от «Мемориала» (организация ликвидирована судом по иску Минюста в декабре 2021 года, до этого объявлена иностранным агентом) материалы из Книги памяти Республики Башкортостан и в какой-то момент наткнулся на справку о некоем Павле Петровиче Степанове, который был приговорен к 15 годам заключения. Имя полностью совпадало с именем моего дедушки. Год рождения тоже совпадал с его датой рождения. В справке было сказано, что Павел Степанов родился в Уфе. Дедушка родился в Бирске, но жил в Уфе с самого раннего детства. Словом, совпадений было слишком много, и я решил проверить. В 2018 году я начал переписку с башкирским управлением ФСБ. Эта переписка шла не очень быстро и не очень просто. Я обратился в архив ФСБ, чтобы мне предоставили доступ к материалам дела. Сначала мне ответили, что нужно подтверждение родства, хотя прошло 75 лет и по закону для доступа к материалам дела никакое подтверждение родства не нужно. Я пошел к их начальству. В общем, получить информацию мне удалось только с третьей попытки: после года переписки архив управления ФСБ по Башкирии наконец прислал мне несколько ужасно отсканированных листов из материалов дела с вымаранными именами.

В этих документах все данные совпадали с данными моего деда. У меня не осталось сомнений, что в нем фигурирует именно он. Открыв эти документы, я был более или менее готов к тому, что в конце увижу приговор к 15 годам заключения. Но оказалось, что до этого был еще один приговор.

Это означало, что по чистой случайности, просто по счастливому стечению обстоятельств деду удалось избежать расстрела. И если бы не эта случайность, то не было бы на свете ни мамы, ни меня, ни пары десятков дедушкиных потомков: внуков, правнуков, уже даже нескольких прапраправнуков.

Если верить материалам дела, дедушка был арестован в декабре 1919 года, когда его брат Юрий уже покинул Россию вместе с белой армией с крейсером «Орел», на котором служил гардемарином. В протоколе допроса, довольно бессмысленного, все обвинения сводятся к тому, что дедушка один раз был в контрразведке белых по делу какого-то своего знакомого и что его старший брат служит в белой армии. В приговоре написано: «Степанова Павла — расстрелять». Знаете, я не первый раз читаю приговоры к смерти, но, когда читаешь такое о своем родственнике, это всегда действует особенно сильно.

Дальше в деле есть постановление: в связи с тем что ВЦИК отменил высшую меру наказания, заменить двум фигурантам дела — Павлу Степанову и Виталию Писемскому (не знаю, кто это, нужно разбираться) — расстрел на 15 лет тюремного заключения без права применения амнистии. Надо сказать, 15 лет тюрьмы тоже не сахар. Но это называется вытащить лотерейный билет. Это даже намного круче. Просто редчайшее везение.

Постановление 26 января 1920 года, по которому Павлу Степанову заменили расстрел на 15 лет тюремного заключения без права амнистии в связи с тем, что ВЦИК отменил высшую меру наказания

В материалах дела следователь пишет, что одна из проституток начальства контрразведки несколько раз видела Степанова в контрразведке — сомнительное доказательство, надо сказать,— и что у Степанова есть родственные связи с белогвардейцами. Также в деле говорится, что сначала Павел Степанов отказывался от всех обвинений, а потом признался, что был один раз в контрразведке белых по делу одного своего знакомого, и назвал имена нескольких контрразведчиков. Сложно сказать, почему он сначала отказывался давать показания. Пытали ли его? Не думаю — следователям было очевидно, что никакой ценной информацией он не обладает.

Я сомневаюсь в том, что дедушка мог сотрудничать с какой бы то ни было контрразведкой. История семьи к этому не располагала. Думаю, он действительно пытался кого-то вызволить. Как известно, контрразведка, особенно Колчаковская, была далеко не гуманистическим учреждением. Конечно, там не было такого безоглядного террора, как у красных, но зверств и расстрелов на счету белых тоже немало. Были отдельные люди, которые в годы Гражданской войны обращались и к белым, и красным, чтобы вступиться за арестованных по политическим мотивам. Например, так делали Владимир Короленко и Максимилиан Волошин. Думаю, в истории деда было что-то подобное: кто-то из его знакомых или знакомых Юрия попал под волну поисков большевистских пособников, и дед пошел к белым, чтобы пытаться его вызволить. Во всяком случае, обвинение о причастности к контрразведке выглядит очевидной нелепостью.

И хотя доказательства выглядят смехотворно, сам приговор к расстрелу в такой ситуации был абсолютно типичным для Гражданской войны. При красном терроре для приговора к смертной казни не нужно было доказательств — достаточно было подозрений. Есть много примеров, когда людей расстреливали просто на основании родства или службы в прошлом в царской армии.

