«Недобросовестные соседи всегда ломают рынок»

О становлении российского страхового рынка и роли в этом процессе государственного регулирования и профессиональных объединений страховщиков в интервью «Ъ-Страхованию» рассказал Илья Ломакин-Румянцев, в 1990–2000-х возглавлявший департамент страхового надзора Минфина и Федеральную службу страхового надзора.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«В конце 1980-х в СССР было очень небольшое количество людей, понимавших тонкости страхового рынка»

— Как 30 лет назад, когда создавался ВСС, выглядел страховой рынок, какую роль на нем играли профессиональные ассоциации и что дало их объединение в рамках ВСС в 1996-м?

— К середине 1990-х на рынке было два крупных профобъединения — ВСС и Страховой союз России. При этом принципиальных разногласий не было: страховому сообществу в целом было понятно, какие изменения необходимы.

— И какие?

— К 1994 году в России оказалось 3,5 тыс. страховых компаний, которые занимались страховым делом в силу своеобразных представлений о том, чем должны заниматься страховщики. Поэтому одной из первых задач было возобновление доверия к страховщикам или, если угодно, создание этого доверия заново. Потому что в советское время при всех ограничениях и минусах, которые были присущи Госстраху, население в целом ему доверяло.

Вторая задача, в некоторой степени связанная с первой, состояла в том, чтобы донести до предприятий и населения понимание того, что они сами должны отвечать за свои риски — как имущественные, так и неимущественные, а не надеяться на то, что государство за счет бюджета закроет все убытки. Для решения обеих этих задач необходимо было убрать с рынка недобросовестных страховщиков.

— Вы говорите об отсутствии доверия. А недовольство было? Много жалоб приходило на недобросовестных страховщиков?

— Очень много. Счет шел на тысячи в месяц, и это на, мягко говоря, не особо развитом рынке.

— Как же тогда вообще выживали страховщики, да еще в таком количестве? Где они брали клиентов при подобном всенародном недовольстве?

— Наряду с большим количеством жалоб было и много довольных клиентов. Особенно довольны были компании, которым страховщики помогали уходить от налогов, во второй половине 1990-х — начале 2000-х популярны были зарплатные финансовые схемы, налоги для предприятий тоже «оптимизировались». Были и обычные граждане, довольные качеством услуг,— все-таки наряду с недобросовестными на рынке присутствовало много приличных страховщиков, которые вполне достойно и ответственно работали.

— Сами страховщики насколько были заинтересованы в очистке своих рядов — как на уровне компаний, так и на уровне союзов?

— По-разному. Добросовестным страховщикам это было совсем некстати, а недобросовестным, конечно, не нравилась зачистка.

— Из тех 3,5 тыс. страховых компаний к настоящему моменту осталось менее 130, то есть их количество за 30 лет уменьшилось в 30 раз. Очевидно, что большинству такие процессы не могли нравиться. Как же в них участвовали страховые союзы, где все решается большинством голосов?

— Большинство участников рынка не было заинтересовано в его очищении, это правда. Однако нужно понимать, что на начальных этапах здесь главную роль играли не участники рынка, а государственные надзорные органы. Мой любимый образ надзора — это садовник. Не полицейский, не спецслужба какая-нибудь, а именно садовник. Его задача сделать так, чтобы сад рос красиво и разнообразно, и не мешать этому саду, чтобы был именно свободный сад, а не регулярный. При этом понятно, что сорняки будут не очень довольны тем, что их выпалывают. Что же касается позиции союзов, то есть одно важное обстоятельство. В силу своей массовости и публичности они не могли в явном виде говорить: слушайте, дайте нам еще немножко поворовать. Поэтому поддерживали практику очистки рынка.

«У страховщиков не было мощного регулирующего органа»

— В середине 990-х или в 1998-м, когда вы возглавили департамент страхового надзора Минфина, кто-то вообще понимал, что происходит на рынке? Он вообще как-то контролировался?

— Он контролировался в основном на входе. Была система лицензирования, довольно своеобразная, надо признать, со всеми издержками, присущими тогдашним традициям. Если говорить о статистике, то ее действительно было немного. И самое главное — не было системы сбора оперативной управленческой статистики, которая позволяла бы оценивать ситуацию быстро. В 1998-м мы начали ее формировать: был задан набор граничных показателей, которые характеризуют деятельность страховой компании, фиксация нарушения этих красных линий, что позволило убирать с рынка недобросовестных участников.

— Что это за красные линии?

— Недобросовестные страховщики обычно характеризовались тем, что они вдруг начинали резко отличаться от остальных. Чаще всего в какой-то момент начинал бить некий финансовый фонтан: резко увеличивались объемы премий, менялась структура резервов, менялись соотношения выплат и премий. Это были внешние признаки, которые позволяли выделять участников рынка, нуждавшихся в более тщательном изучении. Потом проходила проверка, выявлялась природа схемы, определялся характер нарушений законодательства, причем зачастую не страхового, а налогового или таможенного. И, соответственно, принимались административные меры — либо страховым надзором, либо теми надзорными органами, которые отвечали за соответствующее направление.

