4 января в московском театре "Эрмитаж" состоится премьера спектакля "Банан" по пьесе Славомира Мрожека "Вдовы". Постановка Романа Козака осуществлена при поддержке фирм Budimex и "Московский салон".
"Банан" — первая совместная работа недавно образовавшейся супружеской пары, Романа Козака и Аллы Сигаловой, и первая режиссерская работа Козака в России за последние несколько лет (в 1991 году он, самый молодой из московских главрежей, ушел и из возглавляемого им театра имени Станиславского, и из Пятой студии МХАТ). Художник спектакля — Павел Каплевич, что само по себе уже предполагает наличие "звездной тусовки". И действительно: в постановке заняты Елена Шанина, Лариса Кузнецова, Анна Терехова, Алла Сигалова (она же — хореограф спектакля), Александр Балуев, Максим Суханов, Валерий Гаркалин.
История создания "Вдов" драматична. Вот уже несколько лет классик современной драматургии и, как убеждены его соотечественники, — один из трех гениев, подаренных Польшей человечеству (Коперник, Шопен, Мрожек) живет вне всяких связей со внешним миром на своем ранчо в горах Мексики. Последний раз он приезжал на родину, в Краков, в 199О году, чтобы отпраздновать шестидесятилетний юбилей. (В тот же день, 29 июня, приехавшему на Краковский фестиваль со спектаклем "Эмигранты" Роману Козаку исполнилось 33 года). После просмотра полусотни спектаклей по собственным пьесам и участия во всевозможных торжественных мероприятиях, Мрожек написал драму "Юбиляр" и, возвратившись на ранчо, торжественно пообещал не писать больше ничего и никогда. Но, оказавшись год назад на волосок от гибели — у него случился разрыв аорты и жена всю ночь тащила его на себе через горы к ближайшему населенному пункту — он, по собственному признанию, почувствовал, как взгляд его вдруг попал в расщелину между жизнью и смертью. И он написал "Вдов" — пьесу на тему любви и смерти, смерти и игры. О том, что каждый человек создает свой театр, где он может быть статистом, протагонистом — кем угодно — только не режиссером. А настоящий режиссер включится в действие, лишь когда сочтет нужным, но тогда-то уж все расставит по местам.
Видимо, Козак не случайно так увлекся этой странной историей: все, что он ставил до сих пор, поглощено было стихией игры — существующей по законам драматургии новой волны ("Чинзано"), поэзии обэриутов ("Елизавета Бам..."), лермонтовского мистического романтизма ("Маскарад"). И каждый раз режиссер вместе с исполнителями пытался понять — где же граница этой игры и до какой степени актеру дозволено взять на себя роль демиурга. Драматургия Мрожека не дает ответов на вопросы, а лишь предлагает ходы, причем трудно просчитываемые. Как вспоминают очевидцы, апофеозом юбилейных толржеств в Кракове стал парад такс (любимая порода драматурга). И собаки, и люди, собравшиеся на главной площади, ждали появления Мрожека. Наконец, он вышел на балкон, произнес "Ну, так" и удалился. Нечто подобное происходит и в его драматургии: мучительное предвкушение "последнего слова", которое так никогда и не бывает сказано. Когда, по словам Козака, "все чего-то ждешь, а все срывается". Об этом и спектакль.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА