«Платонов сделал Воронеж мировым городом»

В июне в рамках международного Платоновского фестиваля в Воронеже была традиционно вручена Платоновская премия. В этом году ее лауреатом стала член-корреспондент РАН, один из самых авторитетных исследователей творчества Андрея Платонова Наталья Корниенко, которая возглавляет Платоновскую группу Института мировой литературы имени А.М. Горького. Она рассказала, насколько значимым в творчестве Андрея Платонова был Воронеж.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— На одной из встреч на фестивале в этом году вы сказали, что Платонов всегда возвращался в Воронеж.

— Это большая тема русской литературы — возвращение на родину, к родительскому очагу, к миру детства и юности. И чем взрослее становится человек, тем чаще он возвращается в свое личное прошлое. А Платонов очень быстро повзрослел. Уже фактически через год после отъезда из Воронежа, находясь в Тамбове, он пишет повесть «Епифанские шлюзы», в художественном мире которой запечатлена не только историческая Петровская эпоха, но и личный опыт губернского мелиоратора, организатора общественно-мелиоративных работ, которые Платонов проводил в 1924–1925 годах.

Воронежские реалии этих же лет найдут отражение в «Городе Градове». К воспоминаниям детства обращена повесть «Ямская слобода»; к воронежским событиям 1920 года — повесть «Сокровенный человек».

Из грибницы блистательных повестей, замешанных на воронежских реалиях, вырастает монументальное здание — роман «Чевенгур». На карте мировой истории и культуры появился город Чевенгур, ставший также своеобразным памятником родной губернии. Встречающиеся в романе многочисленные авторские топонимы, начиная с имени заглавного города Чевенгур, созданы по аналогии с реальными населенными пунктами Воронежской и Тамбовской губерний; практически всем героям-идеологам романа Платонов отдаст глобальные идеи революционного переустройства мира, которым посвящены его публицистические статьи 1920–1922 годов.

В рукописи романа имеется такая пометка для себя, сделанная Платоновым перед описанием страшной сцены уничтожения последних старых чевенгурцев: «Помоги мне, мама, вспомнить и прожить…».

— Но это период, когда Платонов только недавно уехал из Воронежа. Дальше эти возвращения продолжаются?

— Конечно. В 1928 году Платонов пишет рассказ «Областные организационно-философские очерки», посвященный теме образования Центрально-Черноземной области и как бы завершающий сюжет создания ЦЧО, иронически обыгранный в «Городе Градове». Рассказ печатался под заглавием «Че-Че-О», как написанный в соавторстве с Борисом Пильняком. Но это была вторая редакция текста, а основной текст выполнен Платоновым. Об этом свидетельствует рукопись, которая хранилась в семейном архиве, а теперь находится в отделе рукописей нашего института.

Еще одно программное произведение — повесть «Котлован» 1930 года. Кажется, воронежских реалий в этом тексте нет. Но кафельный завод, с которым связаны судьбы главных героев, восходит к Воронежу и воронежскому опыту Платонова. Более того, предшествовавший «Котловану» сценарий «Машинист» представляет чертеж основных деревенских сюжетов раскулачивания будущей повести, а появившийся в сценарии экскаватор восходит к работе мелиоратора. Платонов даже указывает в письме, что фильм должен сниматься на берегу Тихой Сосны, где работает знаменитый экскаватор. Можно продолжить нашу тему и далее. Только назову блистательные рассказы «Река Потудань» (1936) и «Афродита» (1944).

— А можно ли говорить о том, что город, его среда как-то повлияли именно на творческий почерк Платонова?

— Вообще наши знания о биографии Платонова, включая и воронежский период, не отличаются полнотой, хотя воронежский период благодаря работам Олега Ласунского и Елены Антоновой документирован неплохо. Писать он начал рано — стихи, рассказы, статьи. Это был очень яркий дебют «рабочего-философа» 1918–1921 годов. Но потом Платонов резко уходит из литературы. «Засуха 1921 года произвела на меня чрезвычайно сильное впечатление, и, будучи техником, я не мог уже заниматься созерцательным делом — литературой»,— признавался он в своей автобиографии 1924 года. А засуха 1921-го, а затем 1923-го — это страшный голод и всенародное бедствие. Этот уход Платонова из «созерцательной» литературы в практическую деятельность был сознательным выбором и многое определит в его дальнейшей позиции в литературе.

На широко обсуждаемый на рубеже 1920-х — 1930-х вопрос, нужно ли советскому писателю иметь вторую профессию, Платонов даст свой ответ: советский писатель, утверждал он, должен иметь прежде всего первую профессию.

Вряд ли кто из его писателей-современников имел такой опыт знания низовой народной жизни, с которым он вошел во всесоюзную литературную жизнь в 1927 году публикацией первой книги избранных рассказов и повестей «Епифанские шлюзы». Отзывов на книгу было немного, даже появились слухи, что это не мог написать начинающий писатель, столь зрелым было письмо.

