Василий Селиванов: «Не хочу тратить жизнь на чужие представления о правильном»
Стиль первые лица
Развитием городской среды может заниматься только человек по натуре неугомонный, не способный сидеть на одном месте и кого-то слушать, но имеющий силу воли довести идею до конца, как бы долго и тяжело это ни было. Девелопмент — это про длинные циклы и личную ответственность, уверен глава холдинга Legenda Intelligent Development Василий Селиванов. Готовность играть «вдолгую», принимать решения и отвечать за них помогают ему побеждать в гонках на выносливость — и в бизнесе, и в спорте.
Фото: Legenda
Фото: Legenda
Фото: Legenda
Вы же по образованию — не строитель?
Сейчас я понимаю, что, наверное, строитель по генотипу. И с этим ничего не сделаешь. Судьба развернула и поставила меня туда, куда я должен был встать. Но изначально я не собирался быть строителем, причем именно осознанно не хотел. У меня и дед, и отец — строители. Отец строил, например, высокогорный комплекс «Медео». Это одна из главных строек Советского Союза, где собственно каток — маленькая «брошка» в сложнейшем комплексе селезащитных сооружений, защищающих Алма-Ату. Когда реализуются серьезные инфраструктурные объекты, все остальное строительство идет «до кучи»: и жилье, и детские сады, и лагеря, и школы… Я видел этот режим работы, бесконечные объекты, сколько сил и труда уходит, но меня это не увлекало и не интересовало. Я точно не хотел никакой стройки. Учился в Петербурге, в ФИНЭКе (и родители мое решение поддержали), на факультете «Финансы и кредит», потом специализация была «Банковское дело». Мечтал быть банкиром, таким кастовым «белым воротничком».
Что же пошло не так?
Я с четвертого курса уже работал в банке. И все шло, как я хотел, пока шеф не дал мне папку с надписью «Выпуск жилищных сертификатов Санкт-Петербурга» и не поручил разобраться в жилищных сертификатах, в финансировании жилищного строительства. Дескать, «надо понимать и контролировать стройку». Банк должен был стать гарантом выпуска и погашения этих сертификатов, а для этого нужно было погрузиться с головой в стройку.
И вам это стало интересно?
Очень интересно и ново, потому что это впервые кто-либо делал в России. Эта форма финансирования жилищного строительства была гораздо более совершенна, чем тогдашняя безумная «долевка». Очень крутая форма. Я по ней потом и диплом защитил на кафедре банковского дела, и диссертацию подготовил.
Конечно, мы в это дело погрузились с головой, а когда поняли, что вроде разбираемся в строительстве, руководитель сказал: чего компетенцию просиживать, давайте работать со строительными компаниями, делать для них специализированные банковские сервисы. И пошло-поехало.
С 1997 года я занимался банковским сопровождением строительства. В число компаний, которые мы обслуживали и кредитовали, попала тогда еще небольшая «Петербургская недвижимость». У меня сложились хорошие отношения с ее руководителями, и в какой-то момент они задали мне вопрос: «Может, тебе интересно теперь этим всем позаниматься изнутри, а не смотреть на стройку из замочной скважины банковского сейфа?» Такая фраза была. И я стал финансовым директором «Петербургской недвижимости». А потом — генеральным директором девелоперского блока. К тому времени я действительно понял, что из банка мои преставления о стройке оказались очень наивными, на самом деле все сложнее.
В какой момент вы поняли, что уже не финансист, а девелопер?
Еще будучи финансовым директором. Когда стал ездить регулярно по стройкам и тесно взаимодействовать с директором по строительству, слушать и понимать. Когда, глядя на цифры, стал видеть за ними реальные стройки. Все дома, которые мы тогда строили, я отношу к своим. Я осознал, что «все, я строитель», на первом Дне строителя. Это большой праздник в моей семье и с тех пор — в моей жизни.
А как появилась «Легенда»?
Это был переход к мечте. Ответ на огромное количество мыслей вроде «а что ты сам хотел бы сделать» и «готов ли ты что-нибудь сделать под свою ответственность». Компания «Петербургская недвижимость» (тогда уже Setl) развивалась активно, и я внес в это свой вклад, в жизни (и профессиональной, и личной) все было хорошо и интересно. Но было ощущение «сейчас или никогда».
Из-за невозможности реализации собственных идей и проектов?
Нет. Взгляды на развитие компании в чем-то совпадали, в чем-то нет, и это нормально. Но я себя считаю командным человеком, без амбиции «я должен быть первым». Наверное, я мог бы долго и эффективно работать в Setl. Просто стало тикать внутри, что время-то ускоряется, сделать хочется много, а главного ресурса будет все меньше.