Исключительное в этой истории — необычайное везение деда с попаданием в этот узенький промежуток в три с половиной месяца, когда ВЦИК отменил смертную казнь (Постановление ВЦИК и Совета народных комиссаров «Об отмене применения высшей меры наказания (расстрела)» принято 17 января 1920 года, но уже 11 мая высшую меру наказания вернули.— «Ъ»).

Как развивались события дальше — неизвестно. Каким-то образом деду удалось избежать этих 15 лет тюрьмы. Каким — совершенно неясно. Возможно, помогло то, что его отец Петр Николаевич был заметной фигурой в Уфе и занимал должность директора Уфимского реального училища. Он работал в отделе народного образования, который тогда возник (имеется в виду Губернский отдел народного образования Уфимской губернии. Отделы народного образования при местных органах власти были образованы согласно декрету СНК РСФСР от 26 июня 1918 года.— «Ъ»), и даже имел какие-то благодарности от советской власти за вклад в развитие образования.

В 1990-е, когда вышел закон о реабилитации жертв политических репрессий, все дела по политическим обвинениям должны были быть пересмотрены прокуратурой в инициативном порядке независимо от наличия или отсутствия заявлений от родственников. Все обвинения, за которые деда приговорили к смертной казни, были признаны бездоказательными. Он был полностью реабилитирован 1 марта 1993 года.

Уверен, что для дедушки этот приговор был сильным переживанием — когда тебе неполные 19 лет и тебя приговаривают к расстрелу… Можно понять, что он ощущал и что думал в те дни, пока не узнал о пересмотре приговора. Деду повезло, он спасся. Но большей части людей, приговоренных к смерти в те годы, не повезло. Жертвы Гражданской войны измеряются сотнями тысяч. С этим ощущением и живем.

О жизни после спасения и тайне приговора, которую хранил Павел Степанов

Постановление о замене дедушке расстрела тюремным сроком вышло 26 января 1920 года. Находился ли дед какое-то время в тюрьме или избежал заключения — загадка. Но известно, что он каким-то образом перебрался из Уфы в украинский город Лубны и жил там как минимум с октября. Скорее всего, он остановился у родственников по маминой линии, которые жили в Лубнах.

Почему я так в этом уверен? В интернете выложен архив известного революционера и философа академика Николая Морозова. Я случайно обнаружил там письмо, которое дед отправил ему из Лубен. Письмо в чем-то немножко наивное, что, в общем-то, можно ожидать от 19-летнего юноши. Оно датировано 17 октября 1920 года (Павел Степанов не был лично знаком с Николаем Морозовым. В этом письме он обращается к академику с просьбой отправить несколько работ, которых нет в магазинах и библиотеках, а также выражает пожелание завязать переписку.— «Ъ»).

В Уфу дедушка больше не вернулся. Собственно, благодаря его переезду в Лубны я и появился на свет, потому что там он познакомился сначала с бабушкиной сестрой тетей Соней, в которую он был поначалу влюблен, а позже — с моей бабушкой, с которой они были вместе до его смерти.

Из Лубен дедушка перебрался в Киев, где трудился заведующим библиотекой Киевской высшей военно-педагогической школы РККА. Тетя Соня переехала следом и работала в той же библиотеке. Дедушка неплохо рисовал и постоянно занимался оформлением разных выставок. Есть фотография в библиотеке Киева, где он стоит на костылях на фоне нарисованных им плакатов. Незадолго до этого ему удалили коленную чашечку (после травмы в детстве развился туберкулез), и первое время после операции он ходил на костылях. Хромота у дедушки осталась на всю жизнь: у него не сгибалось одно колено.

Предыдущая фотография

Следующая фотография

В 1923 году военно-педагогическую школу, где трудился дед, перевели в Петербург (тогда это был Петроград) вместе с частью сотрудников  (В декабре 1922 года школа была переименована в Киевское Военное училище Красного воздушного флота. В 1924-м вместе с Егорьевской Военной школой Красного воздушного Флота оно перебазировалась в Петроград для слияния и формирования Военно-теоретической школы Красного воздушного Флота.— «Ъ»)  .

До переезда в Петроград дедушка снова приехал к родне в Лубны, куда как раз в это время с Дальнего Востока приехала и бабушка — вдова с двумя детьми. Ее первого мужа в 1920 году убили неизвестные. Тогда они и познакомились в Лубнах, а в 1924 году вместе приехали в Петроград.

