«Страховой бизнес вырос из денег, которые сгенерировал сам»

О том, почему в России развитием страхового рынка традиционно занимается не государство, а сами его участники, и чем важна их самоорганизация, в интервью «Ъ-Страхованию» рассказал бывший вице-президент Всероссийского союза страховщиков и бывший председатель президиума Российского союза автостраховщиков, председатель совета Национальной ассоциации обществ взаимного страхования Игорь Жук.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Вспоминая события 30-летней давности и создание Всероссийского союза страховщиков (ВСС), участники рынка называют вас «мотором введения ОСАГО». Как это происходило?

— В середине и конце 1990-х получило широкое распространение зарплатное страхование. Тогда многие предприятия были на картотеке, то есть деньги, поступающие на их счета, мгновенно списывались в погашение долгов, и вследствие этого не было возможности платить зарплату. И заключались договоры со страховщиками, позволявшие выплачивать сотрудникам некие страховые ссуды или страховые выплаты, которые потом предприятием погашались.

Эти схемы вызывали много критики, даже иногда их тоже называли полукриминальными — отчасти из-за того, что они позволяли минимизировать налогообложение. Хотя на самом деле эта финансовая схема была абсолютно законна, легальна, не было ни одного уголовного дела, связанного с ее использованием.

Это был огромный бизнес, в масштабе страны речь шла о миллиардах долларов ежегодно — такие аннуитетные выплаты получали, если не ошибаюсь, даже сотрудники силовых ведомств.

И это был бизнес для растущих компаний — этаких молодых бульдогов. Лидеры рынка в период, когда все это работало, получали премии в сотни миллионов долларов в год на таком страховании — тогда это были огромные деньги. Это был большой плюс для рынка, поскольку бизнес получал прибыль, капитализировался, зарабатывал сам, а не получал деньги в некотором роде в подарок от государства, как иногда банковская система.

То есть страховой бизнес во многом вырос из денег, которые сам и сгенерировал. Это важная вещь, о которой часто забывают, а нынешний регулятор ЦБ, кажется, об этом и не знает даже. А это знание необходимо, чтобы понять, почему 30 лет назад был создан ВСС.

— Было осознание того, что нужно самим создавать себе поле для деятельности?

— В 1994-м стало понятно, что рынок развивается, закон есть, страховой надзор есть и есть набор востребованных продуктов. Но в то же время было представление, что развивается он хаотично, на нем тысячи компаний, и возникает вопрос не просто координации, а вопрос создания профессиональной среды, выработки совместных планов развития, профессиональной подготовки кадров, лоббирования интересов отрасли. Поскольку рынок сам себя создавал, необходимо было ходить по кабинетам, рассказывать чиновникам и законодателям, что и как. Собственно, в этих целях и был создан ВСС, точнее, два союза — чуть раньше, в 1993-м, был зарегистрирован Страховой союз России, куда вошли крупные компании с госучастием, через пару лет эти союзы объединились.

— Какие проблемы были при этом самые острые с точки зрения профсообщества?

— Вопросы введения в России некоторых видов страхования, которые должны быть востребованы. Именно тогда я впервые принял участие в дискуссии по поводу ОСАГО. Ситуация действительно казалась странной: в России десятки миллионов машин, но, в отличие от всех стран Европы, в которую мы тогда стремились, у нас нет страхования ответственности.

— У вас была мотивация заниматься лоббированием именно ОСАГО?

— Можно было пытаться развивать страхование жилья, ДМС и т. д. Или попытаться сделать ОСАГО как обязательное страхование по всей России. Это была моя мотивация. Несколько лет работы привели к тому, что в 2002 году закон появился, с 1 июля 2003 года он стал работающим, а с 1 января 2004-го — реально работающим: тогда появился штраф за отсутствие ОСАГО.

— Что еще, помимо ОСАГО, было тогда в фокусе внимания ВСС?

— Очень много вопросов. Но главный, принципиальный момент: необходимо было страхование делать массовым. Страховые компании готовы были к выходу на массовый розничный рынок, но для этого требовалось понимание общества. Чтобы пришло понимание, что страхование — это для потребителя и в интересах потребителя. Для этого и надо было делать союз как публичную открытую площадку, в рамках которой страховщики работают в интересах общества в целом, а не только своих компаний. И в этом плане мы прошли большой путь: эволюция от местечковой заинтересованности отдельных компаний до большого профессионального союза состоялась.

— И как, по-вашему, общество воспринимало и воспринимает ваши аргументы? И воспринимают ли их те, на кого были направлены ваши лоббистские усилия,— законодательная и исполнительная власти?