Это было самое сложное в жизни решение и самое сильное внутреннее переживание, которое я тогда назвал «выход из самолета без парашюта». Все хорошо, работы много, компания растет, объемы растут (уже тогда пошли проекты КОТ), а я выпрыгнул в буквальном смысле в никуда. И как-то надо не разбиться, приземлиться — и приземлиться там, где нужно. Иногда дух захватывает от авантюрности этого решения.
Вы не жалеете о принятом решении?
Конечно, не жалею. В этом году «Легенде» будет 14 лет, это уже бoльшая часть моей профессиональной жизни. Со временем пришло глубинное осознание того, что результат работы остается надолго, ведь цикл жизни современных объектов — от 150 лет. И ты не можешь эту компьютерную игру перезагрузить и начать заново. Или просто стереть этот файл. Если ты сделал неудачную партию сосисок — ее съели и забыли, можно сделать новую. А с недвижимостью так нельзя. Это ощущение ответственности перед городом, перед людьми на многие-многие десятки лет.
Это вас не тяготит?
Я дружу с ответственностью. И считаю, что в бизнесе, в девелопменте очень важна личная ответственность. Финальное решение принимает один человек. Поэтому я не люблю, например, совместных проектов. Я делаю то, что считаю нужным, и готов за это отвечать. Есть партнеры, выполняющие свои функции (инвесторы, банки), но я никогда не позволю корректировать мои решения в операционном управлении и уж тем более в сути проекта. И не пойду на такие проекты.
Как не стану заниматься fee-девелопментом — это даже не вопрос денег. Мне просто не хочется тратить дни, месяцы и годы своей жизни на чужие представления о правильном. Мне интересно реализовывать то, что я считаю правильным.
То есть вы не стали бы строить объект «под заказ»?
Проект, который со мной не соотносится,— не стал бы.
Даже если это проект вроде «Медео»?
Все зависит от того, насколько государству нужны мой опыт и моя ответственность. Я не хочу компромиссов. Среди огромного количества людей, участвующих в проекте, всегда есть те (к сожалению, их порой большинство), кому нужно решение, в котором не будет никакой личной ответственности. А такие решения всегда «серые» — ни то, ни се, и получается полурезультат. Как писал Чехов («Человек в футляре»): «Как бы чего не вышло». С таким отношением ничего не сделать. И если так сложится, что стране понадобится мой опыт в каком-то значимом проекте, ключевым условием моего участия будет абсолютная свобода действий и ответственность за них.
А что вы подразумеваете под интересными и неинтересными проектами?
Каждый проект, как бы пафосно это ни звучало,— все равно дитя, которое ты придумал, создал, вырастил и пустил в эту длинную-длинную жизнь (длиннее человеческой). Все, что ты сделал, все твое развитие, вся твоя жизнь измеряется этими объектами. И ты, глядя на них, помнишь себя в динамике: как ты тогда думал, почему принимал такие решения. Есть объекты, которые давно сделаны, а я горжусь ими до сих пор и считаю, что в тот момент лучше нельзя было сделать.
Мне неинтересно купить поле, разделить его на 40 очередей и «колбасить» из панели очередную Третью улицу Строителей. Переложить свою жизнь на эти очереди под копирку — нет. Я не хочу, чтоб моя следующая микрожизнь была такая же, как предыдущая. И уж тем более — такая же серая.
Поэтому мы всегда что-нибудь придумываем. Моя задача (и задача людей, с которыми я работаю и в которых я верю) — чтобы каждый наш проект был лучшим в локации и улучшал среду, а не пользовался ею. Чтобы он перевел состояние окружающей городской среды на следующий уровень. В этом, собственно, и заключается девелопмент: чтобы завтра было лучше, чем вчера.
То есть каждый без исключения объект «Легенды» отвечает вашему личному представлению о том, как должно быть?
Работа архитектора и девелопера — это соавторство. И если это партнерство, то получится хороший результат. Если каждый из этого дуэта немножко себе на уме и нет откровенности — это приводит к плохим последствиям. Когда соавторство складывается, тогда объект получается таким, каким я его себе видел и представлял. Есть архитектурная концепция, есть огромное количество деталей, которыми проект обрастает, но у меня нет проектов, про которые я бы сказал: «Не, я бы сделал по-другому». И не дай бог кому-то из моих коллег на рынке такое наказание.
Как изменились стандарты проектирования и строительства с момента выхода на рынок «Легенды»?
Когда мы стартовали, рынок объективно был слаб. Он не был рынком покупателя, компании конкурировали тем, что одну и ту же «так себе конфету» запаковывали в разные обертки. Мы понимали, что нужно сделать просто хорошо, и это уже спровоцирует и толкнет рынок. И мы это сделали. Но сегодня эффект низкой базы выбран, очевидные вещи уже стали почти стандартами. Я считаю себя человеком, который рынок этот сдвинул и поменял.