Там они какое-то время жили с бабушкиной родней на улице Красных Зорь (ныне — Каменноостровский проспект) в доме 73–75, где жила преимущественно гуманитарная интеллигенция. В 1927 году бабушка с дедушкой переехали на Нижегородскую улицу  (Современное название — улица Академика Лебедева)  в дом Артиллерийской академии. Это было довольно неприятное соседство, потому что напротив была тюрьма, где приводились в исполнение расстрельные приговоры  (Мнение о том, что массовые казни осужденных приводились в исполнение в этом здании, высказывал, в частности, историк политических репрессий СССР Анатолий Разумов. В конце 1980-х здание тюрьмы было переоборудовано в СИЗО-4. С декабря 2018 года следственный изолятор был переведен в «Новые Кресты»)  . Не знаю, было ли известно об этом жителям дома, но обычно такого рода информация быстро распространяется. Вскоре бабушка с дедушкой оттуда съехали.

Бо́льшую часть жизни дедушка служил в библиотеках и заведовал ими. В Петрограде он работал сначала в библиотеке Артиллерийской академии, потом в Публичной библиотеке (Современное название — Российская национальная библиотека, была открыта в Санкт-Петербурге в 1814 году.— «Ъ»). Недавно я обнаружил довольно подробную заметку о нем в трехтомнике о сотрудниках ленинградской Публички. В его биографической справке есть перескоки во времени: исчезает промежуток, связанный как раз со смертным приговором.

Если посмотреть на эту справку, становится очевидно, что дед предпочитал нигде не указывать, что он был обвинен в связях с белыми и приговорен к казни, а потом к 15 годам тюрьмы. Думаю, он скрывал это даже от бабушки. Потому что если бы об этом знала бабушка, то знала бы и ее сестра тетя Соня. Бабушка умерла при советской власти в 1976 году, а тетя Соня дожила до первых лет перестройки, и если бы она что-то знала, то рассказала бы.

За свою жизнь дед успел сделать довольно много. В семейном архиве сохранилась книжечка «Как была открыта Америка», которую он издал незадолго до войны, в 1940 году. Это рассказ об истории в марках (небольшая брошюра «Как была открыта Америка» размером с ладонь выпущена Домом занимательной науки в 1940 году. Павел Степанов указан как составитель.— «Ъ»).

Для меня стало неожиданностью, когда вдруг про эту книжечку и про ее оформление, которое в значительной мере делал дедушка, написали в «Независимой газете» (статья вышла в 2013 году в виде подборки изданий, к которым имел отношение ученый, один из основателей Дома занимательной науки Яков Перельман.— «Ъ»). Казалось бы, прошло 70 лет, да и книжечка крошечная. Накануне войны дедушка также подготовил огромную выставку про Эмиля Золя. Выставка не состоялась из-за войны, бо́льшая часть экспозиции погибла, уцелела лишь часть картотеки подготовительных материалов. Дедушка сам делал астрономические приборы. Астрономия, география, преподавание, проведение разных кружков — увлечения, которые остались с ним на всю жизнь.

В Доме занимательной науки он тоже был видной фигурой: достаточно много мероприятий, которые там проводились, были связаны именно с ним. В его записной книжке я нашел телефоны и Бронштейна, и Перельмана (физик-теоретик Матвей Бронштейн входил в методический совет Дома занимательной науки. Расстрелян в 1938 году. Популяризатор науки, математик, физик Яков Перельман был одним из создателей Дома занимательной науки. Погиб от голода в Блокадном Ленинграде в 1942 году.— «Ъ»). В одной книжке про Перельмана я однажды обнаружил фотографию дедушки на астрономической площадке.

Их семейная жизнь с бабушкой была счастливой. В 1926 году у них родилась дочь Мария, в 1929-м — моя мама Надежда. У бабушки было двое детей от первого брака — Володя и Галя, поэтому дед растил также приемных детей. Жили они очень дружно. Дядя Володя и тетя Галя всегда очень тепло вспоминали дедушку.

Бабушка рассказывала, что человеком он был непрактичным: постоянно всем помогал, был готов все отдать, когда просили. Бабушку это иногда немного напрягало. Семья жила скромно, вести хозяйство на шесть человек ей было трудно, хотя она замечательно готовила, знала массу рецептов дешевых, но вкусных блюд. У них часто собирались гости: у дедушки было много друзей из Дома занимательной науки и из библиотеки.