Правда, это была уже вторая волна зачистки рынка и массового отзыва лицензий — она прошла в середине 2010-х. Первая же, конца 1990-х, была связана с банальным непредоставлением отчетности — не какой-то оперативной, а в принципе. Я тогда только пришел в страховой надзор и с удивлением обнаружил, что более 20% компаний не представили квартальную отчетность. Попросил активизировать работу с теми, кто не представляет, что в переводе с административного на русский означает: всем выписать предписание предоставить в требуемый законом срок под угрозой приостановки действия лицензии. Отозвали кучу лицензий, но, что удивительно, в следующем квартале та же картина, словно бы совсем не у тех отозвали. Пришлось повторить жесткие меры. И так постепенно, шаг за шагом, рынок привык к мысли, что отчетность сдавать необходимо.

— А третья волна зачистки была?

— Да, причем она состояла из целой серии однотипных волн, связанных с повышением минимальных требований к уставному капиталу страховщиков. Логика этих решений была следующая: слишком маленькая компания, которая состоит из трех-четырех человек, реально страхованием заниматься не может, а отсутствие у компании достаточно большого капитала свидетельствует о том, что собственники не готовы доверить ей свои деньги. Тогда сразу возникает вопрос: почему мы допускаем, чтобы ей доверяли свои деньги страхователи? И началось поэтапное повышение требований к капиталу. И тут уже ВСС, участники рынка играли очень большую роль: соответствующие решения государства обсуждались с ними, согласовывались.

Примерно в то же время, в начале—середине 2000-х, появились стандартные правила страховщиков и была реализована ускоренная технология лицензирования — по большому счету, надзорному органу уже ничего не нужно было особо тщательно проверять, кроме финансовых параметров страховых компаний. И начиная с этого момента ВСС, по существу, взял на себя главную задачу — развитие рынка через создание стандартов и через общий контроль за его участниками, то есть возник нормальный механизм саморегулирования.

— А упомянутые вами лоббистские функции?

— Разумеется. Причем для развития российского страхового рынка в силу специфики его регулирования это было особенно важно. Дело в том, что у страховщиков в то время не было мощного регулирующего органа, сравнимого, например, с Центробанком в банковской сфере. То есть такого, который бы не только контролировал деятельность участников рынка, наказывал их, отзывал лицензии и проч., но также бы и создавал условия для развития сектора, выполняя роль своего рода государственного лоббиста интересов индустрии. Эту роль в течение некоторого времени волей-неволей приходилось брать на себя страховому надзору, но все же такая деятельность по большому счету не функция чисто надзорного органа. В 2004 году в Минфине появился департамент финансовой политики, это был достаточно эффективный орган, но для Минфина страхование было лишь одним из направлений, причем далеко не ключевым. Поэтому многие задачи развития страхования приходилось разрабатывать и претворят в жизнь усилиями в первую очередь самого рынка, страхнадзор лишь поддерживал эти инициативы. Так, например, появились закон о страховании ответственности автовладельцев и еще ряд обязательных видов страхования.

«Мы все выходцы из шинели — кто из шинели Гоголя, кто из шинели Дзержинского»

— Насколько было необходимо массовое внедрение обязательного страхования?

— При всех минусах обязательности это неизбежно, особенно в ситуации, когда население не очень склонно к страховой защите своих имущественных интересов. Мы же видим историю недавних затоплений, когда во многих регионах были паводки. Многие возмущались отсутствием компенсаций со стороны государства, хотя, строго говоря, это должно быть зоной ответственности владельцев недвижимости, находящейся в потенциально опасных районах, и они должны страховать свои активы. Если государство хочет им помогать, оно должно помогать так, как, например, помогает аграриям в рамках сельхозстрахования, субсидируя ставки и тарифы. Но при этом и аграрии, и домовладельцы должны осознавать, что значительная часть ответственности лежит на них самих, они должны думать о том, как обеспечить сохранность своих активов. И понимать, что государство поможет, но сначала оно должно убедиться, что собственник сделал все, чтобы минимизировать риски и выполнить свои обязательства.

— Почему за 30 с лишним лет развития страхового рынка в условиях рыночной экономики у населения не удалось добиться этого понимания?

— Мы все выходцы из шинели — кто из шинели Гоголя, кто из шинели Дзержинского, но в любом случае это униформа патерналистского государства. И само государство родом оттуда же. Мы привыкли к тому, что государство, царь-батюшка или еще кто-то расскажет, как нам жить, а в случае беды поможет. Как сделать, чтобы мы вдруг перестроились и начали жить с пониманием того, что собственность, например,— это не только благо, но это еще и большая ответственность,— большой вопрос. В 1990-е годы мы понимали, что два-три поколения должно пройти прежде, чем мы к этому придем.

— Одно уже прошло. Многие считают, что начало было положено с введением обязательного медстрахования в 1993-м. Согласны с такой точкой зрения?

— Если говорить о реперных точках, действительно, было ОМС, про которое никто толком ничего не понимал и до сих пор мало кто понимает, но оно по крайней мере особо не мешало и по кошельку не било. ДМС, кстати, тоже было принято неплохо, но оно касалось относительно узкого круга людей.

— А что, как говорится, не взлетело, хотя в принципе могло бы?

— Взаимное страхование. Мне кажется, что общества взаимного страхования могли бы стать одной из мощных основ рынка. Но пока не стали. Несмотря на то что взаимное страхование отлично подходит для всех некатастрофических равномерных рисков и может удешевить то же ОСАГО, ДМС, страхование недвижимости в дачных поселках. Но это вопрос доверия внутри общества, того, кому вы готовы доверять: корпорации или своим соседям. К сожалению, способности к самоорганизации и коллективным действиям для защиты своих интересов у нас пока немного.

Беседовал Петр Рушайло