— Есть возможность узнать что-то более подробное о воронежском периоде Платонова?

— Архивы давно открыты, их нужно продолжать осваивать. Со следующего года Платоновская группа начнет работать над подготовкой третьей книги нашего издания труда-спутника собрания сочинений «Архив А.П. Платонова», которая будет посвящена производственному и научно-техническому наследию писателя. В двух изданиях писем писателя мы уже печатали деловую переписку «губмелиоратора Платонова», но это лишь крохи пласта его эпистолярия. В этот приезд в Воронеж Платоновская группа начала работать с материалами Государственного архива Воронежской области (ГАВО), открывая десятки новых автографов Платонова.

Не так давно удалось ввести в научный оборот документы ГАВО, посвященные организации огнестойкого строительства в Воронежской губернии. Мы все знали о работах Платонова по электрификации губернии и мелиоративных работах, но не знали, что в 1925 году «губмелиоратору Платонову» была поручена организация огнестойкого строительства в губернии. Горимость сел и деревень в 1924 году была просто катастрофической: по документам Наркомзема, Воронежская губерния числилась среди отстающих по огнестойкому строительству — не работали кирпичные заводы и черепичные мастерские и т.п.

Руководство губернии поручило организацию огнестойкого строительства Платонову. Фактически основы этого направления жизни современной Воронежской области были заложены в 1925 году Андреем Платоновым. Он добивается открытия в уездах губернии первых кирпичных заводов, возобновления работы черепичных мастерских (архивные документы по этой теме опубликованы в последнем выпуске «Страны философов»). И естественно, что его любимые герои, начиная с черепичного мастера Михаила Кирпичникова (повесть «Эфирный тракт», 1926–1927 годы), транслируют и эту воронежскую тему.

— Сейчас местные исследователи активно используют и внедряют термин «воронежский текст», рассказывая о том, как в литературе отражался Воронеж. Платонова в него можно вписать?

— На мой взгляд, это скорее дань моде, когда после «петербургского текста» и по его модели стали образовываться подобные «тексты» в регионах: московский текст, уральский текст, крымский текст, сибирский текст и т.п. Мода пришла и уйдет, а Платонов останется со своей темой родного края. С Воронежем связано много известных имен, но для большинства пребывание в городе было эпизодом их жизни, а Платонов сделал Воронеж мировым городом — благодаря ему он появился на культурной карте мира.

Приезжающие в Воронеж исследователи и любители Платонова едут на реку Потудань и озабочены (на века!) поиском города Чевенгур.

— Платоновский фестиваль закрепляет эти позиции?

— Для популяризации имени Платонова фестиваль дает много. Для Платоновской группы приезд в дни фестиваля в Воронеж — это не только праздник, драгоценные встречи с нашими коллегами и друзьями, но и работа в архивах. В дни фестиваля мы проводим презентации наших платоновских изданий: томов собрания сочинений, книг «Архива А.П. Платонова» и выпусков «Страны философов». Благодаря поддержке правительства Воронежской области был выпущен второй том «Сочинений» и удалось провести реставрацию почти тысячи листов рукописей Платонова. Вручение мне Платоновской премии считаю наградой всей Платоновской группе.

И еще одна тема, рожденная Платоновским фестивалем,— тема памятника Платонову в Москве, который поставит его родная губерния. Эта тема обсуждалась на заседаниях совета по присуждению Платоновской премии. События последних лет пока эту тему отодвинули, да и концепция московского памятника еще не вызрела. Памятник гениальному писателю требует гениального художественного решения.

— А как вам наш памятник?

— Мне нравится. Мы теперь, приезжая в Воронеж, всегда приходим к шагающему Платонову с цветами. У памятника в дни фестиваля проходят выступления писателей, школьников, выставки детских рисунков по рассказам писателя. В первые годы памятник очень уж блестел, а сейчас посуровел и прижился.

Но вот надпись «Без меня народ неполный» у меня вызывает сомнение. Эти слова впервые прозвучали в рассказе «Старый механик» (1940) из уст старого механика, когда он собирается ночью на работу, беспокоясь за паровоз и своего молодого напарника сироту Кондрата. В рассказе предвосхищена опасность превращения слов «без меня народ неполный» в некую формулу жизни. Не случайно оппонентом высказывания героя выступает в рассказе Платонова старуха, так аттестуя высказывание старика: «Без тебя весь мир пустой!»

Высокий статус этой героини, продолжавшей в художественном мире Платонова традицию епифанских баб, вынесших самый точный вердикт строительству шлюзов, а также сомневающихся «верующих баб» из хроники «Впрок», закреплен во втором заглавии рассказа: «Жена машиниста». То есть Платонов иронически все это обыграл, а на памятнике эта фраза звучит как хвастовство… Но это не главное.

— Находясь в Воронеже, вы чувствуете платоновские места? Остался ли в городе какой-то платоновский флер?

— Я люблю гулять по тем же проспектам и переулкам, по которым ходил Платонов.