Еще бабушка вспоминала, что дед без конца работал. Часто делился своими идеями с другими людьми. Некоторые идеи у него брали без спроса. То, что он был человеком достаточно талантливым и богатым идеями, видно даже из материалов, которые сохранились. Многое из задуманного он не успел реализовать. Например, есть рукопись следующей книжки в марках «История стальной птицы» — о появлении самолетов.

Дедушка хорошо рисовал. В семье сохранились разные иллюстративные материалы к его лекциям по географии, истории, астрономии, геологии. В семейном архиве также есть его эскизы ковров. Покупать настоящие ковры они не могли — денег не было, поэтому дедушка рисовал эскизы ковров, которые потом увеличивал и вешал на стены. Такая симуляция ковра выглядела достаточно интересно. Он сам рисовал диапозитивы, некоторые из них, по счастью, уцелели. Еще он много мастерил своими руками. Например, сделал для дочек кукольную комнату. Много экспонатов для Дома занимательной науки дедушка тоже сделал своими руками.

Предыдущая фотография

Следующая фотография

Когда в 1941 году началась война, они с бабушкой остались в Ленинграде. Приемные дети дедушки к тому моменту выросли: дядю Володю мобилизовали, тетя Галя вышла замуж и жила на Дальнем Востоке. Через несколько дней после начала войны Дом занимательной науки был закрыт. Но дедушка продолжал делать то, что больше всего любил: читал лекции по астрономии и географии. Он брал проекционный фонарь, брал тяжеленную коробку своих стеклянных диапозитивов и ходил с лекциями по госпиталям. Ходил, пока были силы. 30 декабря 1941 года он умер. Бабушка вспоминала, что в последние дни жизни дед все время мерз, у него все время были ледяные ноги, а когда он умер, они вдруг стали теплыми. Это вполне можно объяснить физиологически, но мне это сильно запомнилось…

Предыдущая фотография

Следующая фотография

Мама рассказывала, что уже после войны она пришла к коллеге дедушки по Дому занимательной науки. Он не знал, что дедушка погиб, и стал спрашивать, как там поживает Павел Петрович. Узнав о смерти деда, он воскликнул: «Надо же! Он был душой Дома занимательной науки! Он и Перельман». Мама знала, что дедушку очень ценили в Доме занимательной науки, но до этого разговора ей не приходило в голову, что он может быть как-то сопоставлен с Перельманом.

Я часто думаю, сколько же людей погибло в ХХ веке. Сколько сотен тысяч талантливых людей! Да и в целом людей независимо от степени таланта. Ведь у каждого человека могут быть дети, могут быть родственники, могут быть друзья. И просто возможность общения друг с другом — это тоже талант, это тоже вложение.

О судьбе родственников

После смерти дедушки бабушка смогла выехать в эвакуацию. Из-за этого ее переписка с родственниками по линии деда прервалась, многие из них считали, что вся семья умерла во время блокады Ленинграда. После войны бабушка с дочками — моей мамой и тетей — вернулись в Ленинград. Они жили достаточно трудно. Бабушка умерла в 1976 году в 80 лет. Ее усилиями какие-то связи с родственниками частично восстановились. Не так давно у меня в руках оказался семейный альбом с фотографией брата дедушки Юрия, из-за родства с которым дедушку и приговорили к расстрелу.

Мне удалось найти информацию о судьбе Юрия в разных источниках. После поражения белых в Гражданской войне он ушел на корабле вместе с белой армией за границу. Сначала жил в Братиславе, был там секретарем Христианского студенческого союза. Он действительно был очень набожным человеком. Позже он перебрался из Чехословакии в Аргентину, где и прожил остаток жизни. Там он тоже участвовал в жизни местной церкви. Он умер в марте 1966 года и похоронен в Буэнос-Айресе на английском военном кладбище. Отношения с семьей Юрий не поддерживал, поэтому о его судьбе до недавнего времени ничего не было известно. Очень может быть, он писал в Уфу, но письма не приходили. Их с дедушкой отец умер в 1921 году. А в 1923-м прабабушка переехала из Уфы в Киев к своему сыну, моему деду. Если письма Юрия приходили, то в Уфе их некому было вручить.

Младшая сестра моего деда и Юрия Зинаида умерла во время блокады Ленинграда, немного пережив деда, в феврале 1942-го. Старшая сестра тетя Таня вышла замуж и уехала в Сибирь. О ней долго не было ничего известно. Связь восстановилась уже в 1960-е годы. Обнаружилось, что она и ее муж живы. К счастью, жили они довольно благополучно.