Ваши коллеги по отрасли считают так же?
К счастью, да. Именно об этом мне многие коллеги и сказали. И, конечно, не я один его сдвигал. Есть компании-пионеры, есть компании-визионеры. И мы прекрасно понимаем, кто этот рынок менял. Не надо даже перечислять — все всё понимают. Кто этот рынок тормозил и кто этот рынок развивал — все хорошо об этом знают.
Может ли трендсеттер позволить себе экспериментировать?
Экспериментировать с рынком надо аккуратно. Есть вещи, которые не нужны. Не надо в жилом доме пытаться сделать все. В Китае есть большие жилые комплексы (400 тыс. кв. м), откуда можно не выходить месяцами — там есть все. Не думаю, что это правильно. Не должно быть моногородов внутри города. Жилье — это все-таки семейное, личное пространство. А город должен оставаться городом. В городе надо жить, по городу нужно гулять — выходя из личного пространства. Городом нужно пользоваться как комфортной развитой средой. Город нужно любить, и в городе нужно жить. Есть здравый смысл — и есть инновации. Нужно, чтобы они дружили. Многие атрибуты продукта (особенно у компаний-новичков) опять уходят в оберточное навязывание, а можно было бы эти деньги направить на качество базового продукта. Тем более что (и это моя боль, «плач Ярославны») у девелоперов все меньше и меньше остается возможностей сделать лучше, чем было.
И все-таки планируете ли вы воплощать какие-то новые идеи?
Любые новации на рынке недвижимости имеют критерий достаточности и целесообразности. Самое сложное (это, наверное, внутреннее визионерство) — понять, что «вот это рано, не готовы, не оплатят, не созрели», «вот это уже есть», а «вот это мы попробуем, посмотрим, покачаем, подтолкнем». Если говорить о том, есть ли еще чем удивлять,— да, есть. Вопрос в том, насколько экономически оправданны эти инвестиции, насколько адекватно мы понимаем взросление потребителя.
А на что, кроме работы, хочется (и получается ли) тратить время?
Очень много чего хочется делать больше, чем я могу этому уделить внимания. Например, больше бывать дома, что-то там сделать. Дом — это тоже такой сложный космос со своими девелоперскими циклами. Я очень люблю, когда мы с семьей вместе готовим. Это тоже созидание, ты делишься своей энергией, теплом, добром, своими представлениями о вкусе. Я увлечен кухней, меня это переключает.
Я за параллельные треки: если у тебя есть «иные миры», увлечения и темы, то достижения в них однозначно помогают и пробивают какие-то пределы в других твоих треках, в том числе в работе.
И какой трек самый любимый?
Мое основное хобби — автоспорт. Я вообще люблю машинки. Наверно, не наигрался в детстве. Собираю коллекцию автомобилей 1980–2000-х, люблю кататься, а с 2014 года участвую в автогонках. В немецком открытом чемпионате гонок на выносливость на самой легендарной и известной в мире кольцевой трассе Нюрбургринг. Ее еще называют «Нордшляйфе» («Северная петля») и «Зеленый ад» — потому что это самая сложная и опасная трасса. Кстати, когда проехал эту трассу впервые, еще пассажиром с моим другом и гоночным напарником,— я вышел и сказал, что больше никогда здесь не поеду. Но вскоре понял, что уже не смогу без этого обойтись. Гонки на этой трассе очень длинные, минимальная продолжительность четыре часа, а культовая — «24 часа Нюрбургринга», и мы дважды ее выигрывали. В 2019-м мы стали первыми русскими в истории, у кого получилось выиграть и 24-часовой марафон, и чемпионат.
То есть вам не хватает адреналина?
Я люблю ощущение (и в горных лыжах, и в гонках), когда ты все время «на грани»: подходишь к пределу, но не заходишь за него. У меня есть своя теория хорошего и плохого адреналина, надо сокращать плохой и увеличивать хороший. Вместо того чтобы тратить нервы на всякие «прилеты», нужно самому (собственноручно, по собственному желанию, в трезвом уме и твердой памяти) создавать себе состояние «на грани» — на пределе концентрации, на пределе реальности. Для меня гонки — это глубокий Ctrl+Alt+Del. И не только, когда ты за рулем. Ты уезжаешь в мир, где ничем другим заниматься не можешь. Тренировки, работа в команде, тактика и стратегия, твой вклад в результат, твоя ответственность (опять же) и твои риски — все это исключает саму возможность думать о чем-то другом. Когда провожу там несколько дней, по-новому смотрю на какие-то вещи. Ну и, конечно, главная поговорка в нашем «Зеленом аду» звучит так: «Чтобы финишировать первым, нужно финишировать». Вот это состояние — оно мое.