— Далеко не в той мере, как хотелось бы. К сожалению, у нас многие виды страхования появлялись, рождались лишь при наличии некоей большой беды. Скажем, в 2009–2010 годах был большой неурожай. Что, соответственно, делает страховое сообщество? Мы подготовили законопроект, нашли заинтересованные структуры в Минсельхозе и депутатском корпусе, и был принят закон о страховании от неурожая с господдержкой — уже 13 лет действует. А вот для того, чтобы убедить власти достать из запасников и принять лежащий к тому времени пять лет на полке закон о страховании опасных объектов, к сожалению, понадобилась страшная катастрофа — крупнейшая авария на Саяно-Шушенской ГЭС с человеческими жертвами.

У депутата или чиновника тема страховой зашиты стоит не на первом и даже не на десятом месте — мало кто думает о системном страховании, никому времени не хватает.

Посмотрите, что происходит в этом году: во время паводка затопило целый ряд сибирских городов. Что делают депутаты? Подготовили новый законопроект, который пытается реанимировать прежний, принятый еще в 2018 году.

— По сравнению с 1990-ми, о которых мы говорили, количество страховых компаний в России сократилось примерно в 30 раз…

— Процесс сокращения количества имеет два аспекта. Первый — позитивный: уходят с рынка игроки, которые имеют плохую финансовую устойчивость — таких были тысячи. Второй аспект связан с тем, что крупный федеральный бизнес при этом подбирает под себя бизнес региональный, а это иногда приводит к отсутствию активной работы с потребителями на местах — в условном Орске. При этом мелкий страховой бизнес вполне может существовать и быть финансово устойчивым. Сейчас в большинстве регионов местных компаний нет вообще. Поэтому мне кажется, что в случаях, когда речь идет о небольших специфических местных рисках, ставка на крупные федеральные компании — это ошибка.

— В 2011 году вы ушли из бизнеса и долго работали руководителем органов страхового надзора. Ваше отношение к предложениям и идеям участников рынка в этот период поменялось?

— У нас всегда был вопрос, как развивать рынок страхования. Понятно, что ВСС этим занимался, но вот кто должен делать это от имени государства, какой орган ближе всего к вопросам развития? В 1990-х была большая дискуссия, должен за это отвечать Минфин или Минэкономики. Поскольку Минфин — это скорее надзор и регуляторная база, а развитие в целом, наверное, ближе к Минэкономики. И как раз тогда была неплохая конструкция: Минэкономики пыталось развивать рынок, а Минфин регулировал его. Потом все это перешло в Минфин, потом — в ФСФР, а в 2013-м — в Банк России. Закончилось все очень просто. У нас теперь не мегарегулятор, а меганадзор, по крайней мере с моей точки зрения. В том, что этим занимается Банк России, есть огромное количество плюсов для страхователей: есть масса вещей, которые не сделал бы никто, кроме Центробанка, по собственному опыту могу сказать, что та же ФСФР и ЦБ — это совершенно разные возможности.

Но вот именно развитие — большая проблема. Чрезмерное увлечение надзорными функциями увеличивает стоимость страхования, делает его менее доступным для потребителя и интересным для бизнеса.

— Сейчас, после ухода из ЦБ, вы что-то лоббируете на страховом рынке?

— Да, можно сказать, пользуясь вашей терминологией, что работаю «мотором некоммерческого страхования». Это позволяет решить многие проблемы, например запустить все-таки региональные программы страхования жилья, особенно в зонах потенциальных стихийных бедствий. Сейчас это не работает, поскольку, условно, губернатору нет смысла тратить силы и договариваться со страховщиками — в случае чего он их потратит на поход в Минфин с просьбой о помощи за счет федерального бюджета. Некоммерческое же страхование позволяет не отдавать премии крупному страховщику федерального уровня, а оставлять деньги в регионе, обобществлять их, аккумулировать годами в специальном фонде. Это низкочастотные риски, для них это нормальная практика, в развитых странах через подобные механизмы собирается 30–50% страховых премий.

Уверен, что сейчас развитие страхования будет проходить при условии доверия потребителя к страховщику, его продукту. А это и есть основы взаимного страхования: сам у себя страхую автоматически означает, что доверяю страховщику и не переплачиваю посредникам. Некоммерческое страхование позволяет накапливать резервы в безубыточные годы, активно использовать потенциал предупредительных мероприятий. Это мировой опыт, мы этот путь тоже должны пройти.

Беседовал Петр Рушайло