Когда я начал интересоваться историей семьи, ее уже не было в живых. Я прочел все письма тети Тани, которые сохранились, но там нет даже намека на приговор деда к смертной казни. Может быть, потому, что времена тогда были еще вполне советские и она не хотела об этом упоминать в переписке. А может быть, потому, что сюжет с приговором к расстрелу был довольно коротким и дед мог ей ничего не рассказать. Ее дочка как-то приезжала к нам в гости со своим сыном, но от семейной истории она была довольно далека.

Это огромная проблема не только нашей семьи, но и множества семей в России. В нормальном обществе родственные связи поддерживаются, несмотря ни на что. К сожалению, у нас общество чудовищно разрушено. Огромные вынужденные перемещения, вызванные и Первой мировой, и Гражданской, и многократными репрессиями, и коллективизацией — все это разрушило нормальную структуру общества. Разрушение связи между частицами почвы превращает ее в пустыню. Так и здесь. Без внутренних связей общество лишается иммунитета и умения самоорганизации. У нашей страны очень трагическая и трудная история. И преодолевать это 70-летнее уничтожение связей между людьми, уничтожение общественной структуры, уничтожение социальных навыков трудно. Но надо пытаться.

Почему важно изучать историю семьи

Раньше заниматься историей семьи было не очень принято. Я знал, что у нашей семьи есть дворянские корни, что много родных попали под каток репрессий, но в семье говорить про это было трудно. А когда у меня появился интерес к семейной истории, задать вопросы было уже некому. Поэтому мой совет всем: не откладывать — пока есть те, кому можно задать вопросы, лучше их задать.

Я начал заниматься изучением истории семьи, потому что, с одной стороны, мне стало просто интересно узнать, как она сложилась. Потому что у нас в семье были интересные точки пересечений разных линий.

Например, мои бабушки встретились на Дальнем Востоке еще до рождения мамы. Оба дедушки жили в Уфе в одно и то же время на одной и той же улице, но никогда не встречались и не были знакомы. Мне было любопытно во всем этом разобраться.

А если говорить о глобальной мотивации для изучения истории семьи — для меня это понимание, что люди, живущие в стране, важнее, чем государство. Существует и активно продвигается противоположная идея: что люди — это винтики, а государство превыше всего. Нет. Государство — это конструкции, это чиновники, которые приходят и рано или поздно уходят, сменяя друг друга. Гораздо важнее страна, то есть люди, которые ее составляют. И у каждого человека есть история семьи.

Конечно, в давнюю историю залезть сложно, но по крайней мере до XIX века практически любую историю семьи можно проследить. Не знаю, насколько убедительно это звучит, но у меня мотивация именно такая.

У меня в планах есть поездка в Уфу. Хочу посмотреть на здание реального училища, где учился дед и где директорствовал прадед, на другие места, где бывали предки по разным линиям. К сожалению, никого из тех, кому это было бы больше всего интересно, уже нет на свете. Но по крайней мере какие-то фрагменты истории семьи мною собраны. Следующим будет легче.

Об институте смертной казни

Современные призывы вернуть смертную казнь, на мой взгляд, это скорее поиск популярности в электорате, чем готовность воплотить свои слова во что-то реальное. Ведь многие люди любят отвязных политиков, которые могут сморозить вот такую «умную» вещь и призвать вернуть смертную казнь. Говорить об этом всерьез сложно — слишком много раз было доказано, что смертная казнь не влияет на снижение уровня преступлений. Да и инстинкт самосохранения у многих во власти есть.

Дело в том, что это вопрос культуры и уровня развития общества. Мы же знаем, что в некоторых странах, которые считаются передовыми, цивилизованными, смертная казнь до сих пор существует. В тех же Соединенных Штатах, например, смертную казнь частично пока еще применяют, хотя к человеческой жизни там относятся довольно внимательно. Смертная казнь существует там скорее как инструмент мести, потому что в ряде штатов родственники жертв могут присутствовать при казни. Откровенно говоря, это довольно дикая идея, которая показывает природу этой самой смертной казни. Никакой пользы от смертной казни нет.

А для истории нашей страны вопрос смертной казни распадается на два: это вопрос ничем не ограниченного применения смертной казни с 1917 по 1953 год и вопрос пренебрежительного отношения к человеческой жизни. В нашей стране применение смертной казни привело к утрате понимания, что человеческая жизнь — это основная ценность. Отчасти это и следствие перевернутой шкалы ценностей: десятилетиями в Советском Союзе насаждалась идея, что важно государство, а человек — это расходный материал, который можно использовать в государственных целях и интересах. Отсюда эта известная формула — «Бабы новых нарожают». Нет, человеческая жизнь важна сама по себе. Она не государством дана. Пренебрежение человеческой жизнью — это то наследие, которое нам придется преодолевать.