Мама, папа и сироты

В российских детских домах — 30 тыс. детей. Большинство, особенно маленькие, очень хотели бы иметь семью. Но взрослых, готовых их усыновить или опекать, на всех не хватает. «Детские деревни — SOS» развивают сразу несколько способов решить эту большую и очень тяжелую проблему. 12 июня исполнительный директор «Детских деревень» Николай Слабжанин получил Государственную премию за достижения в сфере благотворительности. Что он с коллегами придумал?

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Дежурство по Сереже

«Детские деревни — SOS» есть почти всюду. Первая открылась вскоре после Второй мировой в австрийской провинции Тироль. А первая в России — 28 лет назад в поселке Томилино под Москвой.

От электрички мы дошли за пять минут: «деревни-SOS», несмотря на название, не строят на отшибе. Их жители учатся в обычных школах, ходят в обычные поликлиники и магазины. Так дешевле — не нужна особая инфраструктура. И детям лучше — шире и разнообразнее круг общения. За решетчатым забором и зеленью лип — полтора десятка одинаковых живописно разбросанных домиков. В каждом живет по многодетной семье. Нас ждет на чай самая большая — двое родителей и 14 детей.

Признаюсь, помимо проблемы сиротства меня интересовал чисто бытовой вопрос: как выжить при таком количестве детей. Помню, сколько у нас бывало к вечеру разбросанных игрушек при всего лишь двоих. А здесь — в семь раз больше.

У входа — высокая этажерка, плотно уставленная тапочками, ботинками, кроссовками. На втором этаже — семь детских. В гостиной — длиннющий стол, за которым сейчас свободно — дома всего четверо детей.

В «Деревнях» — правило: гости не обсуждают с детьми их прошлое, которое часто травматично. А настоящим, мне кажется, они довольны. Ведут себя свободно и приветливо, хотя, конечно, возятся и хихикают. Слабжанин с Дмитрием, отцом семейства, начинают долгую умную беседу, а 12-летняя Аня ведет меня показать дом и заодно объясняет, как устроена их жизнь.

— Я каждый день раздаю всем задания,— говорит она.— Например, Сережа лестницу подметает, Максим моет посуду, Дима чистит грязный угол — в прихожей, где обувь. А я проверяю. Если плохо, заставлю заново убирать. Потом проверяет папа.

Главное наказание, если что не так,— зубришь таблицу умножения. А еще Аня готовит.

— Рецепт мясного супа вот какой,— поднимает она глаза к потолку.— Сначала режу туда картошку, потом кладу мясо… А, нет, мясо сначала… Надо у мамы спросить.

— И все мы дежурим по Сереже,— вступает мама Татьяна.— Читаем с ним по часу. Это, кстати, меньше чем раз в неделю на каждого.

Проблема сиблингов

Для основателя «Детских деревень» Германа Гмайнера приемным родителем считалась женщина старше 35, бездетная или с уже взрослыми детьми. Долгое время так и оставалось. Но сейчас по-другому. Из 158 семей в шести российских «деревнях-SOS» больше половины — полные. В Кандалакше есть даже одинокий приемный папа. А еще у Татьяны с Дмитрием есть свои четырехлетние дети-двойняшки. Больше Татьяна рожать не могла. А детей хотелось. Думали об усыновлении, общались с соцслужбами. И вдруг выясняется, что можно взять в опеку, но сразу девять! Сиблинги, их нельзя разлучать, и шансов найти новую семью у таких детей немного — кто же на такое решится? «Деревни-SOS» — как раз для таких сложных случаев.

Организация сотрудничает с социальными службами, поэтому заодно супругам предложили переехать в «деревню-SOS» — и они решились. Вместо двух детей стало 11. А потом у Татьяны умерла сестра, и она взяла к себе племянников. Теперь в детских — двухъярусные кровати.

Вот так и образовалась эта семья. Девять светловолосых, а племянники — шатены. Я спросил у белобрысого Сережи и темноволосого Максима, как они между собой общаются, часто ли ссорятся. Мои старшие дочки в таком возрасте даже дрались.

— Никогда не ссоримся. Мы же братья,— говорит Сережа.

Богатые и бедные

Дмитрий и Татьяна не работают — как быт ни организуй, свободного времени при 14 детях нет. Но «Детская деревня» берет на себя все коммунальные расходы и предоставляет психотерапевтов — их помощь таким семьям всегда нужна — и других специалистов. А вот с деньгами устроено хитро. Опекуны получают от государства компенсацию расходов и вознаграждение за свой труд. Сколько — зависит от возраста, состояния здоровья ребенка и т. п.

— А главная проблема в том, что сумма еще и сильно меняется по регионам,— вздыхает Слабжанин.— В Москве доходит до 20 тыс. руб. на ребенка, а где-нибудь в Орловской области — тысяч пять. Ну как прожить на такие деньги? Мы исходим из средней зарплаты в аналогичной профессии — у учителя, воспитательницы детского сада. Если государство дает меньше, доплачиваем.

В «Детских деревнях — SOS» сейчас 489 детей. А сколько должно быть в идеальном мире?

— Не все сироты хотят жить в семье,— говорит Слабжанин.— Некоторым, особенно кто постарше, в детском доме нравится: там компания, меньше надзора. Но абсолютно точно постоянный родитель нужен ребенку до четырех лет — для нормального психического развития.

А главная проблема вообще в другом. Из 30 тыс. детдомовцев лишь у 20–30% нет обоих родителей. Остальные — дети, чьи родители лишены родительских прав. Чисто экономически самое выгодное — предупреждать такие случаи, считает Слабжанин. То есть помогать семьям в трудных ситуациях, которые чаще всего связаны с алкоголем.

Это второе главное направление «Детских деревень». Некоторые семьи временно переселяют в одну из «деревень» — в Томилине сейчас живет одна такая семья. Кому-то арендуют квартиру. Других поддерживают по месту жительства. Слабжанин уверяет, что большинству удается помочь. В прошлом году «Детские деревни» уберегли от распада 2052 семьи с 3193 детьми. И это стоило меньше, чем содержание 500 детей в «SOS-семьях».

Человек с планшетом

Чаепитие закончилось, и на улице я задал Слабжанину неудобный вопрос. Дело в том, что отзывы о «Детских деревнях» бывают двух видов. Очень благодарные — о самой работе. И очень раздраженные — о молодых людях с планшетами, которые назойливо убеждают прохожих пожертвовать на сирот.

— Эта схема, «Прямой диалог», у нас уже десять лет,— говорит Слабжанин.— Мы долго думали, прежде чем ее ввести. Понимаете ли, хорошо собирать на лечение детей. Это первое, на что все готовы жертвовать. Следом идут бездомные животные. А сироты — после кошек и собачек. Люди плохо понимают проблему. Тут нужен личный контакт.

Агентов «Прямого диалога» примерно 150, их ищет аутсорсинговая компания. А «Детские деревни» обучают, анализируют результаты и проверяют методом тайного покупателя. Прежде всего агент должен хорошо понимать, что «продает», в чем смысл «Детских деревень», говорит Слабжанин. Ну и быть настойчивым, но не чересчур. Результат? Из примерно 700 млн руб. ежегодного бюджета «деревень» половина приходится на «Прямой диалог».

Но тут беседу прервали: из дома вышел мой друг Сережа, которому пинать мяч, кажется, нравится больше, чем читать вслух. «Дайте пас»,— попросил он. Я дал, но мяч перехватил другой парень. И нам стало не до финансов.

Алексей Каменский, главный редактор «Русфонд.Медиа»